Страница 11 из 16
Утром через депутатский зал аэропорта «Внуково» повезли тело отца. Специальным чартерным рейсом летели еще человек тридцать, включая Натана, его маму, бабушку и приближенных Адама. У иудеев, как и у мусульман, хоронить принято сразу, до захода солнца. Но если необходимо перевезти тело, можно задержаться максимум на три дня.
От аэропорта в Махачкале сто километров до Дербента ехали кортежем. Когда подъехали к дому, у Натана потемнело в глазах от увиденного. Ворота их частного дома были распахнуты, большой двор весь был застелен коврами, на которых сидели женщины всех возрастов в платках. Их там было не меньше сотни, и почти все они плакали, причитали на горско-еврейском и выли, а сестры отца, его тетки, и некоторые другие близкие орали диким криком и рвали на себе волосы. Это было кошмарное зрелище. Натан рос в Москве и никогда не видел такого. Он искал глазами сестру, но не мог найти ее. Вдоль всей улицы стояли лавки, на них тихо сидели мужчины. Головы у них тоже были покрыты. Кто в плоской широкой кепке, кто в папахе, кто просто положил платок на голову.
Дальше все происходило как в страшном сне. Плач, крики, похороны. Народу было столько, что улицы перекрыли, и машины не могли проехать. Дербентская еврейская община лишилась на тот момент самого сильного криминального авторитета, благодаря которому многих еврейских цеховиков не трогали группировки из соседних городов.
Жизнь Натана поменялась в один миг. Он как будто проснулся, стал обращать внимание на то, кто из взрослых как себя ведет, постоянно думать, как жить дальше, что теперь будет с ними? Но твердо мальчик знал одно: надо возвращаться в Москву! Сразу, как представится возможность. Родственники отца всячески унижали и постоянно оскорбляли мать Натана. Будто она была виновата в смерти Адама. Заступиться за нее было некому. В ее семье все были скромные и тихие, избегали конфликтов и боялись собственной тени. Натан старался быть рядом с мамой. При нем ее никто не обижал. Хоть он и был еще ребенком, но, когда его глаза вспыхивали гневом, даже взрослые не хотели с ним связываться. Адама все боялись за его крутой нрав, а Натан внешне был очень похож на отца, и люди понимали, что мальчик скоро вырастет, а кем он станет, неизвестно.
Натан пошел учиться в дербентскую школу и сразу попал в круг самых уважаемых хулиганов. Он познакомился с кавказскими понятиями и традициями. Конечно, воспитание мальчиков на Кавказе сильно отличалось от русского, но Натан воспитывал себя сам. Он много читал и анализировал каждую ситуацию, находя правильное решение.
Прошло одиннадцать месяцев, ему было уже пятнадцать лет, но если внешне Натан повзрослел на год, то интеллектуально – на все десять лет. Его рассуждения о жизни часто повергали взрослых в шок.
После годовщины смерти, точнее одиннадцати месяцев, – иудеи поминают так – Натан вечером зашел к маме в комнату поговорить.
– Мама, мы теперь можем вернуться домой!
– Да, сынок. Но что мы там будем делать? – мать обняла его и печально улыбнулась.
– Мы придумаем что-нибудь, но тут нельзя оставаться, бабушка с тетками тебя скоро съедят! Поедем в Москву!
– Сынок, все деньги у бабушки Эстер. Она, чтобы не пропали, купила три дома и кучу бриллиантов. Неужели ты думаешь, что она нам что-то отдаст?
– А у нас что, совсем ничего нет? У нас есть две машины в Москве! Продадим их…
– Адик за неделю до смерти принес двадцать тысяч долларов, они дома спрятаны. Но про это молчок! Даже Анжеле не говори пока. Это все, что у нас осталось.
– Вот! Уже что-то! Мамуль, надо бежать отсюда. Анжела, если хочет, пусть остается пока тут, она теток любит, но нам надо уехать! – Натан говорил очень решительно, по-взрослому.
– Хорошо, сынок, я поговорю с папой, он поможет! Спасибо тебе, мой родной, – Софа крепко обняла сына.
