Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

– Нет, – тихо ответила она, – это вряд ли. Но, возможно, меня по каким-то причинам отправляли на некоторое время пожить туда, на побережье…

– Вот черт… – Эд поставил кружку и беспокойно глянул на мать. – А ты не думаешь, что… ну, знаешь, как бывает в разных книжках, что тот дядька… ну, знаешь… всякая мерзость, что может случиться с маленькими детьми…

– Ты хочешь сказать, надругался?

– Ну, в общем, да… – Он зябко повел плечами. – Как это называется, когда дети забывают то скверное, что с ними случилось, а впоследствии оказываются у психолога или психиатра, и все вдруг выплывает наружу, и их папочки попадают за решетку, будучи уже седыми стариками?

– Регрессия?

– Ну да. Потому что получается, что этот Сардо типа запустил тебе память. Он заставил тебя считать, что тебе пять лет. И может быть, именно в пятилетнем возрасте с тобой и случилось нечто ужасно скверное, и ты подсознательно заперла в себе воспоминания о тех годах, а теперь все это возвращается. В смысле, серьезно… Я понимаю, что это очень неприятно, но, может быть, твой отец…

– Нет! – воскликнула Мелоди едва ли не со смехом. – Этого никак не может быть!

– Ну, это ты так считаешь. Но эти любители поиметь детишек всегда выглядят добрыми милыми дяденьками. Откуда тебе знать? Если твоя память была нарушена – как ты можешь это знать?

– Просто знаю, – ответила Мелоди.

– К тому же, если это было так, – продолжал Эд, – это могло бы многое объяснить.

– Что «многое»?

– Ну то, что тебя не тянет к мужчинам…

– Нет, это не так…

– Так – именно не тянет. А еще это могло бы объяснить, откуда у тебя такая враждебность к своим старикам.

– Ты сам знаешь, почему я не в ладах с родителями.

– Ну да, теперь я понимаю, почему ты говоришь, будто не в ладах с родителями!

– Господи, Эд, прекрати сейчас же, хватит! Мой отец никогда не обращался со мной плохо. Ясно?

– Тогда как получилось, что ты жила в том сквоте в Бродстерсе с каким-то мужиком по имени Кен?

Мелоди вздохнула и опустила голову на грудь.

– Я не знаю, – произнесла она и подняла взгляд на сына. – Правда, не знаю.

– А что там было? Типа коммуны какой-то, что ли?

Она неопределенно пожала плечами.

– Мне действительно этого не припомнить. Я лишь помню человека, которого звали Кен. И у него была, – Мелоди зажмурила веки, – татуировка на руке. С каким-то символом. И от него пахло… – Она понюхала воздух. – Табаком из самокрутки. И помню его волосы. Они у него были длинные, но выбритые с обеих сторон, над ушами. Точно могиканин-переросток.

– Хм-м, звучит точно интригующе, – молвил Эд. – А может, тебе тогда стоит им позвонить?

– Кому? Маме с папой?

– Ну да. Позвонить им и сказать: «Мамочка и папочка, а как вообще меня занесло в Бродстерс?» – произнес он это с той жеманной интонацией, какую всегда употреблял, говоря о своих бабушке с дедушкой, которых никогда не видел, воображая их гораздо более светскими и высокородными, нежели те были на самом деле.

– Я не могу им позвонить, – вздохнула Мелоди.

– Почему?

– Потому что, – снова вздохнула она, – если они лгали мне тогда, то, значит, солгут и снова. А мне необходимо узнать правду. И думаю, мне надо… – Она помолчала, подбирая нужные слова, – просто пустить все на самотек, чтобы прошлая жизнь вспоминалась кусочек за кусочком, складываясь потихоньку, точно пазл. Мне кажется, если бы я вдруг узнала все разом, в одно мгновение, меня бы…

– Взорвало?

– Да, или прорвало наружу, или уничтожило внутри. Или и то и другое сразу… Так что, по-твоему, мне следует предпринять дальше? – тихо спросила она.

– Опять поехать в Бродстерс, – уверенно ответил Эд. – Отправиться туда и посмотреть, что еще ты сможешь вспомнить.

– 13 –

– Беременна? – Это слово перекатывалось у матери на языке, точно внезапно обнаружившийся во рту хрящик.

– Да, – отозвалась Мелоди, срывая заусенцы.

