Страница 8 из 9
С точки зрения логики вмешательства, когда мы имеем дело с человеком, страдающим обсессивно-компульсивным расстройством или с человеком, страдающим пищевым расстройством либо депрессией, вместо того, чтобы вспоминать, что говорит об этом наша теория, мы должны задать себе следующий вопрос: «Какой способ является лучшим для достижения нашей цели, чтобы облегчить или устранить это расстройство?». Для этого мы должны обладать прогностическим знанием того, как функционирует модель реальности и обратных связей, которая привела к созданию данного патогенного равновесия, и применить модель изменения, которая сделала бы равновесие здоровым. Сегодня, после двадцати лет исследований-вмешательств, благодаря стратегическим изменениям, которых нам удалось достичь в работе с тысячами случаев и которые позволили нам стратегическим образом познать функционирование различных патологий, мы располагаем самыми настоящими протоколами вмешательства, специфическими для лечения самых серьёзных форм психологических и поведенческих расстройств.
Изменение, ещё одно важное понятие, которое не является линейным, поэтому по шкале от нуля до десяти, я двигаюсь от единицы к десятке, но, как наблюдается в природе во всех натуральных климатических, физических и биохимических феноменах, она не линейна. В изменениях могут наблюдаться скачки, которые описывает теория катастроф, или же изменения могут продвигаются по спирали, то есть вперёд, затем назад, затем вновь вперёд, где движение вперёд означает возврат назад, чтобы идти вперёд. Когда не учитывается этот факт, как это происходит в большинстве линейных и рационалистических подходов, возникает риск сбиться с пути из-за иллюзии, согласно которой терапевтическое изменение происходит по этапам, до достижения инсайта. Не случайно этот термин не переводится на другие языки. Слышно эхо Сократа, который говорит нам: «Познай себя и изменись». Я утверждаю совершенно обратное, в том смысле, что считаю изменение не своего рода умственным озарением, а чем-то, что в первую очередь затрагивает восприятие; меняется восприятие реальности и под эффектом этого меняется реакция на неё. Это позволяет человеку открыть более функциональный способ восприятия и реагирования на реальность по сравнению с предыдущим. Представим себе пациента, страдающего агорафобией, неспособного сделать даже шаг за пределы дома, которому я, как в 90-е годы, так и сегодня, после провала самых развитых техник, предлагал выполнять пируэты. Я говорю пациенту: «Хорошо, хорошо. Теперь Вы должны сделать нечто очень важное для меня: встаньте, дойдите до двери кабинета, сделайте пируэт, откройте дверь, сделайте пируэт, как только вы выйдете за дверь, спуститесь вниз, подойдите к двери здания, сделайте пируэт перед тем как выйти, еще один пируэт, как только вы выйдете, поверните налево, идите в этом направлении и делайте пируэт каждые десять шагов, пока не дойдете до овощного магазина. Когда вы до него дойдёте, сделайте пируэт перед тем, как войти, и еще один, как только зайдёте, и купите для меня только одно самое красное, самое большое и спелое яблоко из тех, что найдёте. Возвращайтесь назад с яблоком в руке, делая пируэт каждые десять шагов, сделайте один пируэт, перед тем как зайти, еще один пируэт, когда вы войдете, а я буду ждать Вас здесь» [Нардонэ, 1993; 2000; 200а]. Эта техника обошла весь мир. Если дать человеку это предписание в суггестивной и гипнотической манере, оно заставит человека впервые в своей жизни выйти самостоятельно и выполнять пируэты, делая что-то странное; или же, чтобы не делать эти странные вещи, просто пойти в магазин, купить яблоко, выбирая самое красное и большое, и прийти ко мне с яблоком в руке. Это кажется почти нелепым, но когда он возвращается, я спрашиваю его: «А Вам было страшно?», и человек отвечает мне, что нет. Потом я спрашиваю: «Как Вы думаете, сколько времени Вы провели на улице?». Обычно человек отвечает, что пять минут, тогда как прошло минимум двадцать минут, так как овощной магазин находится довольно далеко от моего кабинета. Когда я сообщаю, сколько времени прошло на самом деле, пациент осознает, что он на протяжении двадцати минут находился один на улице и не испытывал страха. Это то, что мы называем перцептивно-эмоциональным корректирующим опытом. Человек впервые делает какую-то вещь, которую, как он думал, ему никогда не удалось бы сделать. Естественно, это произошло благодаря особой внушающей технике, которая перенесла его внимание на сам процесс выполнения этого, на первый взгляд, глупого, нелепого, абсурдного задания; но благодаря этому он не старался контролировать свой страх и не подпитывал его. Благодаря этому он не старался избегать того, что до сих пор избегал; благодаря этому он не обратился за помощью. Этот пример хорошо выражает основную концепцию перцептивного скачка. Цель любой терапии, стратегически разработанной с использованием высокой технологии, заключается в том, чтобы произвести как можно быстрее такое терапевтическое изменение: изменение восприятия, которое модифицирует реакцию, которая, в свою очередь, изменит также поведение и познание. Для того, чтобы скачок произошёл, не всегда требуются такие яркие, суггестивные техники, как предписание пируэтов. Более того, если в 90-х годах я дал его примерно тысяче пациентов, то в последние годы я им почти не пользуюсь просто потому, что те же терапевтические эффекты могут быть достигнуты с помощью еще более тонких, лёгких, менее громоздких техник. В последнее время благодаря использованию более усовершенствованных и непрямых техник почти 90% пациентов, страдающих паническими атаками или фобиями разблокируются уже после первого сеанса, совершая перцептивный скачок, то есть у них изменяется ощущение собственной реальности скорее через опыт, чем через осознание. Инсайт становится эффектом изменения, а не его причиной, ещё и потому что, чем больше человек старается измениться, тем больше он сопротивляется изменению, чем меньше он должен бояться, тем больше увеличивается его страх. Так человек, который не хочет покраснеть, чем больше сопротивляется этому, тем больше краснеет.
