Потерянное сердце (ЛП)

Тори выключает фен и смотрит на меня так, будто не слышала ни слова, из того что я сказал.

— В чем дело?

— Сегодня я возьму с собой Гэвина, — повторяю я.

— Ты уверен? — спрашивает она и открывает дверь шире, чтобы поцеловать Гэвина на прощание. — Хорошо, я уверена, он будет счастлив провести с тобой день.

Улыбка Тори становится шире, и она машет нам обоим так, будто уплывает на каком-то фантастическом круизном корабле.

Никогда не думал, что все будет так. Все было идеально, пока мы не узнали, что она беременна. Никто из нас не хотел детей, но в жизни такое случается. Я почти сразу свыкся с мыслью о ребенке, но похоже, что у нее все еще не получилось. Не сказать, что она говорит об этом или что-то еще, но чувствую, что это так.

Конечно, я спрашивал ее. В чем дело? Может, я сделал что-то неправильно? После первого месяца я так устал, что перестал спрашивать. Это убивает, когда вижу, насколько она отстранена от нас — от Гэвина. Я читал об этом, и кажется понял в чем дело, но она убеждала меня, что у нее нет послеродовой депрессии. Всегда ли женщины понимают, когда с ними происходит такое? Признать проблему трудно для каждого человека, не говоря уже о женщине, которая только что стала мамой. Я был осторожен, спрашивая ее об этом, но она оборвала меня, сказав, что это не так, и что она просто приспосабливается к этой новой жизни. Тем не менее, период ожидания просто кошмар для меня. Я будто прохожу по новому для нас родительскому пути в полном одиночестве. Через победы и неудачи. Через плохое и хорошее.

С Гэвином, сидящим в автокресле, я направляюсь к месту работы, которое, к счастью, находится всего в нескольких километрах от нас. Хантер ждет меня снаружи, потому что... ключи-то как раз у меня. Ой. Забыл об этом тоже. Эта бессонница затуманивает мой мозг. Хантер демонстративно смотрит на часы, показывая этим жестом, что я опоздал — и далеко не впервые. Но сменяет гнев на милость, когда видит, как я вытаскиваю Гэвина из машины. Улыбка расползается по его лицу, покрытому ночной щетиной — темной, с неожиданной примесью седины.

Мой старший брат постарел в возрасте тридцати одного года. Мы можем поблагодарить за это принцессу Олив — семилетнего ребенка, которая говорит и ведет себя, как пятнадцатилетняя, и она правит миром этого человека. Я думаю, что Хантер скучает по дням, когда его маленькая малышка спала в автокресле и ничего не говорила. Я называю это легким периодом, но когда Олив была ребенком, Хантеру было нелегко. Элли умерла через несколько минут после рождения ребенка, и он один воспитывал дочь. Наверняка о первых ее днях у него почти не осталось воспоминаний, во всяком случае тех, которые хотелось бы снова воскрешать в памяти.

Он из тех, кто живет одним днем, не нуждаясь в старых фотографиях или домашних видео. Каждому свое. Что бы он ни делал, чтобы выжить, я поддерживаю.

— Где мой маленький напарник? — шутливо рычит Хантер Гэвину.

Он забирает автокресло из моих рук, не спрашивая, почему я сегодня привез его на работу. Он мой брат, мы близки, и он знает, почему я делаю то, что делаю — это облегчает ситуацию, когда не хочу ничего объяснять.

— Можешь открыть? — спрашивает Хантер. Я достаю инструменты из грузовика и направляюсь к входной двери.

— Как сегодня Гэвин, нормально? Он вроде немного горячий. — Хантер ставит автокресло на подъездной дорожке и берет Гэвина на руки, одновременно прикладывая ладонь к его лбу.

— Я дал ему пива по дороге сюда, но когда мы вышли из дома, все было в норме, — шучу я. — Наверное, в машине было слишком жарко. Я волновался, что он мог простудиться.

Хантер частенько волнуется. На самом деле, это то, что он делает лучше всего. Я же жду, пока появится реальная причина для беспокойства. Это помогает мне оставаться в здравом уме.

Хантер заносит Гэвина внутрь и быстро устраивает его на нижней ступени.

— Мужик, хочу надеться, что он заснет, чтобы мы могли начать работу.

— Ковры могут подождать пять минут. Я не видел его уже две недели, и он так вырос.

