Исчезнувший

– Ладно, баба Клава, выбирайте уже товар, – махнула рукой Анна и обреченно уставилась на витрину.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнула бабуся. – Итак, Степанида, подай-ка мне вон тех сосисок, что в упаковке желтенькой. Да срок годности проверить не забудь. Я хоть и слепая, да не безмозглая. Если что, верну все подчистую.

– Знаю я, знаю, – проговорила Степанида. – Ученая уж.

– Вот и ладненько. Потом мне сметанки, той, что с котиком, подай. Одну баночку, но большую, – продолжала баба Клава. – И рыбки в баночке. На кило триста. Внучата обещали пожаловать со дня на день. Пивка им прихвачу с селедочкой. Порадую малышей.

– Твоим малышам уж шестой десяток пошел. Могли бы и сами себе пиво купить, – подал реплику усатый дядька. – Балуешь ты их, баба Клава, почем зря, балуешь.

– Это мое дело, кого баловать, а кого хлыстом гонять, – отбрила дядьку баба Клава. – Пиво дай мне самое дорогое. На семье не экономят.

– Самое дорогое – «Бавария» в жести, – пробежав глазами по полкам с алкоголем, сообщила Степанида. – Сто десять рублей за банку.

– Жесть! – Слово баба Клава произнесла, точно выплюнула. – Это та, что бомжи на помойках собирают и в утиль сдают? Не нужна мне твоя «баварья». Давай в стекле.

– В стекле из дорогого только «Козел», – ехидно хихикнула Степанида.

– Намекаешь, что внучок мой в полицаи подался? – сощурилась баба Клава. – Не трудись, Степанида, меня это не заботит. «Козла» так «Козла». Загружай восемь бутылей.

Степанида послушно выставила на прилавок бутылки. После этого пошли консервы, мясные продукты и хозяйственные товары. Закупалась баба Клава минут двадцать. У местных, привыкших к причудам бабуси, и то терпение подходило к концу, что уж говорить про неподготовленного Крячко. Он переминался с ноги на ногу, облокачивался на прилавок, сгибался пополам, разминая затекшую спину, но в итоге все же не выдержал. Решительно прошел в начало очереди и, не говоря ни слова, принялся кидать выбранный бабусей товар ей в рюкзак.

Очередь оторопело наблюдала за происходящим, ожидая реакции бабы Клавы. А та и сама не знала, как отреагировать на подобную бесцеремонность. Рот раскрыла, а слов-то и нет! Одна Степанида наслаждалась происходящим. Еще бы! Впервые за десять лет, что она торговала в местном магазине, кто-то сумел вывести бабу Клаву из равновесия, да еще и дара речи лишить. Бабуся смолоду за словом в карман не лезла, а уж под старость и вовсе язвой непревзойденной заделалась. А тут, на тебе, стоит и слова вымолвить не может.

В итоге из ступора бабусю вывело как раз выражение лица Степаниды. Краем глаза она поймала торжествующий взгляд продавщицы, и в этот момент до нее дошло, как она оплошала. Дурой баба Клава выглядеть не любила, а потому быстренько сориентировалась. Натянула на лицо умиленную улыбочку и проговорила ласково так, точно внучка на пироги позвала:

– Ох, милок, не напрасно я твое хозяйство-то нахваливала. Как сердцем почуяла, что человек ты добрый, отзывчивый. Мне-то, древности такой, сколько времени понадобилось бы, чтобы покупочки в торбу покласть, а ты вона как шустро справился. А ведь злые языки про вас, городских франтов, сущие страсти болтают. Менталитет у вас, мол, только на удовлетворение личных потребностей направлен, и все такое. Но я им не верила, а теперь и подавно не поверю. Большое сердце, видать, с большим хозяйством как-то контактируют.

Смесь старорусского выговора и окультуренной речи резала слух, но Крячко твердо решил нападки бабуси пропускать мимо ушей. Пусть себе лопочет. Главное, чтобы убралась из магазина побыстрее. Он и так из-за нее добрый час времени потерял. Почему-то ему не хотелось начинать расспросы об Ольшевском в присутствии бабы Клавы.

– Всегда пожалуйста, – буркнул он, укладывая последний сверток в рюкзак и выставляя его на пол возле прилавка.

– Говоришь, обращаться, если нужда приспичит? – хитро прищурилась баба Клава.

