Страница 6 из 24
Я долго потом жил с ощущением того, что где-то рядом всегда будут серьезные мужики, которые смогут защитить нас от всех бед, как те офицеры на вечеринке в честь успешного полета Ю. Гагарина в космос. Нам же, всем остальным, надо просто хорошо делать свое собственное дело – учиться, работать. Потом оказалось, что таких серьезных мужиков раз-два и обчелся, и что защищать себя и других надо самому.
Пионер – всем ребятам пример
И. Штыков. «Пионерка»
Поскольку в младших классах я хорошо учился и не хулиганил, меня приняли в пионеры. От пионеров, помимо хорошей учебы, требовалось еще выполнять различного рода общественные нагрузки. Например, собирать макулатуру и металлолом после школьных занятий.
Весной и осенью мы стаскивали со всего района старые металлические кровати, обрезки каких-то ржавых труб, разный домашний металлический хлам и складывали все это в кучу на школьном дворе. Потом приезжали грузовые машины-трехтонки и увозили металлолом на переработку на Лиепайский металлокомбинат. переплавленного металла на сельскохозяйственной техники.
Как нам объясняли учителя, из Рижском и Лиепайском заводах делали машины, с их помощью выращивали зерно на полях, а уж из этого зерна выпекали хлеб. Участие в создании хлеба придавало большую значимость нашему сбору ржавых чугунных труб.
В макулатуру мы сдавали старые газеты, журналы и книжки. Все это богатство укладывалось в пачки, перевязывалось бечевкой и тоже тащилось на школьный двор. Обложки от сдаваемых книг надо было отрывать и паковать отдельно. Я книжки в макулатуру не сдавал, а собирал их дома и поэтому задания по сдаче макулатуры практически никогда не выполнял.
Собранную школьниками макулатуру перерабатывали в толстую упаковочную бумагу серого цвета. В эту бумагу заворачивали продовольственные и непродовольственные товары в советских магазинах. Эта упаковка выглядела не так красиво, как нынешние разноцветные полиэтиленовые мешочки, но зато ее можно было опять собирать и отправлять на переработку.
Говорят, что скоро использовать полиэтиленовые мешочки в магазинах запретят, поскольку они загрязняют окружающую среду. Наверное, будем опять собирать макулатуру и производить из нее серую упаковочную бумагу.
Иногда в куче макулатуры у школы можно было найти интересную книжку без обложки. В поисках таких сокровищ, кроме меня, участвовало еще несколько парней из нашей школы. У нас был своеобразный клуб книголюбов. Потом мы сами изготовляли картонные обложки для найденных в горах макулатуры «голых» книг. Переплетать книги нас учили в школе на уроках труда.
У меня до сих пор хранится дома найденная в детстве в куче макулатуры книжка. На ее самодельной коленкоровой обложке неровным детским почерком печатными буквами выведено в одну строчку «Капитан Сорви-голова. Луи Буссенар». Найденная книга была не только без обложки, но и без первых десяти страниц – наверное, их употребили на разжигание дров в печке или как обертку для самокрутки, набиваемой махоркой. Папиросы, а тем более сигареты, стоили тогда дорого. Однако друзья по импровизированному книжному клубу, которые читали бессмертное произведение Л. Буссенара, подробно пересказали содержание недостающих страниц. Я не проверял, но точно знаю, что пересказали они все правильно.
Кстати, курить школьникам строго-настрого запрещалось. Я один раз попробовал тайком затянуться дешевой папиросой «Прима», которую мне настойчиво предлагал известный школьный хулиган цыган Ромка. С Ромкой мы учились в одном классе до четвертого класса. Вкус папиросного дыма был гадкий, я закашлялся и злобно сказал бывшему для всех мальчишек большим авторитетом Ромке: «Кури сам это говно!» Ромка удивился полученному отпору и приставать ко мне с всякими глупостями прекратил. Табак же я с тех пор больше в рот никогда не брал.
Характер у меня был спокойный, но если кто-то на меня пытался давить, насильно заставлять что-то делать, то я мог стать просто бешеным. Мама говорила, что это проявляется польский гонор от моего деда Станислава Томашевича Бржозовского. Дед погиб во время войны, защищая Ленинград от немцев, и лично я его не знал.
