Страница 11 из 13
– Вот и ответ на твой вопрос. С этой формулировкой ты перешла в своё следующее воплощение, и небеса выполнили твое сильное желание.
– Но я хочу видеть.
– Тогда давай работать. Истреблять злобу в душе. И прощать неверного супруга.
– Не могу. Ненавижу его. Ненавижу!
Всеслав ведёт женщину дальше – в те времена, когда они были счастливы с мужем. Знакомство. Трепет влюблённого сердца. Первый поцелуй. Его детство. Он трогательный карапуз с царапиной на носу-кнопочке. Тянется к столу за обмусоленным пряником. Падает и горько плачет.
– Пожалей его. Прости. Отпусти. Мир не виноват в том, что не сложилась ваша совместная жизнь…
Алька едет на телеге по ухабистой деревенской дороге. Жаркий полдень. Она лежит животом на куче льняных мешков, свесила голову с телеги лицом вниз и теперь её трясёт на каждой даже крохотной кочке. Но от этого захватывающе весело, как на карусели. Улыбается сама себе, точнее, она уже и не Алька вовсе, а шустрый деревенский пацан, которого разрывает изнутри от счастья и жажды приключений от безусловного знания своего могущества – ничего, я вам ещё всем докажу!
Плывут синие резные звёздочки васильков, розовые пушистики клевера, большие широко открытые глаза ромашек. Вот шмель, как мохнатый кулачок деловито зажужжал и поспешил по своим важным делам. Стрекоза переливается всеми немыслимыми цветами. Ароматная лечебная Богородская травка. Там и тут мелькают созревшие ягодки клубники. И колдовской духмяный пар над лугами, над прогретой золотой дорогой, такой, что хочется только им всю жизнь и дышать…
Вдруг, купе поезда. Женщина красивая, но уставшая. Она плачет, не замечая чёрных подтёков туши под глазами. Голоса не слышно, не разобрать взволнованной речи. Но понятно, что она ругается, обвиняет и как основной аргумент предъявляет чернявенького новорожденного ребёнка в кружевных пелёнках.
Алька чувствует поток ответной злобы и недоверия. Неприятны и женщина, и её ребёнок. Возникает только одно желание – как можно быстрее покинуть тесное купе.
ШМЯК!!!
«На грязных обоях противного зеленовато-оливкового оттенка капли крови – моей крови! Беспощадная железная рука, что выдернула из лета, из детства, из счастья, схватив за волосы».
ШМЯК!!!
«Беспощадная железная рука бьёт меня головой об стену, а этот омерзительный хруст только что об эту стену мне сломали нос!»
ШМЯК!!!
Осознание неотвратимости приближения смерти вдруг не напугало, а обрадовало – «Да. Ну и пусть. Это, пожалуй, единственный выход!» – последняя мысль наполнила Алькину душу такой обречённой безысходностью, что она перестала чувствовать боль, перестала чувствовать всё. Всё та же беспощадная железная рука оттянула голову жертвы для нового удара об стену… и вдруг в обломке зеркала на стене Алька с ужасом и трепетом узнала себя – она Есенин! Да-да, пусть избитый, истекающий кровью с изуродованным лицом, но спутать не возможно. Только кудрей никаких золотых и в помине нет, так серая окровавленная пакля. От удивления Алька вздрогнула и обмякла, последнее, что она почувствовала – сдавливающий горло жгут.
Нина Дмитриевна вплыла в огромный помпезный зал, торжественно и величаво, как гружёный драгоценными специями корабль с надутыми парусами. Перед фееричным явлением публике Нина Дмитриевна несколько часов провела в своей гримуборной. Над ней хлопотливо колдовали цирюльники. Сама она давно уже не накладывала краску и не начёсывала высокий парик, как в начале своей молниеносной карьеры.
