Страница 4 из 10
– Может,. все-таки попробуем… пожалуйста, – еле слышно произнес он, завороженный таким почти необъяснимым волшебством.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда маленькая Джойс ворвалась в комнату полуголая и вся в слезах, ее мать от неожиданности испугалась. Это было десять лет тому назад, но воспоминания всплыли в сознании девушки так четко и ярко, как будто все было вчера.
– Что?! Что случилось, Джойс? – с большим трудом мать пыталась не паниковать от только что увиденного. – Кто тебя так?!
– Один молодой человек, мама.
– Что?! Какой молодой человек?! Не… не слишком ли ты мала для подобных историй?!
Озадаченная девочка стыдливо опустила голову и ничего не ответила. Раньше ей никогда не приходило в голову, что она делает что-то непристойное. Ей просто было нужно иметь кого-то, кто постоянно окружал бы ее заботой! Тот, кто бы ее забавлял, с кем она могла бы беспечно смеяться. К сожалению, ее родители не смогли ей дать ни любви, ни тепла.
– Ну не расскажешь ли ты, что случилось? – Абигейль Хейс выглядела достаточно уверенной в себе, и она делала все возможное, чтобы не выдать овладевшие ею беспокойство и напряженность. Ее голос только на минуту стал хриплым, а затем к нему постепенно вернулась необходимая мягкая тональности. Личико девочки засветилось: давно она не слышала таких деликатных слов от своей матери.
– Я и Рони нашли домик Белоснежки и семерых гномов, но, к сожалению, в нем никого не было.
– Конечно, никого там не было и не будет! Как вообще ты можешь верить в подобные выдумки?! Все сказки – это забава для малышей, а ты уже не маленькая! Надо уметь отличать, что настоящее, что – нет! И кто этот Рони?! Он твой друг, а я ничего о нем не знаю?!
– А я давно хотела тебе рассказать, мама, но ты постоянно отвечала, что ты очень-очень занята и у тебя нет времени.
Нежно-зеленые глаза девочки уставились на мать с удивлением. Сейчас Джойс жаждала узнать, почему не надо верить в сказки. Разве не правда, что они всегда отражают действительность?! Но с горечью столкнувшись с твердым, непоколебимым мнением Абигейль Хейс, она вдруг поняла, что не надо спрашивать ни о чем. Растерянность и смущение сжимали ее как будто железным обручем. Поэтому ни о чем больше, она не осмелилась спросить.
– О чем ты так задумалась, девочка моя? Что же с тобой случилось?
Губы маленькой Джойс дрогнули. Все ж, она решилась на объяснения, не была в состоянии превозмочь эту давящую растерянность:
– Когда я увидела, что в домике никого нет, я спросила у Рони, где Белоснежка. А он мне ответил, что она попросила ее подождать. Она ушла за грибами и ягодами и поэтому могла задержаться. Я так хотела ее увидеть и согласилась остаться.
– Глупая девочка! Как вообще ты осмелилась остаться?!
– Но я так сильно хотела встретиться с Белоснежкой и с ее друзьями-гномами!
– Я не могу в это поверить! Тебе уже одиннадцать! – Абигейль Хейс еле смогла сдержать свой гнев и не ударить дочь.
– Сказки отражают действительность. – Девочка ни за что не желала сдаваться. – Так наша классная руководительница говорит!
– Сказки отражают действительность – некоторые больше, некоторые меньше, но они далеко не сама действительность! – И неожиданно для себя мать успела овладеть собой и прижала к сердцу свою разочарованную дочку:
– И что сделал после этого Рони?
– Я села на скамейку и начала ждать. Тогда Рони приблизился ко мне и обнял меня. Не знаю, почему, но я почувствовала себя очень усталой. Опустилась в его объятия и почти уснула. А затем ощутила, как одна его рука полезла под мою блузку, а другая пыталась залезть под юбку.
– Что? – остолбенела госпожа Хейс. – А ты не испугалась?
– Я подумала, что вижу очень бессмысленные сны, и снова впала в забытье. Меня разбудила ужасная боль! Прошу тебя, мама, не заставляй все говорить тебе! Я очень хочу спать, а ты настаиваешь, чтобы я рассказывала тебе такие неприятные вещи! – И изнуренная девочка не выдержала и заплакала.