Крячко насторожился, очередь подтянулась, предвкушая продолжение спектакля. А бабуся вперила в него сиротливый взгляд, какой бывает у брошенного шелудивого котенка, и елейным голоском выдала:

– Ты, небось, на колесах, сынок? Не сочти за труд, подбрось древность до хаты. Сам видишь, поклажа у меня непреподъемная, путь неблизкий, а ноги-то уже не те.

– У тебя на крыльце тачка стоит, – опередив Крячко, произнес усатый дядька, как и все присутствующие моментально поняв, что задумала баба Клава. – Грузись и кати.

Баба Клава и бровью не повела, продолжая смотреть на Крячко жалостливым взглядом. На раздумья тот потратил не более пары секунд, после чего решительно подхватил рюкзак и поволок к выходу. Спровадить бабусю он посчитал более быстрым вариантом решения проблемы. Но бабуся подчиняться и не думала.

– Куда ты, милок? – окликнула она его у самой двери. – Что ж, сам-то без покупок уйдешь?

– Потом вернусь, – коротко бросил Крячко.

– Э, нет, так дело не пойдет, – заявила баба Клава. – Мне, милок, спешить некуда, так что сваливай поклажу в угол и получай, за чем пришел. Анна тебя пропустит, да и ребятишки не будут против.

Крячко понял, что теперь он от бабуси не отделается, пока та не выяснит, чего ради он пришел в магазин, и, вздохнув, вернулся обратно.

– Ладно, раз уж пошла такая тема, буду откровенным, – начал он. – Продукты мне не нужны. Мне нужна кое-какая информация. От вас, Степанида.

– Правда? Какая ж с меня информация? – удивилась продавщица. – Я ведь не «Панинский вестник».

– Ты, Степанида, не прибедняйся, – снова вклинился усатый дядька. – Все знают, что мимо тебя ни одна сплетня не проходит. Помоги человеку, нечего тут выделываться. Вы и так ему мозг сломали своими выкрутасами.

– А ты, Шивай, командира тут из себя не строй. Давно ли просох, чтобы бабами чужими командовать? – напустилась на него баба Клава. – Степанида и без тебя знает, что следует пришлым выкладывать, а что при себе лучше оставить.

Крячко понял, что, если не вмешается, так и проторчит в магазине до самого закрытия, слушая перебранку местных завсегдатаев. Он сделал шаг в сторону, чтобы видеть лица всех присутствующих, и с ходу выдал им цель своего визита в супермаркет. Известие о том, что пришлый приехал в гости к Николаю Ольшевскому, собравшиеся приняли воодушевленно. Ольшевского в поселке знали и любили. О том, что он собирается покупать какой-то супер-пупер автомобиль, он здесь всем уши прожужжал. С авторынка фотоснимки привозил и кое-какие из них даже показывал тем, кто желал оценить выбор фермера.

А вот что пропал он целых три дня назад, они – ни сном ни духом. Степанида, правда, удивлялась, отчего это он за хлебом не приходит. Раньше каждый день заглядывал. Купит батон или половину пшеничного в нарезке, того, что для тостера предназначен, поболтает со Степанидой и домой. Иногда и другой товар прихватывал, но чаще ограничивался батоном. Основным набором продуктов он, как и многие панинцы, закупался в сетевом магазине. Средства экономил. Степанида иной раз уговаривала его сырку свежего взять, рыбки солененькой или полуфабрикаты, чтобы не готовить. Ольшевский брал, потом благодарил продавщицу, а та и рада стараться.

Последний раз он появлялся в магазине в субботу. Степанида для него колбаску откладывала. Тот сорт, что предпочитал Ольшевский, привозили нечасто, а тут большую партию привезли. Степанида, на правах давней знакомой, позвонила Николаю, чтобы сообщить о завозе. Тот сказал, что непременно зайдет перед работой. И зашел. Купил колбасу, десяток яиц и ушел. Батон в тот раз не брал. Сказал, что воскресным днем он ему не понадобится. Он собирался перекусить в городе. Причем и поужинать, и позавтракать. Где Ольшевский собирался переночевать в городе, он Степаниде не сказал. Но женщина была уверена, что проблема ночлега у него решена. Заранее решена.

Насчет того, знала ли Степанида, что у Ольшевского с собой крупная сумма денег, ответ Крячко получил отрицательный. Баба Клава, поминутно встревающая в разговор, о деньгах не слышала, несмотря на то, что ее соседка, Наташка-аптекарша, дружна с женой соседки Ольшевского. Надумай та рассказать кому о деньгах Ольшевского, в первую очередь выложила бы Наташке. Ну, а уж та ей, бабе Клаве.