Страница 2 из 23
Глава восьмая
1. И случилось так, что Питер с товарищами своими прибыл в Айову, и вновь собрались вместе все друзья, став силой могучей. И величайшей среди них была Эми.
2. И сдалась она Красноглазым, сказав: «Я тот лидер Восставших, что вы ищете. Делайте со мной, что хотите». Замысел ее был в том, чтобы Гилдер в ярости своей натравил на нее Дюжину, дабы убили они ее.
3. И случилось всё так, как и предвидела Эми. Был назначен час казни ее. И должно было это случиться на Стадионе, огромном амфитеатре, построенном во Времена Прежние, дабы все люди Хоумленда увидели казнь ту.
4. Спрятались в том месте Алиша и остальные, дабы, когда появятся Двенадцать, ударить оружием своим по ним и по Красноглазым тоже.
5. И вывели Эми перед толпой, закованную в цепи, и повесили на шесты металлические. Величайшее наслаждение испытал Гилдер, узрев страдания ее и вынуждая множество других видеть это.
6. Но не дала Эми Гилдеру такой радости. И приказал Гилдер Дюжине пожрать ее, дабы все прислужники его узрели власть его и склонились пред ним.
7. Но увидела Эми, что не одна она здесь. Ибо среди Двенадцати был Уолгаст, занявший место Картера, дабы защитить ее. И сказала Эми Дюжине:
8. «Приветствую, братья мои. Это я, Эми, сестра ваша». И не сказала она более ни слова.
9. Ибо начала она дрожать, и тело ее осветилось светом ярким, пронизавшим тьму. Издав рев яростный, превратилась Эми в одного из них, приняв обличье Зараженного, могучего обликом. И было названо это Отпущением. И видели это Питер, Алиша, Луций и все прочие.
10. И порваны были цепи, и началась битва великая. И была одержана победа величайшая. Много жизней было потеряно, и одним из погибших был Уолгаст, пожертвовавший собой, дабы спасти Эми, ибо любил он ее, как отец дочь родную.
11. И так исчезли с лица Земли Двенадцать, освободив все народы свои.
12. Но не ведали друзья Эми судьбы ее, ибо не нашли нигде ее.
I. Дочь
Есть мир иной, сокрытый в мире нашем.
98–101 П. З.
Центральная Пенсильвания
Август 98 г. П. З.
Восемь месяцев после освобождения Хоумленда
Земля легко поддавалась клинку в ее руке, распространяя густой запах. Воздух был горячим и влажным, среди листвы пели птицы. Стоя на четвереньках, она раз за разом ударяла клинком в землю, рыхля ее. И выгребала по горсти за раз. Слабость ушла, но не окончательно. Ее тело казалось ей расхлябанным, нескоординированным, измотанным. Боль и память о боли. Три дня прошло или четыре? По лицу катил пот. Облизывая губы, она ощущала его соленый вкус. Она копала и копала. Пот катил с нее ручьями и падал на землю. Этим все всегда и кончается, подумала Алиша. Все отходит земле.
Куча земли рядом становилась все больше. Как глубоко надо копать? Она прокопала почти на метр в глубину, и почва стала другой. Более холодной, пахнущей глиной. Похоже, это знак. Перекатившись назад на подошвы ботинок, она сделала изрядный глоток из фляги. Руки саднило, кожа у основания большого пальца содралась и висела клочком. Алиша поднесла ладонь ко рту, оторвала клочок кожи зубами и выплюнула в грязь.
Солдат ждал ее на краю поляны, шумно пережевывая стебли высокой, по пояс, травы. Могучее и красивое тело, роскошная грива, шкура чалой масти с синим отливом, большие копыта и зубы, огромные глаза, будто два куска черного мрамора. Его окружала аура великолепия. Он мог быть, по своему желанию, совершенно спокоен, а в следующее мгновение совершить нечто потрясающее. Услышав, что она подходит, он поднял голову и посмотрел на нее мудрым взглядом. Я понял. Мы готовы. Медленно развернулся, опустив голову, и пошел следом за ней меж деревьев, туда, где она натянула свой тент. На земле, рядом с окровавленным спальным мешком Алиши, лежал небольшой сверток, обернутый в грязное одеяло. Ее дочь прожила меньше часа, но в этот час Алиша стала матерью.