Следовательно, первая терапевтическая цель – создание перцептивно-эмоционального корректирующего опыта, то есть этого ошеломляющего ощущения, что реальность не та, которой была ранее. Чтобы достичь этого, мы, поскольку необходимо обойти сопротивление изменению, прибегаем к техникам, способным заставить человека сначала получить конкретный опыт, который, именно, вызвал бы у него новые ощущения. Существуют четыре главных ощущения, которых никто не может избежать: страх, удовольствие, гнев, боль [Миланезе, Мордацци 2007]. Они являются ресурсом, когда мы хотим изменить что-то. Используя логику противоречия, я могу создать больший страх, который поможет человеку справиться с ужасным страхом. Используя логику парадокса, я могу попросить человека усилить страх, чтобы уменьшить его; используя еще одну стратагему, опирающуюся на неординарную логику, я могу сказать непослушному ребёнку: «На самом деле, когда ты сопротивляешься, ты подтверждаешь своей маме, что она совершенно оправданно заботится о тебе, потому что ты не в состоянии контролировать себя. Так что задумайся о том, что каждый раз, когда ты так поступаешь, ты преподносишь ей подарок. Тебе это нравится?». Здесь гнев является ресурсом. Аналогичным образом можно использовать боль и удовольствие. Следовательно, человек, страдающий фобией, почувствует, на что он способен, нося с собой свой страх, стадающий обсессивностью – что может заблокировать навязчивость и выйти из ловушки, страдающий компульсивностью – что он больше не нуждается в ритуалах, чтобы получить то, что ему казалось невозможным получить без их помощи. Человек, охваченный формой извращения, должен ощутить, что то, что до определённого момента приносило ему удовольствие, причиняет боль, или что существует большее удовольствие, на котором нужно сконцентрироваться и которому препятствует нынешнее. В любом случае, он должен это почувствовать, а не понять. Впрочем, Фома Аквинский напоминает нам о том, что «нет ничего в разуме, что сначала не проходит через чувства» [1986]. Все мы обладаем ощущениями, прежде всего, в качестве проводника; конечно, наши знания могут обуславливать наши чувства, и мы иногда, используя логику веры, можем пользоваться умственной ловушкой, чтобы изменить наши ощущения, но речь идёт, в любом случае, о чем-то происходящем за пределами познания. Например, я могу сказать застенчивому человеку, который боится показывать себя из-за страха быть отвергнутым, что, если он хочет избавиться от этого типа проблемы, он должен, прежде всего, научиться принимать отвержение и, чтобы у него выработался иммунитет к этому яду, он должен ежедневно принимать его в маленьких дозах. В продолжении этого я скажу ему: «Каждый день выходите из дома, заходите в любой магазин и спрашивайте что-то банальное, незначительное, с конкретным намерением получить ответ «нет». Это небольшое ежедневное «нет» в ответ на что-то банальное, незначительное, будет той каплей яда, которая позволит вам постепенно приобрести иммунитет к яду отвержения. Когда вы на улице видите прохожего без часов, можете спросить у него, который час. Зайдите в магазин, в котором, как вам известно, не продаётся определенная вещь и попросите именно её, с явным намерением получить в ответ «нет»». Здесь, на первый взгляд, производится работа на умственном уровне, над познанием, но, когда человек выйдет и начнёт спрашивать: «Извините, вы не подскажете, который час?», то вместо того, чтобы резко ответить «нет», прохожий скажет ему, улыбаясь: «У меня, к сожалению, нет часов». Или, когда он попросит что-то в магазине, продавщица начнёт искать и извинится, поскольку у неё нет этого товара; или, ещё лучше, когда он попросит что-то, чтобы услышать в ответ «нет», а ему скажут «да». Это будет ещё более потрясающим. Именно благодаря своей попытке приобрести иммунитет к яду отвержения он узнает, что люди доброжелательны даже перед такой чудной на первый взгляд просьбой и что он не так уж заслуживает отвержения. Мы не объясняем ему это заранее; он открывает это самостоятельно.