Страница 17 из 35
На эту мою реплику Чистяков не сказал ни слова, а только зыркнул своими глазищами на меня, как на врага народа, и прибавил шаг. Когда мы по льду Невы подходили к стрелке Васильевского острова, завыли сирены, объявлявшие о начале очередного авианалёта. Мы бегом устремились к ближайшему бомбоубежищу, у входа которого уже выстроилась порядочная очередь из тех, кто ходил за водой. Пока мы спустились в убежище, пока нашли место, где пристроиться, послышались первые взрывы. Сидевшая напротив нас пожилая женщина после каждого взрыва крестилась и шёпотом молилась, не обращая на нас никакого внимания. Согревшись среди тесно сидящих людей, я незаметно для себя уснул и проснулся от того, что кто-то трясёт меня за плечо. Открыв глаза, я увидел перед собой военный патруль, который проверял у всех документы. Подав начальнику патруля свои документы, я краем глаз увидел, как сильно нервничает Чистяков. Однако проверку он прошёл успешно, и вскоре мы поднялись наверх. Кое-где были видны следы пожаров, а в воздухе стоял запах гари.
Почти половина домов на Васильевском острове, да, впрочем, как и во всём Ленинграде, были разрушены. Но люди каким-то образом научились жить и выживать в этих нечеловеческих условиях. И как только закончилась бомбёжка, народ снова потянулся с саночками за водой к реке. Мы же, перебираясь через завалы разрушенных домов, продолжили свой путь. А дом наш стоял на своём месте как ни в чем не бывало, хотя все близстоящие дома были или разрушены, или частично повреждены. Не встретив никого из соседей, мы поднялись на площадку третьего этажа. Ключ, вставленный в замочную скважину, легко повернулся, дверь со скрипом открылась, и мы увидели, что вся квартира занесена снегом. Глазницы окон зияли пустотой, все стёкла были выбиты взрывной волной, а по комнатам гулял ветер. Однако это нисколько не смутило Чистякова, он как будто даже не заметил отсутствия окон и снег на полу, а сразу прошёл в свою комнату, в которой провёл минут пять. Когда он оттуда вышел, по его лицу можно было догадаться, что он нашёл там то, ради чего мы тащились сюда через весь город.
– Садись, Архип, – сказал Чистяков, ставя передо мной стул, – я тебе сейчас всё объясню. Раньше не хотел об этом говорить, пока не убедился, что вот это, – он указал пальцем на квадратный свёрток, – находится в целости и сохранности. Это из-за него я тогда тебе говорил, чтобы ты присматривал за квартирой. Знаешь, что находится в этом свёртке? – он внимательно посмотрел мне в глаза, ожидая моего ответа.
А я, как кролик, который не может сопротивляться силе хищника, положил свою руку на свёрток и механически проговорил:
– Здесь находятся рукопись и какие-то чертежи.
– Правильно, мой юный друг, только что-то ты так долго думал? – он с прищуром глаз впился в меня. – Что это, отсутствие тренировки или результат длительного голодания? – задал он вопрос непонятно, к кому обращённый. И уже как бы делая вывод для самого себя, продолжил: – Я думаю, что в этом повинно как первое, так и второе. Надо будет срочно заняться тобой и восстановить всё, что ты умел делать пред войной. Самое главное, что я нашёл тебя живого и невредимого.
Он даже как-то повеселел от своих слов, и было видно, что теперь он находиться в приподнятом настроении.
– Так вот, Архипушка, – он впервые так ласково назвал меня, – нам предстоит выполнить большую и важную работу. Видишь ли, в связи с тем, что война пошла не так, как мы ожидали, а приняла затяжной характер, есть большая вероятность того, что рано или поздно нам придётся сдать город немцам. Поэтому правительство Советского Союза поручило мне и группе товарищей провести работу по изъятию ценностей из тайников города, спрятанных ещё до Октябрьской революции буржуями, капиталистами и прочей сволочью. Для этого меня и отправили с передовой в Ленинград, наделив особыми полномочиями, и с этого момента ты поступаешь в моё полное распоряжение. В этом свёртке находятся списки высокопоставленных чиновников царской России, проживавших в Петрограде до октября семнадцатого года. Здесь же лежат чертежи их квартир, в которых они проживали, и, конечно же, у меня есть ты со своим уникальным даром. Ну а после окончания операции я переправлю тебя на «большую землю», где ты сможешь, если, конечно, захочешь, пойти учиться на танкиста. Как тебе, Архип, такие перспективы? Только учти! Операция эта секретная, о ней и о том, кто в ней участвует, не должен знать никто. Даже если при каких-то обстоятельствах ты попадёшь в руки милиции или военной контрразведки, ты всё равно должен молчать. Даже под страхом смерти. Понял?
