Страница 8 из 126
Под одобрительные возгласы соратников почти две обоймы расстрелял Нестор в сарае, целя в столб, подпиравший матицу. Не сделал ни одного промаха. Пряча маузер в кобуру, молвил удовлетворённо:
— Отличная вещь. И только.
Евдокия Матвеевна надеялась, что женитьба хоть как-то остепенит Нестора, привяжет к дому, к семье. Однако уже через день после свадьбы Махно засобирался ехать по деревням.
— Куда ж ты, сынок, от молодой-то жены?
— В сёлах ничего не знают о нашем движении, мама. Надо знакомить крестьян с анархизмом. В революцию только мы и сможем их затащить.
Махно хотел ехать по деревням один, но друзья решительно воспротивились:
— Ты что, Нестор, в уезде по дорогам разбойничают.
— Но у меня маузер.
— Нет, нет, — особенно настойчивы были Лютый и Лепетченко. Именно они собрали и вооружили более десятка молодых анархистов для сопровождения Махно.
Запрягли пару коней и ранним утром выехали в Воздвиженку. За кучера сидел Григорий Махно, сунувший под облучок двуствольный обрез.
Сопровождение скакало верхом, позвякивая трензелями, поблескивая ножнами шашек и кобурьем пистолетов.
В Воздвиженке, при появлении столь необычного отряда, взрослое население попряталось, однако босоногие мальчишки бежали за тачанкой, резонно полагая, что уж им-то ничего худого не будет.
— Подвернём к куму, — сказал Григорий, подворачивая коней к палисаднику небольшого дома под соломенной крышей. Соскочив с облучка, прошёл к воротам и постучал кнутовищем в калитку:
— Эй, кум Ерофей!
— Эге ж, — отозвался голос со двора. — Никак Григорий Иванович.
— Он самый, отчиняй.
Калитка открылась, показался улыбающийся, смущённый Ерофей.
— Чего все поховались как мыши? — спросил Григорий.
— Та мы ж думали опять житомирцы[3], ото ещё нам морока.
— Здравствуй, Ерофей, — подошёл Махно, протягивая руку. — Мы анархисты-коммунисты и приехали провести у вас митинг.
— Здравствуй, Нестор Иванович. Митинг-то хорошо. А то ведь ничего толком не знаем.
— Собирай народ.
— То мы мигом, — отвечал Ерофей и крикнул мальчишкам: — Эй, босота, живо по хатам. Скажите, приихалы анархисты-коммунисты, на митинг зовуть. Та шоб живо!
Воробьиной стаей разлетелись мальчишки, вопя в десятки глоток:
— Мужики-и, живенько на митинг... хисты-комисты приихалы-ы.
Выходили со дворов мужики, старые, молодые, бородатые и без, тянулись ниточкой к Ерофеевскому двору послушать «хистов-комистов». Мелькали и цветастые платки женщин. Деревня любопытна, всякий приезжий ей интересен.
Махно счёл неудобным самому представляться, называть свою должность, поэтому велел Лютому:
— Исидор, открой митинг.
Взобравшись на тачанку, Лютый, откашлявшись, произнёс:
— Митинг считаю открытым, предоставляю слово председателю гуляйпольской группы анархистов-коммунистов Нестору Ивановичу Махно, нашему первому революционеру, всю жизнь положившему на борьбу с царским самодержавием и за это пострадавшему десятилетней каторгой. Пожалуйте, товарищ Махно.
— Товарищи крестьяне, мы приехали к вам, чтобы рассказать об анархистах, главных защитниках трудового народа. Все сословия сейчас создают свои партии, чтобы защитить свои интересы. Например, монархисты стоят за царя. Их цель вернуть царя к власти. Конституционные демократы, или, сокращённо, кадеты, хотят отдать власть капиталистам. Социал-демократы ратуют за демократическую республику. Как видите, все партии рвутся к власти. Только мы — анархисты, говорим, что любая власть — враг трудящихся.
Он красочно рисовал крестьянам картину такой благодати, когда не будет ни помещиков, ни полиции, ни тюрем; когда они станут полными хозяевами и земли и продуктов своего труда.
Махно видел, как оживились лица крестьян при упоминании о безвластье — вековечной затаённой мечте землепашца.
— Ото вы гарно растулмачили нам, товарищ Махно, за партии, — заговорил бородатый мужик. — Но коли не будет власти, кого ж тоди слухать?
