Время дракона

Пока говорил Лаче, его старший брат тоже начал соображать. Услышав требование о новых доказательствах, Йон спросил:

– Государь, а что мешает тебе поверить в то, что мы с Лаче братья?

Тут уж князь оказался вынужден говорить начистоту:

– Что мешает мне поверить? То, что вы двое грызётесь меж собой, как голодные псы. Настоящие братья не ведут себя так.

Йон и Лаче молчали.

– Я вижу, что прежде вы были родичами, но теперь порвали нить родства, – добавил Влад. – Да, порвали, хоть и называете друг друга братьями. Порушенное родство – вот что мешало вам договориться. Размер поля тут ни при чём.

– Что же нам делать? – спросил Йон.

– Представить мне весомые доказательства, что вы всё ещё братья, – ответил государь, – или признать, что вы солгали.

– Но… – осторожно начал Йон, понимавший, что сейчас нужно взвешивать каждое слово, – я ведь и вправду на девять лет дольше обрабатывал поле. Это кое-что значит. Многие годы мой брат был сыт не только благодаря труду нашего отца, но и благодаря моему труду. Мой брат забыл об этом. Вот почему я сердился.

– Ты прав, – ответил Лаче. – Я забыл об этом, но и ты забыл, что после твоей женитьбы я работал наравне с тобой. С наших общих трудов кормились твоя жена и твои дети. Это тоже считается.

– Считается, – вздохнул Йон. – Ты прав, Лаче. Половина отцовского поля – твоя. Но я никогда не смогу выкупить эту половину. Здесь ты тоже прав. – Старший брат повернулся к младшему. – Незачем было идти на суд. Мы могли бы продать поле, волов, инструменты, поделить деньги и оба стать батраками.

– Да, это разговор двух братьев, – произнёс Влад, – а раз вы доказали, что обмана с вашей стороны не было, я не стану вас казнить.

Йон и Лаче сначала решили, что ослышались, но затем увидели, что государевы люди направились к своим коням. Братья заулыбались, затем засмеялись и даже обнялись от радости. Не поделив поле, они всё равно были счастливы и довольны.

Государь тоже был доволен. Ведь он не хотел казнить спорщиков, а только припугнул их, чтобы они вспомнили о том, что является истинной ценностью. Даже если бы братья не догадались, как надо себя вести, чтобы спасти свои жизни, Влад отложил бы казнь, потому что совершать казни во время паломничества не подобает. К счастью, братья проявили-таки смекалку, и теперь, чтобы закончить дело, правителю оставалось сказать всего несколько фраз.

– Вы ещё хотите, чтобы я подсказал вам, как делить наследство? – спросил он.

– Нет, мы и сами разберёмся, – дружно помотали головами братья. – Мы уже и сами догадались, что поле нужно продать и поделить деньги.

– Продавать необязательно, – возразил Влад. – Вы можете поступить по-другому.

– А как? – спросил Йон, понимая, что от государева совета лучше не отказываться.

– Перечисляя многие долги в своём семействе, вы забыли один очень важный, – усмехнулся Влад.

– Разве я ещё кому-то должен? – У Йона округлились глаза.

– Или я должен? – насторожился Лаче.

– Нет, – снова усмехнулся Влад, – долг висит не на вас.

– А на ком? – хором спросили братья.

– Как я понял, у тебя, Йон, есть дети, которые очень обязаны твоему брату, – пояснил государь. – Ведь если бы не щедрость младшего брата, ты упустил бы невесту, и эти дети не появились бы на свет. Значит, долг этих детей перед Лаче весьма велик.

– Но это же дети… – пробормотал Лаче. – Я не буду с них требовать.

– Нет, всё правильно! – воскликнул Йон. – Они тебе должны. И я знаю, что делать. Я отдам своего старшего сына помощником к корчмарю в нашей деревне. Корчмарь мне сам предлагал. Сказал, что заплатит хорошую цену. А ещё корчмарь сказал, что среди деревенской ребятни мой сын – самый толковый. «Он ничего не разобьет и не стащит. Не то что другие», – вот как было сказано. Я думаю, предложение корчмаря всё ещё в силе. А если нет, я отвезу сына в город и там пристрою работать. Деньги будут. На этот раз тебе не придётся долго ждать, брат. А через два года, когда второй сын подрастёт, я отдам в работники и его. Так я выкуплю половину поля.