– Беременна?! – повторила мать. – Но я…





– Ничего страшного, это мое дело, – сказала Мелоди.

– Это твое дело?

Отец поднялся с кресла, точно богомол, собравшийся перелететь на дальнюю ветку. Складки на его шее тряслись, открытый лоб блестел в лучах уходящего солнца.

– Сядь, Клайв, – пугливо взглянула на него мать.

Он тяжело опустился обратно на дралоновую обивку и медленно покачал головой:

– И от кого? От того парня, да? Что гоняет на скутере?

– Да, – ответила Мелоди, – от кого же еще?

Ей неприятно было думать, что кто-то мог предположить, будто она переспала с кем-то еще, кроме своего бойфренда, хотя так оно и было на самом деле.

Мать повернулась выглянуть в окно. В лучах садящегося солнца ее светлые волосы казались тонкими и безжизненными, просвечивающими, точно клочки конского волоса и ваты внутри старого дивана. Красивое некогда лицо казалось уже старым – как будто ей отстегнули кожу от костей и отпустили болтаться. А глаза у нее, как с болью заметила Мелоди, блестели от слез.

– И сколько у тебя уже? – спросила она, резко повернувшись. Слезы высохли как не бывало.

– Не знаю точно, – пожала плечами Мелоди. – Задержка уже пять недель.

– Пять недель?!

– Ну, почти шесть.

– О, бог ты мой…

– Да что? Все нормально.

– Нормально?! Как ты можешь называть это нормальным? Надо как можно скорее вести тебя к врачу, чтобы точно в этом разобраться. В смысле, это может быть просто задержка.

– Меня на этой неделе каждый день тошнит.

– Ну, тогда… – Мать на мгновение задумалась и поджала губы. – Тогда, значит, попросим его… решить этот вопрос.

– Ты имеешь в виду аборт?

– Да, именно аборт. О чем ты думала, Мелоди? О чем ты только думала?!

Мелоди снова пожала плечами.

– Ни о чем она не думала, Глория, это ж совершенно очевидно, иначе она не оказалась бы в такой паршивой ситуации.

Отец медленно, с заметной болью переложил поудобнее ноги под покрывалом.

– Как ты могла так поступить с нами, Мелоди? Как ты могла так поступить с отцом, который столько перенес за последние месяцы? После всего, что мы для тебя сделали!

– Но вы-то тут совсем ни при чем! Это касается только меня.

– Нет! Не только тебя! Неужто ты не понимаешь? Это касается всех нас! Этот позор падает на всю семью!

– Но это никакая не семья! – не выдержав, заорала Мелоди. – Это какой-то дом престарелых, в котором почему-то живет юная девочка!

Эти слова, жестокие и невозвратимые, на миг повисли в неподвижном молчании комнаты. Мелоди посмотрела на отца, на его разбитое тело, на безволосую макушку, и тут же вспомнила те могучие руки, что несколько лет назад вытащили ее из постели и бережно вынесли наружу, спасая ей жизнь. Он не заслужил таких резких, грубых слов. Но тогда и она, выходит, не заслуживает этих людей и этой жизни.

– Что ж, отлично, – сурово произнесла мать, что никак не вязалось с ее натянутым, полудетским голоском. – Если ты действительно так относишься к нам и к нашему дому, то уходи.

Мелоди с полуулыбкой уставилась на нее. Ну да, конечно!

– Куда, интересно? – хрипло спросила она.

– Ну, не знаю. Куда-нибудь, где тебе будет лучше. К Тиффу в его табор или на улицу. Тебе видней.

Мелоди во все глаза смотрела на мать, ожидая, что та, как обычно, смягчится, однако Глория стояла, сурово стиснув зубы и крепко обхватив себя руками.

– Я не шучу, Мелоди. Я вполне серьезно. Это уже предел. Дальше просто ехать некуда. Мы оба уже сыты всем по горло.

Девушка повернулась к отцу. Тот с решимостью на лице уставился в окно, глядя на их глухой переулок. Мелоди глубоко вздохнула. Собственно, этот момент назревал уже месяцами, если не годами. С четырнадцати лет она все больше отталкивала их от себя, и они никак не пытались ее удержать. Порой казалось, будто они вообще перестали признавать друг друга, сделавшись, точно охладевшие любовники, совершенно чужими людьми.