Страница 57 из 72
— Достаточно! Ответа на первый вопрос, каун Фернрод, вполне достаточно, — за спиной, даже не оглядываясь, легко можно было угадать усмешку отца, а вихрь его эмоций готов был вот-вот разразиться торжеством, совершенно мне непонятным. — И я согласна… Согласна принять клятвы супружества и произнести ответные. Согласна стать супругой перед лицом всех высших сил, владык, родичей, матери и отца!
В обрушившейся после этого тишине Фернрод лишь неуверенно моргнул, его бровь дёрнулась, ломая маску невозмутимого спокойствия. И нескрываемое изумление ощущалось за спиной со стороны отца. Лишь спустя довольно продолжительное время прозвучало едва слышное:
— Эль, дорогая… — голос отца дрогнул и сорвался. Он кашлянул, после чего заговорил полнозвучно и сдержанно: — Эль, я не вполне уверен, что такие решения стоит…
— Адар, — я резко обернулась к нему, но он был спокоен и холоден, и на лице не отображалось ни тени эмоций, почудившихся в его первых оборвавшихся словах. — Я знаю о твоей уверенности, выслушала твоё мнение и ценю твои рассуждения. Но ты сам не так давно подтвердил, что выбор супруга оставляешь на моё разумение, на мой собственный выбор и решение это будет зависеть только лишь от меня. Я безмерно тебе благодарна… за всё… за всё то, о чём ты не так давно вспоминал… Но мой выбор можно считать свершившимся.
Я повернулась к Фернроду, по-прежнему стоящему каменным столбом, и, не в силах скрывать насмешку, повторила:
— Каун, на предложение супружества я отвечаю согласием. Это радостное известие?
— Безмерно радостное, бренниль Элириэль, — разомкнул он наконец-таки губы. — И когда…
— И когда ты желаешь воплотить его в действие? — перехватил отец нить беседы, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла и резко подхватываясь на ноги. Он скрестил руки на груди и принялся ходить по кабинету от стены до стола, напряжённо о чём-то размышляя.
И не слишком хотелось напоминать в этот момент ему, что воплощение подобных планов обычно зависит от двоих…
Мы с Фернродом несколько кругов провожали его взглядами, пока снова не заговорил каун:
— Браннон Сигильтаур…
— Помолчи пожалуйста, каун! — отмахнулся отец. Затем он глубоко вздохнул, замерев на месте с приподнятой рукой, и продолжил уже совершенно ровно: — Я хотел бы ещё раз поговорить с дочерью. Наедине. Если нет возражений, то…
— Мы уже обо всём говорили, адар, — отозвалась я, прекрасно понимая, что сейчас отец пустится ковать новую цепь полунамёков: об ожиданиях и намерениях, о причинах, взаимосвязях и трудностях, о разочарованиях, прошлых обидах и о былом… Но ни слова не будет сказано о грядущем, или же о том, что по-настоящему тревожит сейчас. — Причём не единожды. Я знаю каждое слово, которое ты готовишься произнести. Ты тоже знаешь, что отвечу я. А сейчас, если, как ты говоришь, ни у кого из присутствующих здесь нет возражений, то…
— Что?! — воскликнул отец, читая мои нескрываемые мысли. — Обсудить?! Дату предстоящего события?!!
Фернроду удалось вставить лишь короткую фразу:
— Почему бы и нет, браннон? — И она оборвала поток отцовского возмущения, позволив кауну продолжить: — Бренниль ответила утвердительно. У меня нет родичей, пожелавших бы воспрепятствовать подобным решениям. Со стороны вас с супругой возражений, как вы уже сообщили, тоже не предвидится. Обсудим?
— Может быть, твоя мать тоже пожелает принять участие в предстоящем обсуждении? — процедил сквозь стиснутые зубы отец. Но справедливость его слов отрицать было нельзя.
— Для начала я сама поговорю с ней. Каун, адар, — я поочерёдно повернулась к ним и церемонно поклонилась, — позвольте покинуть вас. Думаю, вам есть что обсудить в моё отсутствие. — Я повернулась и направилась к выходу в коридор.
Уже почти дойдя до двери, услышала:
— Эль, ты хоть понимаешь, что наш гость вскорости может покинуть владения короля таварвайт?! — голос отца более не был ни ровным, ни безликим. В нём мешались и надежда, и раздражение, и бессилие, и злость.