– А я на следующей неделе пойду на заработки, – сказал Лаче. – Осенью батраки всегда нужны…

– А чтобы ты не сомневался, я напишу тебе расписку, – перебил его Йон.

– Да не надо! – махнул рукой Лаче. – Я верю тебя на слово. Зачем ещё деньги тратить на писца? Ведь ни ты, ни я всё равно не разумеем грамоту. Кто знает, что этот плут там накарябает. Нет, к писцу у меня доверья нет.

– Нет, расписка нужна! – настаивал Йон.

– Не нужна, – опять махнул рукой Лаче.

– Нужна.

– Не нужна!

Влад снова сделался немым свидетелем братских споров. Подождав с минуту, правитель произнёс достаточно громко, чтобы его услышали:

– Вы похожи не только наружно, но и в своём стремлении вечно противоречить друг другу. Хватит!

Оба брата опять застыли. Старший – с открытым ртом, а младший – с поднятой рукой.

– Если все разногласия касаются только расписки, – продолжал государь, снова сделавшись спокойным, – то я одолжу вам своего письмоводителя. Он сделает работу бесплатно. Так мы прекратим все споры и поставим наконец точку в этом деле. – Влад обернулся. – Эй, кто там из канцелярии в этот раз…

В государевой свите среди прочих слуг неизменно присутствовал письмоводитель, то есть секретарь, который, не дожидаясь особого приказа, слез с коня, достал из перемётных сумок широкую деревянную доску с приколотым к ней листом пергамента, походную чернильницу и связку заранее отточенных перьев. Подойдя к Йону и Лаче, письмоводитель опустился на одно колено и приготовился составлять документ под их диктовку. Минут через пять расписка с указанием сумм и сроков выплат была составлена.

– Подписи как ставить решили? – спросил письмоводитель. – Через рукоприкладство?

Вместо ответа Йон прижал указательный и средний пальцы правой руки к руке письмоводителя и продолжал держать так всё время, пока грамотей выводил под текстом на пергаменте «Iон Кокор». Затем таким же способом подписался Лаче – подтверждая, что присутствовал при составлении документа и доволен всеми условиями, оговоренными там – а ещё через минуту оба брата кланялись и славословили правителя:

– Благодарим, государь. Рассудил. Надоумил. Дай тебе Бог доброго здоровья и долгих лет жизни.

– Могли бы и сами решить это дело, если б раньше вспомнили о том, что вы – братья, – ответил Влад.

– Не-ет. – Йон и Лаче дружно помотали головами. – Сами бы мы так хорошо не решили. Где ж нам взять столько мудрости! Благодарим, государь. Не зря мы сюда пришли.

Толпа расступилась, чтобы князь и его свита могли уехать.

Покидая деревню, Влад оглянулся. Толпа стояла с непокрытыми головами и кланялась, потому что думала, что государь смотрит на неё. Однако государь смотрел не на неё, а на своего дракона, который почему-то замешкался возле кольев, а теперь припустился вслед за хозяином. В несколько прыжков нагнав хозяйского коня, чешуйчатый зверь занял положенное место слева, но выглядел странно – его настроение совсем не соответствовало настроению Влада. Тварь выглядела раздосадованной.

Когда Влад был ещё мальчишкой, то из всех отцовых рассказов особенно любил два. Первый рассказ – про поездку в Нюрнберг. А содержание второго рассказа так просто не определишь. Туда вплеталось много чего – в том числе рассуждения о судьбе братьев. Эти рассуждения касались не крестьянских сыновей, а сыновей правителя, но ведь княжеские дети могут точно так же ссориться из-за наследства, как простолюдины. Государство, пусть даже обширное, чем-то подобно маленькому полю – и то, и другое трудно поделить.

Когда отец принимался рассуждать об этом, его рассказ становился наставлением, и Влад хорошо запомнил наставления, потому что во всём стремился следовать родительскому примеру. Правда, стремление подражать привело к тому, что сын перенимал не только хорошее, но и дурное, однако хорошего он перенял всё-таки больше. «Конечно, – говорил себе Влад, – отец не отличался праведностью в том смысле, как это понимают церковники, потому и позволял себе чеканить монеты с дьяволами. Но человеком он всегда оставался хорошим. И сыновей своих стремился научить только хорошему».