Химмельстранд

Улоф сел на складной стульчик и одобрительно кивал, глядя, как Леннарт подключает прибор. И у Леннарта настроение улучшилось: всегда приятно делать то, что ты умеешь, а другие не умеют.

— Здорово ты с этим управляешься,— подсыпал сахара Улоф.

— Показать?

— Ну, нет, пусть уж это будет твоя епархия. А я тебе покажу, как танцевать. Как-нибудь.

Леннарт улыбнулся, подумал и кивнул.

— А почему бы нет? Super trouper?6

— Muy bien, gracias.

— De nada, senor...

Леннарт нажал на кнопку. Улоф откинулся на стульчике и зажмурил глаза. После нескольких легких аккордов послышался несравненный голос Агнеты Фельтскуг:

Lay all your love on me...

Отдай мне всю твою любовь...

Muy bien.

Очень хорошо.

***

Эмиль немного успокоился, но категорически отказывается рассказать, что его огорчило. Как только Стефан или Карина начинают спрашивать, он зажимает уши и начинает жужжать.

Стефан сунул руки в карманы и в который раз посмотрел на горизонт. Ничего. Пустота. Так не может быть. Конечно, на Земле встречается что-то подобное — пустыня, например. Или море. Но трава? Раз трава, значит, должны быть цветы, кусты, насекомые...

А если мы не на Земле?

Смехотворная мысль. Прибыл космический корабль, погрузил четыре кемпера с машинами и обитателями, отвез в какое-то, мягко говоря, странное место... а инопланетяне, чтобы новоселы не затосковали, гоняют по радио старые шведские хиты. Как в плохом фильме. Или ладно, в хорошем фильме, но в действительности такое не случается.

Кто-то включил на полную громкость Lay all your love on me... Стефан никогда не был большим поклонником АВВА,— во всяком случае, никогда не вслушивался, а сейчас вдруг заметил, что рефрен звучит почти как церковный хорал, нечто сакральное. Псалом или молитва.

— Папа... тут нет птиц.

— Похоже, ты прав.

— Фу, как глупо. А как же мы будем уокделяйничать? И деревьев нету. А что есть?

— Ну... люди пока есть. Кемперы есть. И машины.

— Но ведь наверняка еще что-то есть, да?

— Должно быть...

Как и многие самые интересные игры, игра Уокделяйн придумалась случайно. Стефан измерял расстояние между сарайчиками — надо было представить проект и получить разрешение на строительство. Натянутый шнурок прошел через маленькую рощицу на участке, всего несколько деревьев. Не успел Эмиль пройти вдоль шнурка и двух шагов, как увидел зяблика. Еще через шаг — буквально из-под ног вспорхнула трясогузка. А когда дошел до Стефана, оба засмеялись — на дереве, к которому был привязан шнурок, застучал дятел, да с такой скоростью, что даже слово «застучал» не подходит. Не застучал, а застрекотал.

Шнурок не стали снимать — установили, что, когда идешь вдоль шнурка, птицы попадаются гораздо чаще. С тех пор Эмиль каждый день ходил по шнурку, ставя ноги по обе стороны, и то и дело поднимал голову. Как-то раз он шел «по шнурку» с родителями, и Стефан начал напевать: «Because you are mine, I walk the line»7, после чего игра получила название Walk the line. Уокделяйн.

— Стефан...— Карина поднялась с диванчика.— Как хочешь, но мы должны разузнать, что там есть...

— Должны-то должны... хорошо бы. Но маленькая деталь: у нас нет навигатора. А здесь... посмотри сама — ни единого ориентира. Заблудиться легче легкого. Но ты, разумеется, права: надо что-то предпринимать. Сидеть на месте — много не высидишь.

Карина ущипнула себя за кончик носа и задумалась.

— А может быть, можно... или...

— Погоди,— перебил ее Стефан.— Я знаю, что мы сделаем.

— Что, папа? — Эмиль, не дождавшись немедленного ответа, начал теребить отца за рукав.— Что?

Стефан посмотрел на сына и улыбнулся:

— Уокделяйн.