Мне было жаль разрушать его чаяния и планы — какими бы они ни были, — но всё же сейчас они напрямую затрагивали и меня… Я остановилась и обернулась.
— Да, адар, знаю. И понимаю. Потому и хочу, чтобы дата предстоящего события была выбрана…
— До моего отъезда, — перебил Фернрод.
— Что?! — не сдержался отец.
— Да, как можно раньше, — Фернрод не повысил голоса при его восклицании. — Весна… хорошее время года… Подойдёт эта дата, бренниль Элириэль?
— Да, — я согласно кивнула, — как только распустятся новые листья на деревьях у подъездного моста. — Повернулась и продолжила следовать к выходу из отцовского кабинета.
— Хорошо, как скажете, — устало отозвался отец. Снова скрипнул пол под тяжестью сдвигаемого кресла, и к вихрю отцовских эмоций прилила уверенность — он уже что-то решал… — Весна — хорошее время, чтобы назначать такие события…
— Весной мы поженимся, — обронил Фернрод, ломая отцовские расчёты. — До моего отъезда.
— Но!..
— Согласна, каун! — бросила я от двери и, стараясь более ни к чему не прислушиваться, вылетела за дверь.
Кровь стучала в висках, лицо пылало, в голове кружились отголоски учиняемого отцом в кабинете пристрастного допроса: «Надеюсь, я услышу правдивый рассказ, каун Фернрод, касающийся всего, случившегося за время вашего путешествия в горах?» «Безусловно, браннон Сигильтаур. Всегда готов без утайки всё рассказать…»
Предстояло ещё отыскать мать и порадовать её внезапными известиями. Или же огорчить — границы родительских надежд в отношении моего будущего угадывались уже весьма слабо, размыто и неверно. Да и сама я сейчас никак не могла прийти в себя от случившегося, и казалось, что меня толкает гигантская волна. Но не топит, нет. Наоборот — подхватывает с илистого дна, возносит к поверхности мутных вод и несёт вперёд. Нагоняет и указывает направление, влечёт по течению.
И я снова лист, вырвавшийся из тихой заводи на стремнину реки…
*
Обойдя мастерские, сады, часть жилых переходов и добравшись до трапезной, мать я не нашла. Кто-то видел её ранним утром у купален, кто-то утверждал, что она собиралась в сад, а иные — что совсем недавно упоминала, будто собирается выйти к реке… Аэглен, безошибочно распознав моё волнение, уговорил присесть у горящего очага трапезной. А уж там, пригубив и незаметно опустошив невесть как оказавшийся в руках кубок с вином, я и сама не заметила, что разоткровенничалась со старым другом. Тот слушал внимательно, не перебивая, — о моих обидах и разочарованиях, о страхах и недомолвках и о тех неуловимых нитях, что долгие годы опутывали меня паучьими силками, стаскивая с привычной для всех таварвайт дороги, уводя с хоженой тропы, приближая к мало кому понятным здесь чужакам…
Заговорил Аэглен лишь тогда, когда я добралась до последней размолвки с отцом, посчитавшим вдруг необходимым оградить меня от прошлого. И от чужаков, «незнакомых эльдар, не живущих в окрестностях крепости».
— Вот что я скажу тебе, Звёздочка, — произнёс Аэглен раньше, чем зазвучали ещё бо́льшие откровения: разбуженные недавними воспоминаниями, они жалили губы и туманили пеленой глаза. — И сильные, и мудрые на распутье всегда могут выбрать только одну дорогу. Но у сильных и у мудрых они будут разными. Какую дорогу выберешь ты?
Я осеклась на полуслове, разглядывая дно опустевшего кубка. И ужаснулась — очень редко накатывали подобные приступы болтливости. Но сейчас, к счастью, я не успела ничего слишком важного наболтать — ничего из того, что не было известно обо мне приближённым владыки, друзьям отца или матери или же тем, кто родился и долгое время прожил не под сводами крепости в недрах холма, а у хвоистых склонов Эмин Дуир.
Аэглен присел у огня напротив и протянул свою кружку:
— Ещё вина, Звёздочка?
— Нет, благодарю, мне достаточно, — пробормотала я, пытаясь определить, не примешался ли к послевкусию аромат пряностей или трав. Посторонних привкусов не было. А значит, причину внезапной разговорчивости следовало искать во мне… — Я не сильная, Аэглен, и не мудрая. Тебе ли этого не знать?