Страница 20 из 22
Воины Акке, с изумлением следившие за ее манипуляциями, придвинулись ближе и Мидас уже не мог ничего толком рассмотреть. Вместо этого он обернулся к мужчине-гавменнескеру, который в это время осматривал трупы погибших соплеменников, постоянно качая головой и поджимая тонкие темные губы. Затем он стал довольно грубо сгружать их тела в черную подлодку, А в это время его спутница успела закончить с ранеными. Она не просто извлекла пули и зашила раны. Она исцелила их в самом прямом смысле — раздробленные свинцом кости вновь срослись, а на месте разрывов на коже образовалась гладкая розоватая плоть.
Для нордманов это было истинным чудом, но Карн, следивший за ее манипуляциями на энергетическом уровне, был поражен не меньше. Даже для него это было магией, ибо женщина-гавменнескер заставляла мертвые клетки превращаться в энергию для восстановления пораженных тканей и образования новых. Он плохо понимал то, что открывалось перед его внутренним взором, но отголоски памяти Левиафана позволяли ему улавливать происходящее хотя бы в самых общих чертах.
Это было программирование материи, дисциплина, которая в его времени еще только поднимала голову, здесь была доведена до совершенства на уровне биохимии. Он не сразу понял это, но женщина-гавменнескер управляла биологией раненых усилием воли, тогда как ее многофункциональный инструмент использовался для решения сугубо прикладных задач.
Закончив с нордманами, пострадавшими в схватке, женщина неожиданно направилась к Акке. Она плавно протянула руку к его левому глазу, который скрывался под небрежно повязанной льняной тряпицей. Капитан отступил от нее и схватился за рукоять кинжала. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем Акке неожиданно расслабился и подпустил к себе целительницу гавменнескеров.
Женщина осторожно отодвинула тряпицу, закрывающую глаз, потерянный в бою много лет назад. Потерянный — так думал Акке. Целительница прищурилась, а потом резким движением схватила капитана за голову обеими руками. Раздалось шипение, Акке заорал. Его воины готовы были броситься на женщину с клинками и секирами, но Карн осадил их коротким окриком. Он не ощущал в ее ауре темноты, только искреннее желание помочь.
Когда она отступила от капитана, он с минуту стоял без всякого движения. Затем поднял голову и впервые за многие годы посмотрел на окружающий мир обоими глазами. Восстановленный левый глаз был такого же синего цвета, как и правый, но было в нем что-то неуловимое, что явно отличало его. Карн подумал, что примерно также отличаются глаза Одина и эта аналогия еще долго не давала ему покоя.
А затем женщина шагнула к нему, Карну, не обратив внимания на благоговейное выражение лица Акке, который, казалось, потерял не только дар речи, но и львиную долю рассудка. Целительница подняла руки к лицу парня, но не коснулась повязки, скрывающей его покалеченные глаза. Некоторое время она внимательно смотрела на него, затем опустила руки.
— Прости, — прошептала она едва слышно. — Я не могу.
— Я знаю, — улыбнулся Карн, заключая ее тонкие пальцы в свои шершавые мозолистые ладони. На миг они стали близки, ближе, чем можно себе представить, и он увидел все, всю историю ее народа. Их невероятный взлет и сокрушительное падение. Вершину технологий, апофеоз Золотого Века, за которым последовала катастрофа, всю глубину которой невозможно описать ни на одном из существующих языков. А затем сущность Левиафана взяла верх и он отдернул руки, теряя связь с ее сознанием и мгновенно забывая все, что только что увидел.
Гавменнескеров не благодарили, потому что любые слова благодарности казались кощунственными на фоне того, что они сделали. Про человека, спасенного с черной подлодки, целительница сухо заметила, что не в состоянии помочь ему, ибо он в полном порядке, просто сильно истощен и придет в себя через некоторое время, главное — периодически поить его и кормить, когда он будет приходить в себя.
При этом люди моря все же одарили нордманов, без лишних слов положив на дно кнорра небольшой деревянный ящик, как позже оказалось — доверху набитый серебряными слитками. На слитках была чеканка, но ни Карн, ни Мидас не могли даже представить, какому монетному двору они принадлежали. Однако парень уже видел это изображение, когда отправился в подземелья Абердина вместе с Бедой-Кернунном. Меч на фоне кубка-чаши.