Солдат смотрел, как она идет обратно. Лицо младенца было прикрыто. Алиша откинула ткань. Солдат опустил голову к лицу ребенка, и его ноздри раздулись, вдыхая ее запах. Крохотный носик и глаза, губы бантиком, потрясающе человечные, мягкие рыжие волосы на темени. Но она не дышала. Алиша не могла понять, в состоянии ли она полюбить ее – это дитя, зачатое в боли и ужасе, зачатое от чудовища. От мужчины, который избивал и насиловал ее, оставив в ее душе вечное проклятие. Какой же глупой она была.
Она вернулась на поляну. Солнце было почти над головой, в траве жужжали насекомые в своем собственном ритме. Солдат стал рядом. Алиша опустила в могилу свою дочь. Когда начались схватки, она стала молиться. Пусть с ней будет все хорошо. Один час мучений сменялся другим, сливаясь, и она ощутила внутри себя холод смерти. Внутри ее пульсировала боль, будто стальной ветер, который отдавался в каждой клетке ее тела, будто гром. Что-то не так. Боже, умоляю, защити ее, защити нас. Но ее молитвы были тщетны.
Тяжелее всего было бросить первую горсть земли. Как такое возможно? Алиша похоронила многих. Некоторых она знала, некоторых – нет. Любила лишь одного, мальчишку Сапога. Такой веселый, такой живой. Раз – и его нет. Она дала земле просыпаться сквозь пальцы. Крупинки застучали по ткани, будто первые капли дождя по листьям. Капля за каплей ее дочь исчезала. Прощай, подумала она, прощай, моя милая, моя единственная.
Она вернулась к тенту. Ее душа разлетелась на миллион осколков, будто разбитое вдребезги стекло. Кости казались ей налитыми свинцом. Ей нужна вода, нужна еда, запасы кончились. Но охотиться она была не в состоянии, а дойти до ручья, пять минут под горку, – все равно что пройти много миль. Потребности тела. Имеют ли они хоть какое-то значение теперь? Ничто уже не имеет значения. Она легла на спальник, закрыла глаза и быстро уснула.
Ей приснилась река. Широкая темная река и дрожащий свет луны над ней. По поверхности реки протянулась золотистая дорожка. Алиша не знала, что ждет ее впереди, лишь знала, что ей надо пересечь эту реку. Осторожно шагнула на светящуюся поверхность воды. Ощущение было двойственным. Одна ее половина была восхищена этим чудесным способом передвижения, другая же – совсем нет. Луна коснулась противоположного берега, и она поняла, что ее обманывают. Сверкающая дорога начала исчезать. Она побежала со всех ног, пытаясь добежать до другого берега прежде, чем река поглотит ее. Но расстояние было слишком велико. С каждым шагом горизонт удалялся от нее. Вода плескалась по щиколотку, потом по колено, потом по пояс. У нее уже не было сил преодолеть ее сопротивление. Иди ко мне, Алиша. Иди ко мне, иди ко мне, иди ко мне. Она начала тонуть. Река поглощала ее, и она погрузилась во тьму…
Она проснулась. Вокруг все было залито неярким оранжевым светом, день почти миновал. Алиша неподвижно лежала, собираясь с мыслями. К этим кошмарам она уже привыкла, менялись детали, но не само ощущение – тщетность и страх. Однако на этот раз все было несколько иначе. Будто одно из ощущений сна стало реальностью. У нее была мокрая рубашка. Опустив взгляд, Алиша увидела расползающиеся пятна. У нее в груди появилось молоко.
Решение остаться не было сознательным, у нее просто не хватало силы воли двигаться. Силы возвращались. Понемногу, шаг за шагом, а потом вдруг вернулись, будто долгожданный гость, сразу. Она соорудила шалаш из валежника и лозы, накинув поверх брезент. Лес кишел живностью – белки, кролики, перепелки, голуби, олени. Некоторые были слишком проворны, чтобы она смогла поймать их, но не все. Она ставила ловушки и собирала добычу или охотилась с арбалетом. Один выстрел наповал, а потом обед, сырьем, горячий. Вечером каждого дня, когда заходило солнце, она мылась в ручье. В чистой и очень холодной воде. Во время одного из таких выходов она увидела медведей. Шорох в десятке метров выше по течению, что-то большое и тяжелое в кустах, а потом они появились на краю ручья, мать и пара медвежат. Алиша никогда не видела их во плоти, только в книгах. Они вместе зашли в ручей и принялись рыться мордами в иле. Что-то в их анатомии было неправильным, будто незаконченным, будто их мышцы были недостаточно прочно прикреплены к шкуре под их густой свалявшейся шерстью. Их окружали тучи насекомых, сверкая в последних отсветах солнечных лучей. Похоже, медведи ее не заметили, или если и заметили, то не придали никакого значения ее существованию.