Черный Ключ

Когда мы подходим к стене, Гарнет смотрит на меня. — Ты можешь нас провести? — спрашивает он.

— Конечно, может, — говорит Эш, и я улыбаюсь.

Я присоединяюсь к Земле и приветствую плотное, могучее чувство укорененности в чем-то глубоком и древнем. Я чувствую камни этих стен, приветствую их, как старых друзей, и когда они начинают разрушаться, я наполняюсь блаженной силой. Эта не такая толстая, как стена, окружавшая Жемчужину. Я делаю только узкую трещину, достаточно широкую, чтобы мы могли пролезть.

Сцена, которая разворачивается на наших глазах это сплошная разруха. Может, потому, что в Смоге было больше взрывчатки. Заводы сравняли с землей. Есть тела на улицах и постоянные вспышки боевых действий.

Я радуюсь, когда мы добираемся до стены Фермы. Сначала этот округ кажется нетронутым насилием. Пока мы не наткнулись на первый сгоревший фермерский дом, поля вокруг него потемнели и почернели. Чтобы пересечь Ферму, требуется несколько дней.

Добираемся до стены к Болоту поздно ночью. Ноги болят, спина болит, но когда я рисую на Земле, силы возвращаются. Стена черная на фоне ночного неба, но мне не нужно ее видеть, чтобы разбить. Слишком темно, чтобы идти дальше в Болото, поэтому мы устраиваем лагерь в тени стены.

Я просыпаюсь на рассвете. Воздух прохладный, капли росы образуются на моих волосах, как кристаллы. Я смотрю на перламутровую полоску серого вдали, которая становится светлее. Затем появляется оранжевая полоса, подчеркнутая розовыми и золотыми полосами. Медленно, симфония цвета играет в небе, природа приветствует начало нового дня.

Я всегда любила рассветы. В них есть что-то обнадеживающее.

После быстрого завтрака мы снова отправились в путь. Рейвен и я соглашаемся навестить наши семьи на обратном пути…боюсь, если я увижу свою мать сейчас, я никогда ее не оставлю.

Поначалу Болото кажется пустынным. Но потом я понимаю, что большинство рабочих, должно быть, были в других округах. Мы видим и пожилых, и детей с молодыми матерями, или детей без матерей вообще. Великая стена маячит вдали, но, кажется, никогда не приближается.

До тех пор, пока вдруг глинобитные дома не заканчиваются, и мы стоим на краю огромного пространства сухой, потрескавшейся земли. Стена поднимается перед нами. Она больше, чем я себе представляла, больше, чем любая другая стена в этом городе, и я знаю, что никогда не смогу снести ее самостоятельно.

Она становится более массивной, чем ближе мы к ней. Ветер резко дует по пустой равнине, взбивая вокруг нас грязь и пылинки. Мы ходим и ходим, и стена вырисовывается все выше и выше. К тому времени, как мы добираемся до нее, у меня болит шея, когда я смотрю наверх.

Я поворачиваюсь к своим компаньонам. — Я не могу ее сломать.

Глаза Гарнета широко раскрыты.

Эш выглядит слегка ошеломленным. — Она такая…

— Большая, — заканчивает Рейвен. Большая — это не то слово. Камни серые и темно-коричневые. Некоторые покрыты лишайниками или мхом. Она протягивает руку и проводит по шероховатой поверхности, затем изумленно вздыхает.

— Следуйте за мной, — говорит она, пускаясь в бег. Гарнет бросается догонять ее, а Эш и я прикрываем тыл.

Что бы Рейвен ни искала, она не находит его в течении получаса. — Вот! — торжествующе кричит она, указывая на всю ту же стену.

Но потом я вижу контраст, тени, место, где ступени были вырезаны на каменистой поверхности.

Вверх, вверх, вверх, вверх, на головокружительную высоту, от которой кружится голова. Но я должна посмотреть.

Сначала ступени широкие и гладкие, но чем выше мы поднимаемся, тем уже они становятся. К тому времени, как мы на полпути вверх, мои ноги в агонии и болезненно ноет шов в боку. Расстояние до земли подо мной ужасно, хуже, чем в канализации, когда нам пришлось подниматься по ржавой лестнице, чтобы попасть в Банк, хуже, чем на вершине золотого шпиля в аукционном доме, где мы с Сиенной зажгли огонь. Три четверти пути вверх и все, что внизу, превратилось в миниатюрные домики, крохотные деревца. Я вижу прямо через Болото, к стене Фермы.