Реакция зала на появление звезды была предсказуемой – всеобщий усиленно сдержанный вздох. В этом звуке смешалось всё – восхищение, удивление, любопытство, страх… и презрение. «Да – презрение, моя душа всегда чутко чувствовала этот больной комочек при разговоре со всеми людьми, даже с родной матерью, с которой не виделись более 12 лет. Она осталась в родной Ровении и даже представить не может в своих мелких провинциальных мыслях, в какой роскоши купается её чадо. Да в роскоши… и презрении!» – Нина Дмитриевна поплыла вдоль длинных столов, ломившихся от яств и драгоценных вин.
Взгляд её задержался на гигантском серебряном кувшине. На его блестящем отполированном боку, как в зеркале она увидела своё отражение. Высокий изящный юноша с тонким божественно красивым лицом, облачённый в невообразимый сверкающий наряд из голубого атласа, парчи, расшитый серебром и жемчугом. На голове диадема, усыпанная бриллиантами, на руках тяжёлые браслеты из золота и драгоценных камней. Длинные тонкие пальцы увиты перстнями, носить которые достойно лишь царям…
«Боже мой! Я – мужчина?! Не может быть! Почему я этого никак не почувствовала?! Странно, если я – принц, то откуда же это чувство униженности, обиды и ущербности, неистребимо терзающее изнутри? Вот этот жирный лоснящийся патриций обожрался мяса и теперь смотрит откровенно плотоядно, будто имеет на меня право, как на своего раба! Да и не один он посматривает в мою сторону с нескрываемым вожделением, будто намерены попробовать меня на ощупь и пересчитать зубы. Наверное, именно так ощущают себя запуганные пленные наложницы, когда алчный работорговец показывает живой товар бесстыжим покупателям. От того и выпендриваются заморские девицы, язвят будущим повелителям, поднимают на смех… а потом воют всю ночь хором в душных застенках!
А вот и мой «хозяин». Странно как я безошибочно его узнала. Осознание безграничной власти накладывает неизгладимый отпечаток, делая любые лица похожими на массивный, внушающий трепет лик каменного полководца Гаттамелаты работы заносчивого кривоносого каменотёса – Микеля-Анджело.
При появлении патриция, внутри будто что-то похолодело и съёжилось. Тягучая беспросветная тоска заполнила душу.
Мой патриций небрежно махнул рукой, отведя в сторону влажный похотливый взгляд:
– Пой, кастрат!
И все взгляды: любопытные и равнодушные, надменные и сочувственные, устремились в моё лицо, как стрелы беспощадных воинов легиона. Звуки полились из меня, как кровь из открытой раны, унося силы и желание жить…
Для чего пошла на этот семинар? Всё думали, что Всеслав ловкий аферист, а он и впрямь обладает чем-то. И решилась ведь заглянуть туда, куда человеку заглядывать не позволено?! Зачем?! Раньше у меня была надежда, теперь её больше нет!
– Ну что, узнала секреты бытия? Заглянула в прошлые жизни? – мягко поинтересовался супруг, видя, что Нина вернулась встревоженной.
– Да уж заглянула. Потом всё расскажу, сейчас уже сил нет. Только вывод крайне неутешительный!
– ? – Егор выразительно глянул на жену, повернувшись к ней всем телом, так напоминающим массивный, внушающий трепет торс каменного полководца Гаттамелаты. Нина не привыкла скрывать что-либо от любимого, да и невозможно было что-либо скрыть от этого большого, доброго, каждой клеточкой преданного ей человека.
– Не будет у нас детей. Никогда. Зря стараемся!
Егор посмотрел на жену долгим щенячьим взглядом и успокоил одной только фразой, как умел делать только он:
– Ничего. Значит, в нашей семье будет только один, зато самый любимый ребёнок – это ты!
Нина, как на автопилоте взяла любимый махровый халат и отправилась ополоснуться. Напустила душистой пены в тёплую воду. А чуть погодя из ванной раздались звуки, приглушённые шумом падающей воды, которые ещё не слышали стены уютной квартиры. Нина выводила мотив, ничего не боясь и не задумываясь, как возникает и вылетает на белый свет эта песня: «Клён ты мой опавший, клён заледенелый…»
МСТЯ МОЯ СТРАШНА!
Нет ничего более живучего, чем безнадёжная любовь.
Взаимная любовь может наскучить.