Отец Софы был уважаемый в городе, очень благородный и порядочный хозяин самого большого в Дербенте коммерческого магазина. Он зарабатывал неплохо и был в состоянии иногда помогать дочери деньгами. Через два дня Софа с Натаном вернулись в Москву. Анжела решила до сентября остаться у бабушки.
Первая половина девяностых в России была очень сурова. Москва захлебывалась от разгула преступности, убийств и разборок. Софа отдала часть денег под проценты и потихоньку жила. Ей также финансово помогал ее отец, первое время помогали и некоторые друзья Адама. Но через год все друзья исчезли. Кого-то убили, кого-то посадили, а большинство просто забыли про Софу и ее детей. Нет человека – нет и его семьи.
На похоронах многие плакали и клялись, что никогда не оставят детей Адика… Но, к сожалению, это были всего лишь слова. Да что там друзья, родная бабушка не отдала ни копейки внукам. Ее дочь, тетя Натана, тоже вдова с двумя детьми младше Натана на несколько лет. Вот к ней постепенно и утекли все деньги, за которые Адам положил свою жизнь. Наверняка он не думал, что его дети будут нуждаться, в то время как другие родственники будут тратить то, что не принадлежит им по праву.
Но жизнь пошла иначе, и Натан сначала стал курить сигареты, потом баловаться анашой. Он попал в криминальную компанию в районе, где они жили, увидел дно жизни. Тусовался в подвалах, дружил с наркоманами, но сам ограничивался только анашой. После возвращения в Москву Натан бросил школу и пошел с друзьями воровать дубленки и шубы на вещевом рынке, грабить магазины, мухлевать в карты и разводить богатых лохов на деньги. У него был очень хорошо подвешен язык. Богатый словарный запас и удивительная способность входить в доверие к людям не раз выручали его. Натану несильно нравилась такая криминальная жизнь, но судьба почему-то постоянно толкала его именно на эту дорогу. В те годы честно заработать было очень тяжело, а мать не работала, и сбережения заканчивались. Дед помогал, но этого хватало только на еду.
В шестнадцать лет, когда бывшие одноклассники получали в школе аттестаты, Натан решил все-таки встать на другой путь. Он купил в Дербенте аттестат средней школы и, как истинный еврей, пошел учиться в вуз. Его одноклассник и друг, армянин Арман, который держался в стороне от криминала, но был, пожалуй, самым близким другом Натана, поступил в Московский институт экономики. Натан пошел с ним вместе. Денег на год обучения ему хватило, он оплатил первый курс, и его зачислили на специализацию «Мировая экономика».
Став студентом, Натан сразу с головой окунулся в учебу. Через неделю он зашел с Арманом в бар на балконе и там встретился с дагестанцем Шамилем. Их познакомил одногруппник Натана, абхаз Астамур, который за первые два дня узнал всех завсегдатаев бара. Шамиль прилетел в Москву на соревнования по вольной борьбе. В самолете он познакомился с земляком, который учился на пятом курсе, и приехал с ним в институт, чтобы просто убить время. А тут было столько девчонок, так весело, что он уже неделю тусовался в баре. У Шамиля в Москве жила старшая сестра с мужем, он остановился у них. Каждый день говорил, что едет на тренировку в ЦСКА, а сам отправлялся в институт охмурять девушек. Шамиль был на год старше Натана, ему было семнадцать.
Через три минуты общения с Шамилем Натан уже мог дать ему полную характеристику. Аварец по национальности, Шамиль был типичным представителем этого горского народа. Физически сильный от природы, плюс еще и спортсмен, абсолютно бесстрашный, но просто до безумия впадающий в крайности, он очень любил своих близких, родных и друзей. Настолько, что готов был поставить свою жизнь на карту ради них. А к людям незнакомым, с которыми он часто просто ради развлечения влезал в драки, Шамиль был настолько жесток, что порой казалось, что он маньяк. К Натану он относился по-братски с первого же дня.
Будучи очень проницательным, умным и имея хорошее чувство юмора, Натан сумел расположить к себе и других земляков. Для городских дагестанцев, преимущественно из Махачкалы, не было особой разницы, какой именно ты нации, если ты земляк. В Дагестане жили тридцать шесть национальностей, восемь больших, остальные мелкие. И, как правило, рядом с другими народами они все считали друг друга братьями.