Страница 1 из 2
Яков и Яшка
Эта история случилась в те далёкие времена, когда в сознании казаков ещё жили древние культы быка и коня, когда слова «бык» и «бог» звучали как одно слово.
Эту историю рассказал мне отец, когда я была совсем маленькой, а ему – его мать – тульская казачка, когда маленьким был он.
На основе семейных преданий…
Июнь 1878 года. Только что победой Российской империи над османами закончилась последняя русско-турецкая война, растянувшаяся на год и три месяца.
Тульский казак Яков Пименов возвращался с войны домой. На его груди солнечными бликами сияли два боевых солдатских Егория – за военную храбрость. Сражения, в которых он участвовал, нанесли ему множество физических ран. Сделали калекой. В одном из боев он потерял правый глаз, а осатаневший от драки турок все еще добивал его: рассекал молодое, крепкое тело Якова кривой своей саблей. Но русские полковые хирурги не дали погибнуть казаку, залечили его раны на теле, лице. После госпиталя Яков, несмотря на тяжелые ранения, вернулся в свою боевую часть, к товарищам, но тут война и закончилась.
Рядом с Яковом, в седле, ехала кареглазая, лет шестнадцати на вид, девушка турчанка, которую он отбил с товарищами у отряда турецких мародеров. Она была закутана в какие-то серые тряпки, с закрытым повязкой до глаз лицом, в глухо повязанном темном платке на голове. Взгляд ее черных глаз был пуглив и кроток: неизвестность, ожидавшая ее впереди, тяготила девичью душу.
Турчанку звали Сольха, но сам Яков называл ее ласково Стеша. Во время привалов, когда Яков спрыгивал на землю и помогал Стеше сойти с коня, он приветливо и подбадривающе улыбался испуганной девушке, и приговаривал: «Не боись меня, Стеша! Казак дитенка не обидит».
Самому казаку в ту пору едва стукнуло двадцать лет.
Родное село Якова под названием Князищево раскинулось на двух берегах речки Упы в предместьях Тулы.
Казаки из этого села долгие годы считались крепостными крестьянами и на войну их не брали, не позволял закон. Но, несмотря на свое несвободное, сугубо крестьянское, положение, никто из сельчан не считал себя обычным крестьянином, а во всех государственных и помещичьих книгах писался только как «казак». После указа царя об отмене крепостного права, самые непоседливые из них добровольно записывались в драгуны и шли воевать.
Дух соперничества, близкой опасности и поединков с детства будоражили в Якове кровь. Он не мог усидеть на месте. Мирная крестьянская жизнь казалась ему скучной.
Детские воспоминания Якова часто отсылали его к эпизодам, когда парни с двух окраин большого села, пересеченного тихой речкой, сходились где-нибудь в поле стенку на стенку и бились на кулаках до первой крови, выясняя, какой край села— правый или левый – сильнее. Не раз в этих потасовках доставалось и Яшке, которого взрослые парни называли с усмешкою «мелкий» и выставляли на бой в начале побоища, после чего и сами вступали в рукопашную. Напрасно после таких боев мамка Яшки, статная сероглазая казачка Степанида Андреевна, охала и ахала вокруг своего побитого ребятенка, залечивая ему кровавые ссадины, напрасно умоляла младшенького сыночка не ввязываться больше в те жестокие и бессмысленные, как ей казалось, игры. Но для самого Яшки те сходки имели огромный смысл – там вызревала его мужская сила, испытывался его мужской характер.
Вот и теперь уже поседевшая, осунувшаяся мать, ставшая за год ожидания младшего сына даже как-то ниже ростом, с выдохом радости и облегчения обняла своего Яшу у калитки родного дома. Сердце матери дрогнуло и больно сжалось от того, что сын вернулся без глаза; удивленно поднялась материнская круглая бровь, когда она увидала рядом с Яшей замотанное в серые тряпки женское существо.
– Ой, кто это? – спросила Степанида в тревоге. – Кого ж это ты привез-то, сынок?
– Мама, я Стешей ее назвал. В твою честь – ответил сын с чувством достоинства. – Покрестим ее. Женою мне будет. А где же братуха-то мой Дениска, почему меня не встречает? – спросил Яков мать. – И где батяня?
Яков привязал недалеко от крылечка своего боевого коня Орлика, ласково похлопав его по загривку. Орлик отозвался на ласку, замотал головой, довольно зафыркал.