***

Дональд отослал Майвор в кемпер — ему надо было поговорить с Петером с глазу на глаз. Немного обидно, конечно, но она молча подчинилась, потому что умела выбирать поле боя, отделять важное от неважного и не собачиться по пустякам. Чаще всего Майвор уступала, но если она противилась — значит, так тому и быть. Дональд в таких случаях даже не возражал. Этот договор возник не сам по себе. Помог случай, произошедший на четвертом году их супружеской жизни.

Их годовалый сын Альберт спал в детской кроватке в супружеской спальне, а у старшего, трехлетнего Густава, была отдельная комнатка. Альберт плохо спал, по нескольку раз за ночь просыпался с криком, требовал, чтобы его взяли на руки. Тогда Дональд решил поместить его в комнату к брату. Пусть отвыкает от баловства, сказал он.

Уже на второй день Майвор не выдержала. Альберт заходился в крике, никак не мог заснуть. Мало того — начал пищать и Густав, хотя чуть более осмысленно. Майвор хотела пойти к детям, но Дональд ее удержал.

— Дай ему время привыкнуть.

Майвор лежала без сна, вслушиваясь в крик малыша. Голос осип, крик перешел в бессильные всхлипывания. Сердце ее разрывалось.

На третий день история повторилась. Но на этот раз по-другому.

Она попыталась встать, но Дональд удержал ее силой.

— Отпусти меня, Дональд. Я не шучу. Отпусти меня.

Он еще крепче сжал ее руку. Мало того — не засыпал, следил, чтобы она не ускользнула. Отчаяние в крике мальчика сменилось ужасом. Каждая клеточка в ее теле тоже надрывалась от крика — иди же, возьми его на руки!

Но Дональд был намного сильнее ее.

На следующий день она приготовила ему на обед чили кон карне и положила в тарелку ложку крысиной отравы. Сидела и смотрела, как он ест. Морщится, крякает, на лбу выступили капли пота. Немудрено — она положила двойную порцию красного перца, чтобы скрыть вкус яда.

Он еще не успел доесть, как побледнел и еле добежал до туалета — началась неукротимая рвота. Когда она вошла, он лежал на полу. Она протянула ему кувшин со сливками:

— Пей. Я дала тебе крысиную отраву.

Дональд молча уставился на нее, но возражать у него не было сил. Он заставил себя выпить почти весь кувшин. Рвота возобновилась.

Он вышел из туалета часа через полтора, совершенно обессиленный бесчисленными приступами рвоты и профузного поноса.

— Я пишу заявление в полицию. Ты пыталась меня убить.

— Пиши,— согласилась Майвор.— Надеюсь, сам понимаешь, что на этом наш брак закончится. Но есть и другая возможность: когда я говорю нет — значит, нет. И тогда ничего подобного никогда больше не повторится.

Дональд выбрал второе, и Майвор никогда больше не пришлось прибегать к крайним мерам. Альберт спал в их спальне еще год, а когда переехал в другую комнату, Дональд молча следил, как Майвор встает и идет его утешать.

За все прожитые годы было всего несколько случаев, когда Майвор всерьез настаивала на своем, недвусмысленно говоря «да» или «нет», и Дональд научился понимать, где лежит граница ее терпения. Майвор, со своей стороны, тщательно следила, чтобы не девальвировать свое право вето слишком частым употреблением. В семье царил мир.

***

Дональд, не спрашивая, поставил на стол две банки с пивом и подождал, пока Петер сделает глоток.

— Нас здесь двое, кто способен действовать. Ты и я. Думаю, ты и сам это понимаешь.

Петер поднял на него глаза, и Дональд понял, что футболист не так уверен в собственной дееспособности, как он сам. Поэтому повторил:

— Ты — дуер8, как и я. Человек действия. Не сидишь и не крутишь пальцы на брюхе, пока кто-то другой решает твои проблемы.

Петер пожал плечами. Ну что ж, для начала и этого достаточно. Дональд перегнулся через стол и понизил голос — подчеркнул особую доверительность разговора.