Тропик Канзаса

Ресторан оплачивала Одиль.

Одиль работала в крупной фирме с К-стрит, за шестьсот тридцать пять долларов в час заключая контракты на транспортные перевозки для нужд армии, и при этом она еще жаловалась, сколько неоплаченного времени ей приходится тратить на помощь задержанным лицам, которой она занималась на общественных началах. Таня познакомилась с ней на первом курсе юридического факультета института Лидди; девушки быстро сошлись на почве сардонического юмора, перебросившего мост между их совершенно разным прошлым. Одиль, белая девушка из состоятельной семьи, выросла, отгороженная от окружающего мира такой многоуровневой защитой, что могла позволить себе быть идеалисткой; абсолютные гарантии ей обеспечивали мать-политик и отец-бизнесмен, имеющие доступ к властям предержащим. И ресторан, который она выбрала, был полностью в ее духе, начиная от службы безопасности, которая связывалась с местом работы потенциального клиента, проверяя его благонадежность, и лишь после этого разрешала заказать столик, и кончая тем, что главное значение имело не то, что ты заказал, а то, кто тебя здесь увидел. Даже название было соответствующим: «Минерва», в честь любимой дочери самого могущественного бога, правившего всем миром.

Спертая атмосфера заведения нисколько не мешала девушкам смеяться. Они делились сплетнями о своих однокурсниках, спорили о том, чьи тяготы хуже – частной практики или государственной службы, – и непомерно много времени обсуждали новый сериал, который смотрели, – «У меня на глазах», глупую, но очаровательную романтическую комедию об операторе беспилотника, влюбившейся в боевика, за которым следила. Подруги наслаждались пирогом с крабовым мясом на белоснежной скатерти и шутили про рентгеновские камеры и про то, как людям нравится раскрывать свои самые сокровенные тайны. Они избегали говорить о политике… памятуя о склонности Одиль высказывать такие вещи, о которых большинство людей предпочитало помалкивать там, где их могли подслушать. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло время расплатиться по счету.

– Как ты думаешь, кто на самом деле пытался убить этого фашиста? – спросила Одиль, даже не потрудившись перейти на шепот. – И почему, черт возьми, они не довели дело до конца?

– Так, – сказала Таня, стараясь определить, кто их окружает, не привлекая к себе внимания. – Я знала, что нельзя тебе заказывать за обедом вино. Пошли. Ты пойдешь со мной, только если дашь слово держать себя в руках.

Одиль отмахнулась от мании преследования своей подруги движением руки и кривой усмешкой. Какой бы предупредительной ни была Одиль, она никак не могла понять, какая пропасть отделяет ее от подруги. Одиль могла позволить себе высказывать вслух то, за что других бросали за решетку.

Таня этого не могла. Как бы ей иногда ни хотелось.

Дожидаясь, когда ей подадут в гардеробе пальто, Таня гадала, не их ли имеет в виду тот охранник, что говорит по рации. Но в конце концов она решила, что это уже слишком даже для нее. На улице ярко светило солнце.

К югу от Ай-стрит улицы были перекрыты. После того самого события. Поэтому подруги прошли к контрольно-пропускному пункту на Фаррагут-сквер, где сейчас разместились федеральные войска, охраняющие новый периметр вокруг Белого дома. Морская пехота, национальная гвардия и сотрудники Секретной службы в форме. Усерднее всего вели себя сотрудники Секретной службы, в черных мундирах, перетянутых кожаными ремнями, со сверкающим хромированной сталью оружием.

– Знаешь, я встречалась с одним таким парнем, – заметила Одиль, когда девушки остановились на перекрестке, любуясь открывшимся видом. – Это был лейтенант. Как показал тест, вероятность совместимости у нас была девяносто два процента.

– Вот как! – сказала Таня. – Как в том кино про девушку и ее телохранителя. И чем все закончилось?

– Сначала было весело. Мускулатура у него что надо. Затем он стал чересчур требовательным.

Таня рассмеялась.

– О татуировках даже не спрашивай, – добавила Одиль.

Промелькнувший у Тани мысленный образ оказался мрачнее, чем она ожидала.

