Месть

Они заключили сделку: Доминик согласился помогать им в обмен на прекращение страданий. В отсутствие Виктора бедняга явно не мог сдержать слово. Теперь же Виктор выключил его боль, как иные люди выключают свет. Доминик мгновенно обмяк, напряжение сползло с его лица, точно пот.

Виктор взял лопату и протянул ему:

– Поднимайся.

Тот подчинился, размял плечи и встал на ноги. Затем все вчетвером принялись закапывать могилу Виктора.

Два дня.

Именно столько Виктор был мертв.

До тревожного долго. Так долго, что уже начали проявляться первые признаки разложения. Прочим, двум мужчинам, девочке и псу, пришлось скрываться у Доминика в ожидании, когда же Виктора похоронят.

– Жилье так себе, – предупредил Дом, открывая входную дверь, и не соврал: крохотная обшарпанная спальня с продавленным диваном, бетонный балкон, кухня, равномерно покрытая тонким слоем грязной посуды, но все это подходило под временное решение долгосрочной дилеммы, а Виктор был не в том состоянии, чтобы размышлять о будущем, по крайней мере не с кладбищенской землей на брюках и привкусом смерти во рту.

Нужно принять душ.

Дом провел его в спальню, узкую и темную. На единственной книжной полке валялись медали и перевернутые фотографии, а на подоконнике – слишком много пустых бутылок.

Солдат откопал чистую футболку с длинным рукавом и логотипом какой-то группы. Виктор вопросительно поднял бровь.

– У меня больше ничего черного нет, – пояснил Дом, включил свет в ванной и ушел, оставив гостя одного.

Виктор разделся, стащил с себя одежду, в которой его похоронили – одежду, что он не узнавал, не покупал, – и встал перед зеркалом, разглядывая обнаженный торс и руки.

Нельзя было сказать, будто он обошелся без шрамов – вовсе нет, но ни один из них не относился к той памятной ночи в «Фалкон прайс». В голове загремело эхо выстрелов, рикошетя от недостроенных стен и скользкого от крови бетонного пола. Частично она принадлежала самому Виктору, но по большей части Эли. Виктор помнил каждую нанесенную тогда рану – удары в живот, иссеченные проволокой запястья, нож Эли между ребер, – но от них не осталось и следа.

Сидни обладала поистине исключительным даром.

Виктор повернул вентиль и шагнул под обжигающие струи, смывая с кожи смерть. Прощупал линии силы, сфокусировался на внутренних ощущениях, как начал делать давным-давно, когда только угодил в тюрьму. Изоляция не позволяла тестировать новообретенные силы на других, поэтому Виктор превратил собственное тело в объект для опытов, изучал все, что только можно, про границы боли, замысловатую сеть нервов. Теперь же он сосредоточился и повернул рубильник сначала вниз, пока не исчезли все ощущения, а потом вверх, пока падающие на обнаженную кожу капли не превратились в ножи. Виктор стиснул зубы и вернул переключатель в обычное положение.

Затем прикрыл глаза, уперся лбом в плиточную стену и улыбнулся, слыша в голове голос Эли.

«Тебе не победить».

Однако же он победил.

В квартире было тихо. Доминик стоял на узком балконе и курил сирагету. Сидни свернулась на диване, аккуратно, точно лист бумаги. На полу у ее ног примостился Дол, положив морду ей на руку. За столом сидел Митч, раз за разом тасуя колоду карт.

Виктор оглядел их всех.

«По-прежнему собираешь бродяг».

– Что теперь? – спросил Митч.

Два коротких слова. Никогда еще они не казались такими весомыми. Последние десять лет Виктор жил местью. Он никогда не задумывался, чем займется дальше, но теперь, достигнув цели – Эли гнил за решеткой, – замер в нерешительности. Он здесь. Он жив. Месть была для него всепоглощающей гонкой. Теперь она исчезла и оставила ощущение неуверенности, незавершенности.

Что теперь?

Он мог их всех бросить. Исчезнуть. Это самое разумное решение: компания, особенно такая странная, неизменно бросается в глаза, а вот одиночка – нет. Талант Виктора позволял ему отвлекать внимание окружающих, воздействовать на их нервы так, что возникало слабое, но действенное отвращение. Стелл верил, будто Виктор Вейл мертв и лежит в могиле.