— Вы с Шарлоттой уже должны завести себе маленького, — говорю я ему, зная, что это его проймет.

— Мы женаты меньше полугода, и на случай, если ты забыл, у каждого из нас уже до брака были дети. У нас две дочери семи и восьми лет. Это равнозначно тому, что у тебя пятнадцать детей.

Срываю пластик с рулона ковра, который ждет нас, и оглядываюсь назад.

— Вы двое нападаете на меня, будто у меня должно быть двадцать детей или около того... Да, вам стоит просто рожать каждый год, пока у нее не начнется климакс. Тогда вы уж точно никогда не забудете этот запах маленького ребенка или чудесные крики посреди ночи, о которых вы меня предупреждали. Через некоторое время Олив и Лана уже сами будут заботиться о малышах.

Ох уж этот милый плач... больше похож на завывание волков.

Хантер поднимает голову, и улыбка, предназначенная Гэвину, исчезает с его лица.

— Забавно.

После моих прозрачных намеков на то, что Гэвину пора бы уснуть, Хантер, наконец, кладет его обратно в автокресло и качает, пока глаза сына не закрываются.

— Он хороший ребенок.

— В течение дня, а вот ночью он превращается в оборотня. Поэтому, не позволяй этим ямочкам вводить себя в заблуждение, дядя Хант.

Пока ребенок спит, мы можем спокойно работать, избегая всех вопросов, которые Хант определенно задавал бы, если бы мы поменялись ролями. Он не расспрашивает, но, клянусь, это потому что он просто знает. Этот ублюдок знает все, и я не могу понять как. Хотелось бы мне иметь такую же интуицию, как у него.

Похоже, я хочу поговорить об этом.

— ЭйДжей, — начинает он, забивая гвоздь.

— Это долгая история, — отвечаю я.

— Можешь дать ту коробку с гвоздями? — продолжает он.

Ох.

— Я ведь раньше не брал Гэвина с собой, почему ты не спрашиваешь меня об этом? — говорю я наконец, как девочка-подросток, которая отчаянно ищет внимания.

Хантер садится, прислонившись к стене, снимает перчатки и складывает руки.

— Ты мой брат уже двадцать девять лет, — начинает он. — Я решил, что ты не хочешь говорить о том, из-за чего поругался с Тори этим утром. Я знал, что ты скажешь мне, когда будешь готов.

Почему у меня такое чувство, будто я разговариваю с папой? Когда он стал начинать разговоры вступительной речью? В последнее время Хантер слишком много занимается воспитанием.

Он превращается в папу.

— Ты превращаешься в папу, — говорю я в ответ.

Хантер откидывает голову, прислоняя ее к балке в стене.

— Ладно, тогда без предисловий, — вздыхает он. — Тори очень, очень милая женщина. Кажется, между вами была какая-то химия, и я видел, что все идет именно в том направлении, на которое и надеялся — после того как тебе не везло с женщинами — и что она не разобьет тебе сердце.

Он и понятия не имеет, насколько мне не везло с женщинами — с Кэмми в частности.

— Но...

Есть «но». Он знает больше о Тори, чем я, не так ли?

— Я заметил перемену между вами, когда вы узнали о Гэвине. Знаю, что сначала ты был шокирован, и это не входило в твои планы, но ты быстро справился с этим и воодушевился идеей иметь ребенка быстрее, чем я ожидал.

Он замолкает на минуту и берет бутылку воды, стараясь уложить мысли в голове, прежде чем продолжить.

— Но, похоже, этого не произошло с Тори. Разве вы не говорили о том, что не хотите детей, и именно поэтому вам так хорошо вместе?

Я говорил это. И не один раз. Именно поэтому она принимала таблетки, и мы использовали презервативы. Таблетки нужно принимать каждый день, а презервативы могут иногда рваться. Девять месяцев спустя наши планы улетели в трубу.

В любом случае, я знаю, что он прав.

— Думаешь, Тори когда-нибудь свыкнется с мыслью, что она мама? У нас все равно нет выбора.

— Возможно. Я слышал, что некоторым нужно больше времени. Нужно время. Однако, — он на секунду делает паузу, — я никогда не думал, что скажу это... буквально... никогда, но думаю, что ты рожден быть отцом, и только по этой причине все скоро встанет на место.