Подруги встали в конец очереди офисных работников, возвращающихся после обеденного перерыва, протянувшейся на полквартала вдоль ограждения. Зимний день выдался солнечным, но холодным. В небе слышался гул вертолета, облетающего район на малой высоте.

– А если серьезно, – сказала Одиль, – как ты думаешь, что пошло не так?

Версий было много. Это случилось, когда Максина Прайс, вице-президент в отстраненной от власти администрации, а впоследствии лидер сепаратистского движения, родившегося после наводнения в Новом Орлеане, прибыла в Белый дом на переговоры о прекращении огня во главе делегации. В этом соглашались все. Версии насчет того, кто именно пронес бомбу и была ли бомба вообще, сильно расходились. На самом деле, чем менее осведомленными были люди, тем более абсурдные теории они выдвигали. Таня достоверно знала только то, что Максина Прайс погибла в тот день, то ли от своей собственной руки, став самым высокопоставленным в Америке террористом-самоубийцей, то ли от руки доблестного агента Секретной службы, то ли в результате заговора, и вместе с ней исчезли те слабые надежды на перемены в городе и во всей стране.

Таня знаком показала Одиль молчать. Подруги приближались к пуленепробиваемой будке дежурного. Наблюдая за тем, как люди проходят через пост, Таня пыталась прикинуть, как быть.

– Даже не знаю, – сказала она, глядя на угрюмых часовых. – В любом случае мне нужно вернуться на работу.

– Мы уже все равно здесь, – возразила Одиль, мягко увлекая подругу вперед. – Это все равно что стоять в очереди в навороченный ночной клуб. Просто сделай вид, будто здесь твое место.

– Тех, кто идет в ночной клуб, не проверяют компьютеры, – напомнила Таня.

– Да, не проверяют, – подтвердила Одиль. – И здесь тоже компьютеры ничего не проверяют. Это делают люди. Вон тот тип. И нам нужно просто понять, что он хочет от нас услышать.

Таня кивнула, поняв стратегию действий, и тут подошла их очередь.

– Ваши документы, пожалуйста, – сказал офицер, белый парень лет тридцати, снявший блестящую каску, но оставивший форменные солнцезащитные очки.

Таня посмотрела на Одиль, но та не выказала ни малейшего сомнения.

Таня предъявила свой значок, а Одиль – удостоверение сотрудника фирмы, и обе улыбнулись, почти искренне, что едва не вызвало ответную улыбку дежурного. Он ввел документы в считывающее устройство, посмотрел на экран компьютера, потом на девушек, набрал что-то на клавиатуре и сделал типично полицейское строгое лицо.

– Сожалею, леди, – сказал офицер. – Сегодня повышенные меры безопасности, пропускаются только те, кто здесь работает, а вас в списке нет.

– Какая неприятность, – сказала Таня. – У нас назначена встреча в Боковом крыле, это произошло в самую последнюю минуту, но нас должны были зарегистрировать.

Она сделала невинное лицо, следя за реакцией дежурного. Ее слова не были целиком неправдой. Только по большей части.

– Ничего нет, – сказал дежурный, снова сверившись с компьютером. – С кем вы должны были встретиться?

К нему подошли еще два сотрудника службы безопасности.

– С Андреа Фокс из службы доставки, – сказала Таня, назвав женщину, с которой однажды действительно сталкивалась по делам работы.

– Хорошо, я сейчас проверю.

Дежурный закрыл окошко своей будки, чтобы нельзя было услышать, что он говорит. Таня посмотрела на свое отражение в черном стекле, и ей совсем не понравилось то, что она увидела. Словно ледяной ветер и яркое солнце обнажили правду, скрытую под ложью, в которую, как хотелось надеяться, все поверят.

Таня отвернулась, уставилась на лицо продолжающей улыбаться Одиль, на котором мороз отразился лишь в порозовевших щеках: такая кожа, как у нее, очень хорошо выглядит в холодную погоду. Она бросила взгляд на бойцов Секретной службы; теперь их уже было трое, они преграждали путь. И оглянулась на разрастающуюся очередь, начинающую роптать по поводу задержки.