Виктор знал Митча шесть лет.

Сидни – шесть дней.

Доминика – шесть часов.

Каждый из компаньонов грузом висел на ногах Виктора. Лучше скинуть их, освободиться.

Так уйди, подумал он. Однако не двинулся в сторону двери.

Доминик не проблема. Они едва знакомы, их свели только необходимость и обстоятельства.

Другое дело Сидни. Виктор нес за нее ответственность. С того самого момента, как убил Серену. Никакой сентиментальности – обычные части уравнения. Коэффициент, что перешел с одной доли на другую.

А Митч? Митч, по собственному заверению, проклят. Лишь вопрос времени, когда здоровяк снова угодит в тюрьму. Скорее всего, в ту, из которой и сбежал вместе с Виктором. Для Виктора. И пусть они знакомы меньше недели, Митч никогда не бросит Сидни. Да и та вроде как привязалась к здоровяку.

Ну и конечно, оставался Эли.

Да, он сидел за решеткой, но оставался в живых. С этим Виктор ничего не мог поделать, учитывая способности Эвера к исцелению. Но если Эли когда-либо выйдет на свободу…

– Виктор? – окликнул Митч, словно чуя, какой оборот приняли его мысли.

– Мы уезжаем.

Митч кивнул, не в силах скрыть облегчение. Он всегда был открытой книгой, дже в тюрьме. Сидни потянулась, ее синие глаза уставились на Виктора в темноте. Похоже, девочка не спала.

– Куда мы отправимся? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Виктор. – Но здесь оставаться нельзя.

В комнату вернулся Доминик, неся с собой холодный воздух и запах дыма.

– Уезжаете? – встревоженно переспросил солдат. – А как же наша сделка?

– Расстояние не проблема, – ответил Виктор. Не совсем так: когда Доминик окажется вне поля зрения, Виктор не сможет менять установленный порог. Но сам эффект должен остаться. – Наш договор в силе, пока ты на меня работаешь.

– Что угодно, – поспешно кивнул Доминик.

– Раздобудь нам новую машину, – обратился Виктор к Митчу. – Хочу покинуть Мерит к рассвету.

Так и вышло.

Два часа спустя, когда первые лучи солнца прорезали небо, Митч подкатил к зданию на черном седане. Дом стоял на пороге и, скрестив руки, наблюдал, как Сидни вместе с Долом забирается на заднее сиденье. Виктор занял место рядом с водительским.

– Уверен, что в порядке? – спросил у него Митч.

Виктор посмотрел на свои руки, размял пальцы и ощутил покалывание энергии под кожей. Если на то пошло, он чувствовал себя сильнее. Его талант стал чище, яснее, четче.

– Лучше, чем прежде.

Виктор вернулся к жизни на холодном бетонном полу.

Несколько мучительных секунд разум оставался пуст, мысли разбегались. Словно очнуться после жесткого прихода. Виктор попытался выцепить что-то логичное, упорядоченное, рассортировать ощущения – медный привкус по рту, запах бензина, тусклый свет фонарей сквозь потрескавшиеся оконные стекла – и наконец понял, где находится.

В гараже механика.

Тело Джека Линдена темной массой валялось в обрамлении разбросанных инструментов.

Виктор вытащил изо рта капу и сел, непослушными руками выуживая из кармана сотовый. Митч снабдил телефон самодельным устройством защиты от перенапряжения. Оно сгорело, но сотовый уцелел. Виктор включил телефон.

От Доминика пришло короткое сообщение:

«3 минуты, 49 секунд».

Отрезок времени, пока Виктор оставался мертв.

Он тихо выругался.

Слишком долго. Чересчур долго.

Смерть опасна. Каждая лишняя секунда без кислорода, без кровоснабжения наносила все больший вред. Органы могли функционировать еще несколько часов, но мозг вещь хрупкая. В зависимости от человека, от характера травмы, врачи считали, что гибель мозга наступает через четыре, пять, реже шесть минут. Виктор не собирался испытывать судьбу.