Тришка на Севере

Нет-нет, он же рыбак, тут наверняка совсем другое слово замешано. Конечно, он перепутал с рыбой! Есть такая рыба – треска. Что ж, видимо, судьба у меня такая – испробовать все созвучные клички на собственной шкуре. Хорошо хоть с хеком не перепутал или с какой-нибудь барабулькой.

– Ну какой же он тебе Трескон, Саня? – рассмеялся Максимыч. – Трисон его зовут. – И повторил с выражением: – Три-сон!

– Прости, запамятовал, – виновато произнёс Макаров, даже не взглянув в мою сторону.

Это ж надо так! Обозвал меня какой-то селёдкой пряного посола, а прощения просит у Андрея Максимовича. Хоть бы пирожочком вину загладил, что ли! Нет, икры – пожалуйста, а остальное – не для Трескона. Но вы же знаете, я не из обидчивых. Понимаю ведь, что всё это сказано не нарочно и без умысла. Да и шучу я, размышляя о треске и о пирогах.

– Эх, Саня-Саня, время-то как быстро пролетело, – произнёс мой подопечный. – Я смотрю, ты насовсем тут обосновался? Домой не тянет?

– Да как тебе сказать, – поцокал языком Макаров. – Мы сначала с Олей думали перебраться на материк и даже едва не уехали, уже и вещи собрали… Но потом передумали. Привыкли мы здесь, Андрей, никуда не хочется уезжать.

– У тебя как в той песне: «Если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда». Кто там пел? По-моему, этот, как его… Бюль-Бюль Оглы!

Александр Борисович громко рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Ну ты даёшь, Андрюха! Сам ты Бюль-Бюль Оглы! Бюль-Бюль из солнечного Баку, зачем ему Север?

– Забыл, как его… Напомни!

– Кола́ Бельды́! – поправил Макаров.

– Да, точно! – согласился Андрей Максимович и рассмеялся. – Его любимые темы – Север и олени. Он, наверное, из этих краёв?

– Нет, – замотал головой Александр Борисович, – я как-то передачу смотрел по телевизору о нём. Николаем его звали, родился на Амуре, нана́ец по национальности. Хорошо пел, мне все его песни нравятся.

– Да, в СССР он гремел. Ты знаешь, Александр, – Андрей Максимович неожиданно сменил тему, – а я вот перед отъездом к тебе увлёкся вашим писателем. В смысле, чукотским – Юрием Рытхэу. Аннушка мне вечерами читала его книги. Скажу тебе, они очень интересные. Вот так не собрался бы к тебе, может, и не прочитали бы ничего из его творчества…

– А что хоть читали? – полюбопытствовал Александр Борисович.

– Повести, романы, рассказы всякие. «Конец вечной мерзлоты», «Последний шаман», «Под созвездием печали».

– Он писал очень хорошие книги, – согласился Макаров. – Добрые, человечные.

– Андрюша, ты, если захочешь спать, не стесняйся, – заметив частые позёвывания гостя, сказала Ольга Владимировна. – Разница во времени большая, шутка ли – девять часов. Здесь нужно привыкнуть.

– А раньше разница была и вовсе в десять часов, – добавил Александр Борисович. – Вот у нас какая страна, всё время диву даюсь!

– Но тем не менее в гости вот ездим друг к другу, – пошутил Андрей Максимович.

– Только редко, – тяжело вздохнул Александр Борисович. – Увы, очень редко.

– Оля права. Чувствую, нужно немного поспать. Ольга, ты мне не давай долго разлёживаться, чтобы я не перепутал день с ночью, нужно же на ваше время переходить. А то так и будем дневалить: вы – по-чукотски, я – по-московски.

– И хорошо, круглосуточное дежурство, – пошутил Макаров.

– И собачка пусть тоже поспит! – сказала Ольга Владимировна. – Ей тоже нужно акклиматизироваться.

– Да ну что ты, Оля! – махнул рукой Андрей Максимович. – Ему-то зачем? У него как свободная минута выпадает, так он дремлет.

Нет, вы посмотрите на него! Заботливый какой! Дремлю… Ещё скажи, что я лентяй неисправимый. Хотя чего я возмущаюсь? Максимыч прав: я и впрямь стараюсь в свободное от работы время вздремнуть. И не раз уже объяснял, почему так поступаю: работа у меня сложная, я должен быть наготове в любой момент. Иногда бывает так: лежишь, балдеешь и вдруг: «Подъём!» – и полдня трудишься без отдыха, а с Максимом (сыном Андрея Максимовича) иногда ещё и ночь прихватываешь. Вы же, наверное, не забыли, как он меня в поисково-розыскную собаку превратил. Иными словами, тут не до графиков и режимов. А потому появилась свободная минута – падай и набирайся сил. И ничего плохого я в этом не вижу.