Я мотнул головой в знак того, что всё понял, но моего молчаливого согласия для Чистякова было недостаточно. Он достал лист бумаги и заставил меня написать расписку, что я добровольно и без принуждения поступаю в его полное подчинение, с указанием даты, фамилии и подписи. Когда с бумагами было покончено, я без задней мысли рассказал Чистякову о коробке с драгоценностями, которую нашёл в квартире Климовых, а также о том, что я хотел отнести её в милицию, но в последний момент испугался последствий. По мере своего повествования я не упустил случая рассказать и о том странном разговоре, который я случайно подслушал в подъезде. И о своих предположениях, что голос одного из говорящих напоминал мне голос воровского авторитета Булькина, которого я считал умершим.
Выслушав меня, Вениамин Карлович похвалил моё усердие в поиске коробки с драгоценностями, однако он посчитал, что такая самодеятельность могла закончиться для меня трагическими последствиями. И наказал впредь согласовывать каждый свой шаг с ним. Перед выходом из квартиры мы условились, что отсюда я ухожу на завод и забираю там все свои вещи, вплоть до последнего клочка бумаги. Встретиться мы договорились в шесть часов вечера у Казанского собора.
Глава 6. Подземелье
Только идя по льду Невы, я почувствовал, как тяжело даются мне сегодня эти длительные переходы из одного района в другой. Сделав на работе всё именно так, как мне велел Чистяков, я с коробкой Климовых отправился на место встречи.
Пока шёл к центу города, объявили ещё одну воздушную тревогу, и мне пришлось полтора часа просидеть в бомбоубежище. Время «свидания» давно миновало, но, скорее из чувства собственной пунктуальности, нежели от желания, я все-таки пошёл к месту встречи со слабой надеждой найти там Чистякова.
Из-за маскировки Казанский собор было не узнать. Перед ним в заснеженном сквере размещалась зенитная батарея, защищающая центральную часть города. Испокон веков этот сквер был излюбленным местом встречи влюблённых, а сейчас здесь назначали встречи те, кто приезжал в город с передовой.
Чистякова я увидел ещё издали, когда шёл вдоль канала. Он помахал рукой и быстрым шагом направился мне навстречу. Увидев моё измученное и уставшее лицо, он не стал задавать никаких вопросов, а только попросил, чтобы я как можно быстрее следовал за ним.
Перейдя Невский проспект, мы через два квартала повернули на Инженерную улицу и через несколько минут подошли к Михайловскому театру. Там у двери с табличкой «Подъезд № 3» Чистяков постучал условным стуком, дверь бесшумно открылась, и я шагнул в темноту… Чьи-то сильные и крепкие руки прижали меня к стене, обыскали с головы до ног и вытащили из-за пазухи коробку. Следом за нами в подъезд проскочила ещё одна тень, которая сообщила, что никакой слежки за мною нет. И только после этого справа от меня зажёгся фонарик, луч света которого упёрся мне в лицо, и незнакомый голос приказал следовать за ним. Поплутав по подвальным коридорам театра, мы оказались в помещении, в котором на боковой каменной плите был изображён масонский символ в виде циркуля с угольником и буквой «G» в средине. Человек, шедший впереди нашей процессии, что-то поколдовал с кирпичной кладкой, после чего стена начала отодвигаться в сторону, освобождая проход к крутой лестнице с овальным сводом. После того как наша процессия спустилась под землю, кто-то, следующий за Чистяковым, вернул потайную дверь в исходное положение, тем самым отрезав нас от внешнего мира. Пройдя по подземному коридору ещё метров сто, мы переступили порог большого помещения, о чём свидетельствовал гулкий звук наших шагов. И в это время под потолком зажглась слабая электрическая лампочка, которая позволила осмотреться вокруг. Старинные полукруглые своды опирались на шесть колон, стоящих по периметру зала. Потолок и колонны были отштукатурены и отделаны лепными украшениями в стиле барокко, на стенах висели старинные свечные подсвечники.