Еще школьные хулиганы играли за ближайшими от школы дровяными сараями в «чику» на деньги. Ударом свинцовой биты-блинчика нужно было перевернуть лежащие на земле копейки. Кто перевернул, тот выиграл кон и забрал себе чужие копейки. Эта запретная игра мне также не нравилась, поскольку с ее помощью взрослые мальчишки ловко выманивали у доверчивых малышей данную им на завтрак мелочь.
Воспоминания о счастливом советском детстве с безвозмездным трудом на благо общества грели душу не мне одному. Несколько лет тому назад Республиканская госбиблиотека переезжала из старого здания на углу улиц Кирова (ныне Элизабетес) и Кр. Барона на новое место – в «Замок света», что построили в Задвинье. Надо было перевезти пару миллионов книг библиотечных фондов из одного здания в другое. Директор библиотеки А. Вилкс решил организовать акцию с бесплатным трудом по образцу нашего школьного сбора металлолома и макулатуры. Он призвал в СМИ на помощь добровольцев со всей республики, чтобы они выстроились в цепочку и стали передавать книги из рук в руки от старого к новому зданию библиотеки. Учитывая расстояние между двумя точками, добровольцев надо было собрать тысяч пять. К русским директор обращаться не стал, видимо, потому, что их, по Преамбуле к Конституции, только что объявили в государстве второсортным этническим элементом. Поэтому русские на эту благородную в целом акцию не пришли. Представителей коренного этноса пришло человек двести. Они поносили книги по Кировскому (ныне Верманскому) парку туда-сюда и быстренько разошлись. Навыки бесплатного труда на общее благо оказались в этой части общества утраченными.
Учеба в школе тем временем шла своим чередом. Мы осваивали математику, русский язык, историю, физику, ботанику, географию и прочие премудрости. Из школьных предметов мне больше всего нравились история и география. По истории я завел толстую амбарную книгу, в которую зарисовывал все схемы военных сражений, оружие и записывал «хитрые» военные приемы, вычитанные из книг. Географичка же так бойко перечисляла по памяти столицы африканских стран, реки и морские проливы, что мы подпадали под ее гипноз и тоже заучивали их наизусть. Удивительно, но по географии в классе не было двоечников и троечников.
Пионеры носили в школе на шее шелковый красный галстук. Его надо было гладить каждый день. Одноклассницы в черных костюмчиках, белых фартуках и красных галстуках выглядели очень симпатично. Парни ходили в темно-синих костюмах и светло-синих рубашках. Стрелки на форменных брюках из-за дешевизны материала никак не держались – гладь их или не гладь. А пионерские галстуки у мальчишек быстро становились словно пожеванными.
Вообще пионерская атрибутика – значок с пламенем костра, красный галстук, пионерские горн и барабан, красное знамя отряда – не была чем-то чужим. Пионерские линейки на школьном дворе или в актовом зале придавали торжественность началу учебного года и другим важным школьным событиям, и они не рассматривались нами как навязанные извне коммунистические обряды.
Мне очень хотелось стать горнистом нашего пионерского отряда, но со слухом дела обстояли неважно, поэтому право трубить общий сбор досталось однокласснику Саше Яшкову. Трубил он так себе, но при этом становился в картинную позу: приставлял левую руку к талии, высоко закидывал голову с приложенным к губам горном в правой руке. Наверное, этой картинной позе я и завидовал. А может, просто завидовал тому, что к Сашке льнули девчонки. Он в такой позе казался представителем творческой профессии – музыкантом. Точно уже не помню.
В это время я начал писать. Сначала дневник, потом стихи, наконец маленькие рассказики. Выходило очень неплохо. За школьные сочинения я получал обычно пятерку по содержанию и тройку за грамматику. Эта наука мне давалась плохо. Еще в это время я начал сочинять тексты для песен, музыку к которым писал мой школьный друг Олег Вовк. Вот он действительно хорошо играл на гитаре и прекрасно пел. Ему я не завидовал ни в отношении игры на гитаре, ни в отношении девчонок. Ведь друзьям завидовать нельзя.