Глава 3

Ещё когда Александр Борисович накладывал мне в миску красной икры, я заподозрил, что тут обитает кто-то из семейства кошачьих. И, вы знаете, я не ошибся.

Знакомьтесь: кошка Чита. Не перепутайте имя с восточносибирским городом – ударение на первом слоге. Забегая вперёд, говорю: Чита на удивление добропорядочная и достойная, так что подружились мы с ней с первой минуты.

Оказывается, пока я лакомился икрой и корюшкой, хозяйская кошка гуляла на улице. Войдя в квартиру, она доброжелательно взглянула на меня и вежливо кивнула. Вы же знаете, с каким надменным видом коты-хозяева обычно встречают незнакомых гостей, да ещё собак? Тут же всё было очень тактично, любезно и приветливо.

И Ольга Владимировна отреагировала на её приход совершенно спокойно. То ли Максимыч предупредил, то ли она сама знает, что поводырей нарочно обучают невероятной терпимости к котам.

– Иди, Читушка, – пригласила её на кухню Ольга Владимировна, – познакомься с нашим гостем. Это лабрадор-поводырь, мирная собака, не бойся, он тебя не обидит.

Чита подошла ко мне вплотную, мы с ней слегка обнюхались (это, если по-человечески, поцеловались) и поприветствовали друг друга на одном только нам известном языке.

– Чита, – представилась кошка.

– Трисон, – ответил я.

– Ой, – промурчала Чита, – да я о тебе тут слушаю уже два месяца. – Она села напротив меня, сложив вместе лапы. – Только о тебе все разговоры, с тех пор как стало известно, что вы с хозяином приезжаете к нам.

– С подопечным, – поправил я.

– С кем? – удивилась Чита. – Это ещё кто такой?

– Мой Максимыч, – уточнил я. – Просто у нас, поводырей, не принято называть человека, с которым работаешь, хозяином. Он подопечный, поскольку я за ним слежу и помогаю ему комфортно передвигаться. Слово «хозяин» в такой ситуации звучит как-то не совсем правильно, можно даже сказать нелепо.

– Ясно, – замурлыкала Чита и сменила тему: – Как тебе наша Чукотка? Холодно?

– Ну, в общем-то, не просто свежо, – уклончиво ответил я. – Хотя и у нас в Москве тоже бывают такие морозы.

– Морозы – это ещё полбеды. Тут иногда такая пурга закрутит, что по три дня из дома не выйти. Даже оконные рамы на первом этаже заметает. Нам повезло жить на третьем, но ни в коем случае нельзя забывать затворять окна. У нас тут один сосед ушёл на работу и забыл форточку закрыть, а тут как назло пурга началась. Вернулся с дежурства через сутки, ругал себя на чём свет стоит. Целый день пятеро солдат помогали ему откапывать квартиру.

– Солдаты МЧС? – вспомнил я свою подругу, спасательницу Фукусиму.

– Нет, – фыркнула Чита. – Он служит в авиации командиром роты, вот и пригласил своих бойцов. Так ругался, проклинал дежурство, но разве оно виновато в том, что память дырявая? Здесь первый закон: уходя из дома, закрой все окна и форточки, иначе будешь рыть прямо в квартире снежные окопы.

И тут я заметил, что у Читы очень короткий хвост.

– А это… как случилось? – полюбопытствовал я. – Отморозила, что ли?

– Мороз тут ни при чём, твои соплеменники постарались, – грустно ответила она. – Здесь много бродячих собак, а деревьев нет. Не успела убежать, вот и отхватили. Болела долго, да что вспоминать, давно это случилось, я ещё маленькой была.

– Бедная ты. Ну, а как сейчас? Не обижают?

– Нет, своих не трогают, – тихо мяукнула Чита. – Я одному кобелю глаз царапнула, так больше никто не нападает. Живём в своём дворе дружно, а по чужим я не хожу, здесь все – и коты, и собаки, и люди – друг друга знают. Если начинается пурга, а хозяев дома нет, тебя соседи к себе пускают. Люди тут суровые, но дружные. Север всё-таки, здесь в одиночку не выживешь.

– Слушай, Чита, а ты медведя белого видела? – вдруг спросил я.