— А вот вы здесь в вашем селе соберётесь, вот как сейчас примерно, выберете из своих самого мудрого человека, а лучше несколько. Вот этот совет, состоящий из вас же, и станет вашей властью.
— Значит, всё ж властью?
— Да, властью, но не той, наверху, которая правит, не считаясь с вашими интересами, а зачастую и не желает показываться вам, а той, которая не только правит, но и вместе с вами трудится на земле, ест из одного с вами котла, знает ваши нужды.
Вздыхали мужики, переглядывались многозначительно, словно примеряя друг друга к будущей власти. Трудно думали, пытались понять. Интересовались:
— Ну а ежели этот выборный заломит оглобли, вообразит о себе, начнёт выкомаривать.
— Прогоните и всё. У вас главная власть будет вот такой сбор, как сейчас например. Не угоден народу — пошёл вон. Царя вон выперли, а деревенского голову не управитесь что ли?
Так начался агитационный рейд Махно по деревням. Почти везде крестьяне благодарили товарища Нестора, что он не забыл о них, просветил. И желали анархо-коммунистам «добрых поспихов».
Понимая, сколь важны эти митинги для завоевания авторитета среди крестьян, Нестор сразу наказал своим сопровождающим:
— Не смейте ничего воровать или отбирать у крестьян, сильничать. Кого замечу, ей-ей застрелю.
Останавливаясь на ночлег в какой-либо деревне, располагаться старались в одном или двух соседних дворах, и Махно обязательно расплачивался с хозяевами за постой, еду и фураж для коней. Некоторые крестьяне отказывались:
— Что вы, товарищ Махно, спасибо, что уважали. Какие деньги?
Нестор не настаивал, но обязательно благодарил:
— В таком случае большое спасибо, товарищ, за стол и крышу.
В пути поучал своих спутников:
— Запомните, крестьяне уважение ценят выше денег. Это вам не город загребущий.
Более двух недель промотался Махно по деревням уезда, проводя митинги, беседуя с крестьянами, разъясняя им цели анархистов-коммунистов, отвечая, как умел, на вопросы. Спутники за глаза язвили по адресу своего начальника:
— Славненько справляет медовый месяц наш жених.
Но и по возвращении в Гуляйполе Нестору не удалось передохнуть. К ним в секцию явилась знаменитая Мария Никифорова в кожанке, папахе-кубанке набекрень, с револьвером в жёлтой кобуре, в сопровождении дюжих хлопцев.
— Здравствуй, товарищ Махно, — приветствовала она Нестора хрипловатым, но довольно приятным контральто. — Вот приехала к тебе со своими черногвардейцами. Слыхала, что-то вы тут закисаете.
— Не понял, Мария. Объясни.
— Ты, говорят, этих буржуев-мироедов уговариваешь, унижаешься перед ними.
— Осторожней на поворотах, — нахмурился Махно. — Если ты приехала в гости к товарищу, то и веди себя соответственно. А если оскорблять...
— Ну вот уже и в бутылку полез, — улыбнулась Никифорова и достала папироску и спички.
— У меня здесь не курят, — сказал сухо Нестор.
— Ну не курят так не курят, — согласилась Мария, пряча папиросу в портсигар. — Я ведь что к вам. Хочу митинг провести. Организуешь?
— Организую, — сразу переменил тон Нестор и повернулся к Лепетченко. — Саша, давайте с Исидором займитесь.
— А где собирать?
— Лучше в парке. Там и народу всегда много.
Лепетченко с Лютым ушли, Махно сказал:
— Ты свежий человек, Мария. Это даже хорошо, что выступишь, а то я тут всем глаза намозолил. Вот ездил по деревням, крестьян агитировал.
— Ну и как?
— Плохо, Мария. Они там ничего и не слышали об анархизме, ничего не знают.
— Ну и просветил? — улыбнулась Никифорова краем рта, и, хотя в тоне её слышалась ирония, Нестор стерпел.
— Представь себе, просветил как мог. И вот что подумал, нам нужны свои агитаторы и как можно больше. Но где их взять?
— А мне сдаётся, товарищ Махно, вот наш лучший агитатор, — похлопала Мария рукой по кобуре.
— Ну это с врагами, а крестьяне должны стать нашими союзниками, нашим оплотом.
3
Житомирцами местное население называло дезертиров, прятавшихся в жите.