Страница 9 из 31
– Девочка, – говорил мастер Сагарис своим мягким, рокочущим басом, – скоро ты познаешь мужчину. И поверь мне, старику, это будет не самое худшее в твоей жизни. Скорее, наоборот. Для вас, воительниц, смыслом существования является вечная битва. В сражениях вы доказываете всем, и себе в первую очередь, что женщина стоит выше мужчины. В какой-то мере это так. Ведь она дает жизнь человеку. Но с другой стороны, что такое женщина без мужчины? Дети от ветра не рождаются. Не будет мужчин, исчезнет род людской.
– Твои слова кощунственны! – гневалась Сагарис. – Мужчины – низшие существа!
– Это тебе сказала Тавас? – Ваху иронично улыбнулся. – Большей стервы трудно найти в нашем поселении. Ты никогда не задавалась вопросом, почему она бездетна?
– Нет! – отрезала Сагарис.
– А зря… – Ваху словно не замечал, что девушка гневается. – В юности Тавас убила своего первого мужчину, который хотел к ней прикоснуться. Уж не знаю, по какой причине. С той поры никто из нас не желает иметь с ней дело. Даже под страхом смертной казни. Томирис однажды хотела принудить одного из мужчин обратить внимание на Тавас. Но он готов был убить сам себя, только бы не оказаться в объятиях этой Гидры в человеческом обличье. Поэтому Тавас и бесится, сходит с ума от того, что ее подруги-одногодки имеют детей, а она пуста, как детская погремушка из высушенного бараньего желудка, наполненного горохом…
Слова Ваху засели в душе Сагарис, как заноза в пятке. Тавас и впрямь была бешеной. А уж ее ненависть к мужчинам превышала все разумные пределы. При виде воительницы молодые мужчины старались спрятаться где-нибудь или просто убежать с ее пути. Она могла безо всякой причины огреть любого, даже самого уважаемого мужчину в преклонных годах, своей боевой нагайкой-треххвосткой, которую никогда не выпускала из рук. А такой нагайкой можно было запросто покалечить человека. Тавас опасалась трогать только Ваху, потому как знала, что обидеть его – значит, попасть в немилость к Томирис.
Закончив хлопоты с панцирем, Сагарис после некоторого размышления принялась за львиную шкуру. Мысль использовать ее в качестве боевого плаща пришла к ней несколько дней назад. Практически все воительницы носили меховые накидки, прикрывающие доспехи. Ведь в железных панцирях в зимнее время холодно, а летом жарко. К тому же густой мех и звериная шкура служили дополнительным защитным облачением. Стрелы теряли пробивную силу, впиваясь своими острыми жалами в сыромятную шкуру, упрочненную травяными настоями, предохранявшими ее от гниения.
Первым делом Сагарис пропитала шкуру изнутри барсучьим жиром – для мягкости. Она давно отскоблила мездру костяным ножом, поэтому пропитка удалась на славу. А затем занялась главным – начала мастерить из головы зверя шлем с таким расчетом, чтобы ее лицо выглядывало из львиной пасти. Чтобы упрочить его, она сшила толстую матерчатую подкладку и теперь усиленно орудовала проколкой, пришивая ее изнутри.
Неожиданно Бора заворчал, а затем вскочил и с угрожающим видом направился ко входу в пещеру. Сагарис насторожилась. К воительницам пес относился снисходительно, хотя и был всегда настороже. Но теперь его оскаленная пасть и хищно заблестевшие глаза предупредили Сагарис, что наружи находится чужак. Кто бы это мог быть?
Схватить лук и наложить стрелу на тетиву было делом нескольких мгновений. Острое жало наконечника уставилось в сторону входа, и если там находится враг, то ему несдобровать.
Полог медленно отодвинулся, и в образовавшейся щели показалось лицо… Амы! Сагарис едва не выстрелила, да вовремя спохватилась и придержала руку. Ама! Что ему нужно? И как он решился войти в ее жилище без приглашения?!
– Как посмел?!
Сагарис вскочила и схватила свой топор. Непонятная ярость ударила ей в голову, и она готова была немедленно изрубить наглеца на мелкие кусочки.
– Прости, госпожа…
Не обращая внимания на пса, который готов был в любой момент наброситься на незваного гостя, Ама упал на колени и с мольбой протянул к Сагарис свои сильные, мускулистые руки.