– В кузне Денис! С зари до зари! Сейчас мальца до него пошлю, Ваньку, из соседских. А батяня хворае, – ответила мать, не отходя от сына. – Ты невесту-то в дом проводи, надо ее по-нашему переодеть, поглядеть, что за диво турецкое ты привез.
Пока соседский мальчишка Иван бегал до кузни Дениса, Степанида Андреевна ввела Стешу в дом, нашла в большом домашнем сундуке, стоящем в избе, свою старую одежду. Но турчанка была так худа, что все вещи Степаниды висели на ней, как на жерди, их нужно было перешивать.
– Что ж за жена тебе будет, сынок, что за работница в доме, на пашне? Одна кожа да кости, – удивлялась суровая казачка. – Женился бы ты лучше на нашей какой из села. Как брат твой Денис. У нас девки крепкие, налитые! Хоть с левого берега, а хоть и с правого. За такого героя любая пойдеть!
– Мне эта мила, – сказал Яков, нежно оглядывая свою Стешу в материнском наряде. – У нас закрепчает, – проговорил он. Сказал, как отрезал. И старая казачка, привыкшая подчиняться мужскому сильному слову (мужа ли, сына ли), не стала более возражать.
Кое-как с печи сполз больной отец, которому в ту пору минуло чуть более сорока лет.
– Здорово, сынок! – радостно произнес Егор Денисович. Отец и сын в порыве счастья обнялись. – Возмужал ты, сынка. Возмужал. Ишь рубаха-то на груди, того и гляди лопнет от твоей мощи. – И отец рассмеялся мелким, стариковским смехом.
Вскоре в избу матери явился и старший брат Якова Денис. За год разлуки с братом он успел скинуть со своей головы темные крупные кудри, полысел, как отец. Крепкая, широкоплечая, подтянутая фигура его говорила о тяжелом и трудном кузнечном ремесле. За год отсутствия младшего брата он не только полысел, но и обзавелся своей семьей, женился на местной казачке Татьяне. Молодая жена ожидала Дениса дома.
Младшего брата с победой Денис встретил в волнении и радости.
– Здравствуй, братуха! – Денис всей своей крепкой фигурой навалился на Якова, обнимая его. – Ты уж не мелкий наш Яшка тапереча, как я погляжу, а настоящий Яков Егорыч! – подтрунил он над младшеньким братом. – А я-то все мелким тебя считал. Герой, вижу, герой, – и он кивнул на медали Якова, позвякивающие у того на груди.
– Да вот, наградили, – смущенно ответил Яков. – Пустяки!
– Да нет, сынок, не пустяки, – вмешался в разговор сыновей Егор Денисович. – Такие пустяки еще заслужить надоть, – и он одобрительно похлопал сына по плечу. – Не зря на сходки-то сельские с парнями нашими бегал! – и отец лукаво взглянул на сына из-под густых пучковатых соломенных бровей.
– А девчонку-то сам у турка отбил, али товарищи подмогли? – усмехнулся старик, кивая на Стешу, притулившуюся в самом темном углу избы на скамейке.
– Подмогли маненько, – отозвался Яков.
После теплой встречи вернувшегося с войны младшего сына, семья Пименовых собралась за длинным деревянным столом. Хозяйка со слезами на глазах суетилась вокруг него, подавая мужчинам разные кушанья, и не могла насмотреться на младшего сына.
Про вытекший глаз Якова, на месте которого теперь на лице его осталась красноватая впадина, а во всю правую щеку тянулся шрам, никто из семейства не спрашивал, будто это было делом привычным: на войне как на войне.
Пока мужчины обсуждали войну, Степанида Андреевна вывела Стешу во двор, на солнышко и свежий ветерок, и пыталась выяснить, насколько хорошо или плохо девушка понимает по-русски.
Как выяснилось, Стеша по-русски понимала неплохо. В ее родной деревне мирно соседствовали мусульмане и христиане, турки и русские, жили болгары и молдаване. Разноплеменное население полутурецкой балканской деревни в мирное время говорило на массе разных наречий и языков, как восточный многоголосый базар. И удовлетворенная Степанида Андреевна начала знакомить девушку с небольшим казацким хозяйством: домашней скотиной в сарае, курами и утками, огородом.