— Как долго… ты думаешь… это строили? — задыхается Эш.

— Двадцать пять лет, — говорит Гарнет.

Рейвен удивленно смотрит на него.

— Что? — говорит он. — Ты думаешь, я мог прожить с матерью всю жизнь и не знать об этом? Она любит… — он останавливается и прокашливается. — Она любила говорить, как наша семья ‘построила’ ее. Финансировала ее, да, но будь я проклят, если хоть один член дома Озера прикоснулся к кирпичу или камню.

— Теперь да, — указывает Рейвен.

Гарнет смотрит на свои руки так, словно никогда их не видел. — Да, — говорит он. — Наверное, ты права. — Затем он пожимает плечами. — Ну, дома Озера больше нет. Так что я никто, на самом деле.

— Никогда больше не говори мне этого, — отрезает Рейвен. — После всего, от чего ты отказался. После всего, что ты сделал.

— Мы можем продолжать двигаться, пожалуйста? — говорит Эш. Он стоит, прижавшись спиной к камню, его кожа приобретает сероватый оттенок.

— Тебе не обязательно было приходить, — говорю я, когда мы идем вперед. Каждый шаг обжигает мышцы ног.

— Да, это так, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Я хочу посмотреть, что там, так же, как и ты.

— Я не знала, что ты так боишься высоты.

Он издает хриплый смех. — Я тоже этого не знал. Дело не только в высоте. Я чувствую… не знаю, как будто мы идем прямо в небо.

Когда мы достигаем вершины, мы действительно чувствуем, как будто мы вышли в какой-то другой мир. Вершина стены вероятно двадцать футов в ширину, с потрескавшемся камнем. Ветер здесь неимоверный, но что-то в нем колет меня, как маленькие пальчики, щиплет и покусывая, словно пытаясь понять, кто я такая. Я иду на другую сторону, дрожа от трепета.

В поле зрения появляется кромка стены, и вот он. Океан. Именно так, как мы видели на утесе. Я слышу вздох, и Рейвен хватает меня за руку.

Он серый, синий и бесконечный. Белоснежные волны обрушиваются на длинную полосу пляжа в сотнях футов ниже. Стена тянется во всех направлениях, и на мгновение я могу легко поверить, что нет ничего другого, кроме этого острова — единственного в мире посреди воды.

Потом я вижу корабли.

Их корпуса гниют, мачты расколоты, паруса съедены ветром, водой и временем. Но они существуют. Может быть, дюжина из них, собравшихся в бухте у стены. Возможно, королевская семья хранила их по сентиментальным причинам. Или они просто были забыты, потеряны во времени. Единственное, что имеет значение, это то, что они здесь. Что означает, что королевская власть пришла из другой страны, как сказано в книге Сил.

— Я видел такие корабли только на картинках, — говорит с трепетом Гарнет. Эш рухнул на землю, жадными глазами уставившись в океан, как будто не может насмотреться на него. Я сижу рядом с ним.

— Никогда не думал, что увижу его, — говорит он.

— Я тоже.

— Но ты же его видела.

— Только не так.

— Это невероятно, — говорит Рейвен, обнимая Гарнета за талию и целуя в висок. — это невероятно.

Соленый привкус наполняет мой нос, острый и сладкий одновременно. Грохот волн смешивается с воем ветра, и в нем я слышу что-то еще, что-то, что может петь, на странном языке, которого я не понимаю. Это заставляет мое сердце наполниться счастьем и грустью одновременно.

Мы забираем этот остров обратно, думаю я, пытаясь послать мысль призракам Паладинов. Ради вас. Ради нас.

До меня доносится пение, которое тут же исчезает с ветром — умирающие эхо расы, которая была практически уничтожена.

Но все-таки выжила.

Мы сидим на Великой стене и смотрим, как солнце опускается к горизонту. Я чувствую тепло рук Эша. Я чувствую себя здесь полной. Восстание, королевская власть, сам город-все кажется таким далеким. Есть только насыщенная синева неба, легкий порыв ветра и тусклый рев океана. Я смотрю на своих друзей и думаю о том, кем мы все когда-то были, и как далеко мы продвинулись.

Я снова Вайолет Ластинг.

Я дома.