Мужчина-гавменнескер забрался в черную подлодку, а его спутница — в белую. Они не прощались, просто напоследок посмотрели в сторону кнорра, встретившись взглядом с каждым из воинов. Мидас сделал шаг вперед, он хотел что-то сказать им, но Карн остановил его.
— Нет, — парень покачал головой, точно зная намерение друга. — У них свой путь, и он — не наш.
Люки на рубках подлодок лязгнули в унисон. Прошло несколько минут и оба чудных корабля — черный и белый — синхронно погрузились в пучину Северного моря, а «Ньёрнорд» продолжил свой путь к землям данов.
Они достигли пролива Скагеррак через два дня, высадив в порту Хиртсхальса седовласого мужчину, которого достали из чрева стального чудовища. Он несколько раз приходил в себя за это время и каждый раз Карн, который сидел рядом с ним и днем и ночью, ловил на себе взгляд, в котором читалось отдаленное узнавание.
Они довели мужчину до местного бражного зала, оплатили постой на двое суток вперед и наказали трэллам приносить ему пищу дважды в день, щедро заплатив сверх меры. Спасенный был все еще слаб и даже говорил с трудом, но быстро восстанавливал силы и шел на поправку, так что воины не боялись за него. Что касается тех, кого исцелила женщина-гавменнескер, то к прибытию в Хиртсхальс оба были абсолютно здоровы и выражали полную готовность пить мёд бочками.
Тем же утром «Ньёрнорд» обогнул мыс Скаген и направился через Каттегат к Хельсингёру, чтобы оттуда дойти до Хавна. Весь путь их сопровождал штормовой ветер и временами — колкий ледяной дождь, который вымочил одежду до нитки и напомнил о том, что север не зря зовут суровым. Удивительно, но за все это время никто даже не заикался о гавменнескерах, слишком уж потрясена была команда Акке. Зато потом, прикинул Карн, их рассказы станут основой для новых легенд о людях моря, жестоких и благородных, удивительных и непостижимы.
Переночевав в бражном зале Хавна, Мидас и Карн отправились в порт на поиски корабля, идущего в сторону острова Рюген. Верткий снеккар местного торговца нашелся довольно быстро, вот только в пути их ждал очередной сюрприз — маршрут, который должен был занять не более полудня, оказался гораздо длиннее. Как только они отплыли от Хавна на расстояние полета стрелы, накатил жестокий шторм. Капитан Хаген был умелым моряком, он много лет плавал по неспокойному Морю Балтов, но такой шторм, по его собственным словам, видел впервые.
— Будто сама Ран взбесилась, решив не допустить нас к Рюгену! — прокричал он, пересиливая ревущий ветер.
В итоге, снеккар с поэтичным названием «Бруденвинд» сбился с курса, потерял всякую ориентацию и напоролся на рифы. Его широкий приземистый корпус разлетелся в щепки, люди и товар расплескались в стороны, точно железные бусины из браслета, на котором внезапно лопнул кожаный ремешок.
Мидас потерял сознание, когда ему на голову ухнул обломок мачты, а Карн угадил в ледяную воду, ударился спиной о подводную скалу и отключился от болевого шока. К счастью, обоим в скором времени предстояло очнуться, но совсем не там, где они рассчитывали.
***
Ее поцелуй был сухим и соленым. Она лучилась радостью и это сияние ослепляло. Она говорила, и ее слова то оглушали потоками громовых тирад, то отступали, сливаясь до едва различимого шепота. Она была рядом и везде вокруг, он вдыхал ее до боли в груди, тянул к ней руки, пока не сводило сухожилия.
А потом она склонилась над ним, так близко, что он ощутил нестерпимый жар ее тела. «Вставай», — прошептала она и коснулась его лба своей тонкой рукой. Он вскрикнул от боли, прострелившей череп во всех направлениях. Тело свело судорогой, он распахнул глаза, разламывая веками застывшую песчаную корку. Жар и свет были невыносимы, боль была невыносимой.