Ужасное несчастье, которое с ней случилось, было ее личной проблемой, и она не желала ни с кем обсуждать произошедшее. Ей казалось, что это отвратительное событие уже целиком охватило ее существо, поэтому она и отказывала разъяснять его – неистово боялась столкнуться с ним снова и снова.
Однако мать настаивала на своем: она ни за что не хотела остановиться, утихомириться, а бестактно засыпала вопросами своего злосчастного ребенка. Ее взгляд стремился подчинить, проникнуть как можно глубже в сознание дочери, а незрелая Джойс не знала, как перебороть эти гипнотизирующие стальные глаза.
–Мама, я тебя уже объяснила: то, что случилось со мной, это мое дело! Оставь меня в покое!
– Как я могу не интересоваться твоими проблемами?! Я мать, а мать всегда отвечает за своего ребенка!
– Но… – Джойс хотела произнести, то, что считала нужным: «У меня есть серьезные проблемы, и ты настаиваешь, что должна быть рядом. Почему же ты была занята все эти годы, пока я росла?!» Но вдруг она осознала, что нельзя говорить такие слова матери. Маму всегда надо уважать, какой бы она ни была.
– Джойс, я хочу тебя только добра. – Абигейль Хейс перервала ее мысли: – Я не смогу тебе помочь, если ты до конца не расскажешь, что случилось!
– А я и не хочу, чтобы ты мне помогала! Я сама разберусь !
– Несчастье, которое с тобой случилось, непосильное для психики ребенка! Пожалуйста, будь хорошей девочкой.
Джойс овладели противоречивые чувства: с одной стороны, она желала побыть одной, погрузиться в свои проблемы, она ненавидела, когда кто-то так живо интересовался ее делами. Но с другой стороны, она уже давала себе отчет, что превозмочь то отвратительное, что с ней случилось, было невозможно без помощи взрослого.
– Рони су-сунул один палец с-снизу и ос-оставил меня почти без одежды! – чуть слышно произнесли нежные губы девочки.
– Почти без одежды? – Госпожа Хейс прочувствовала весь ужас случившегося каждой клеточкой своего тела. – Но… но… что я могла сделать?! – Джойс ощутила безнадежности ситуации и по ее красивому лицу потекли слезы, и, давясь ими, она снова упорно пыталась объяснить: – Я так на-надеялась с тобой поговорить о нем, а ты была все занята и занята!
– Ладно, ладно. – Абигейль Хейс поблекла, потеряла свою стойкость и выносливость, сейчас она выглядела полностью сломленной, разбитой. Она чувствовала себя виноватой в произошедшем. И, испытывая невероятный, заполнивший все ее существо стыд, она еле нашла силы, чтобы спросить: – И что случилось дальше, милая?
–Я… я ощутила, что не могу пошевельнуться. Я видела, что он снимает свою майку. У него было какое-то овальное родимое пятно над пупком. Это было самое ужасное, что когда-либо случалось со мной! Мне было очень больно, я кричала, но Рони заткнул мне рот платком. А потом произнес то, чего я никогда до этого ни от кого не слышала.
– Что он сказал тебе, девочка моя? – Мать почти онемела от сильного волнения.
Истерзанный ребенок пока ничего не ответил. Мать осознавала, что никто не сможет приподнять занавес произошедшего. Только сама Джойс, если она этого захочет. Но все существо девочки, подавляло в себе эти грозные слова, эти отвратительные действия: она упорно ничего не говорила, не сгибаясь, боролась до последних своих сил.
Но вдруг, неожиданно, Джойс не выдержала. Как будто нечто отломилось от нее и как комок скатилось по ее худому детскому тельцу, упало на землю. Она уже не сопротивлялась и отчаянно выдохнула:
– Это… это… были такие стран-странные слова, мама! Он… он сказал мне, что скоро произойдет самое хорошее, что могло бы случиться между мною и им.
– Неужели этот мерзавец посмел… – И Абигейль Хейс посмотрела на дочь с ужасом.
Маленькая Джойс сжалась от страха, как простреленное животное она упала на диван. Вдруг ей захотелось исчезнуть, чтобы уберечь себя и мать от дальнейшего кошмара. Она увидела, что в лице матери не осталось ни кровинки, твердый взгляд постепенно увял, потух, исчез и стал выражать только горечь. Безысходную горечь.