– Прости и выслушай…
Пылающий взгляд Амы, казалось, пробил грудную клетку девушки и вонзился в сердце. Она даже тихо охнула от дикого изумления. Могучий сын самой Томирис стоит перед нею на коленях! Ама, который вообще не признавал ничью власть над собой, – даже Тавас подходила к нему с опаской, потому что сын царицы мог сокрушить ее своими железными руками и без оружия – вел себя как самый последний раб!
Немного помедлив, Сагарис коротко ответила, тая сильное волнение:
– Говори.
– Скоро праздник богини Язаты…
– Знаю!
– И я должен…
– Это тоже мне известно!
– Но я не хочу!
– Почему?
– Потому что только ты в моем сердце! Можешь прямо сейчас меня убить, но другие девушки мне не нужны!
Сагарис опешила. Уж чего-чего, а этого она никак не ожидала. Конечно, юная воительница не раз замечала на себе взгляды Амы, которые волновали ее до глубины души. Да и она несколько раз ответила ему не менее выразительным взглядом – помимо своей воли. Но мысль о том, что вскоре ему предстоит заключить в свои объятия Пасу, омрачала ее чело и погружала в уныние. Ах, ну почему, почему она не родилась раньше своей подруги?!
– Ты предназначен другой… – глухо ответила Сагарис, пряча взгляд.
– Нет! Я испрашивал у Фарны свою судьбу. И она предсказала мне, что… В общем, неважно. Она говорила многое. Но в предсказании колдуньи была и ты! Именно ты, и никто другой! Фарна описала тебя во всех подробностях. Притом она не бросала гадальные кости, как обычно, а впала в настоящее безумие. У нее изо рта даже пена пошла! Я очень испугался… – признался Ама.
– Ну и что с того? Ты неволен решать, с кем тебе быть. Как решит Язата, так и будет. А уж Язата посильней Фарны с ее предсказаниями.
– Никогда! Я лучше умру!
Взгляд Амы пылал, словно его поразило безумие. Однажды Сагарис довелось видеть обезумевшего мужчину, который бросался на всех, как бешеный пес. Тавас убила его недрогнувшей рукой. Ама трясся, как в лихорадке, да так, что даже Бора отошел от него, недовольно рыча. Похоже, сильное волнение юноши передалось и ему.
Сагарис не нашлась что ответить Аме. Топор выпал из ее ослабевших рук, она уселась на свое ложе и опустила голову, стараясь не глядеть на юношу. О боги! Как в этот момент девушке захотелось, чтобы в Священной долине именно ей выпало счастье обнять Аму! Доселе неизведанное чувство сразило ее наповал. Она уже мало соображала, что происходит.
Ама встал и нерешительно подошел к ложу девушки. Бора зарычал, но у Сагарис все-таки хватило сил резко сказать ему: «Фу!» Обиженный пес убрался подальше и лег у стены пещеры, не спуская настороженных глаз с ложа хозяйки. А там творилось то, чего ему никогда прежде видеть не доводилось…
Глава 4. Легат Мёзии
Недавно построенная римлянами крепость Харакс на южном берегу Таврики поражала мощью своих стен. Высокий мыс сам по себе служил великолепным укреплением, а хорошо обученные наемные солдаты, завербованные в молодости и обязавшиеся служить не менее двадцати лет, могли сокрушить любого противника, который дерзнул бы пойти на приступ твердыни.
Прежде на этом месте находилось укрепление местных обитателей – тавров. Заняв его, римляне оборудовали две оборонительные стены, защищавшие холм с суши. А со стороны моря большая крутизна делала его совершенно недоступным.
Первая стена, сооруженная таврами на северном склоне холма, представляла собой циклопическую кладку из колоссальных камней и глыб. Как тавры умудрились доставить их на мыс, было загадкой. Римлянам оставалось лишь закрыть бреши в стене. Кроме того, они сделали с внутренней и наружной стороны стены панцири, сложенные из довольно больших камней, пространство между которыми заполнял бут. Толщина таврской стены была не менее шести локтей, а высота – около девяти. В стене находились ворота шириною шесть локтей.
Выше по склону холма проходила вторая оборонительная стена – чисто римская. Она также имела два панциря, пространство между которыми было заполнено бутом и по ширине не уступала таврской.