Ночной дождь

Казанлык

Август. Полдень. Болгария.Розы так и кипят.Раны рваные старыеРазболелись опять.Что-то холодно-голодноИ ни капли тепла.Ты из этого городаТоропливо ушла.Я и к этой поспешностиНезаметно привык.В моей грусти и нежностиУтонул Казанлык.

Комета Галлея

Ни о чём на свете не жалею,Если от Земли за пару вёрстМчит во мгле безумная Галлея,Глаз небесный и сестра всех звёзд!Как же мы светлы и вдохновенны!Как горят огнём её глаза!Друг на друга смотрим откровенно,И уйти от этого нельзя.И стоим под небом, славословим:– Вот такой и нам бы в души свет!Может, мы единые по крови,Просто не видались много лет?Тот, кто светел, тот и не заметен,Больно оступается в пути.Но комета каждому посветитИ своей дорогой улетит.Будем жить и в кровь сбивать колениИ по новой шишки набивать.Жаль, и людям новых поколенийБез войны на свете не бывать!Улетает в облака из серы,В облака из сказочного льда,Гордая, горячая без меры,И не возвратится никогда.Пусть потом судачат астрономы,Сколько там борозд в её ядре,Как же ей без нас живётся дома,Как одной ей спится на заре?Не вернётся, а могла бы славуИ бессмертье с нами обрести.Может, астрономы и не правыВ том, что сбилась с нужного пути.Да, у нас всегда тепло и чисто,Не в пример блуждающим во мгле.Лишь она, безумна, и лучиста,Жить могла бы с нами на Земле.У кометы обгорели руки,Волосы на лбу опалены.Как переживёт она разлуку,Как не побоится тишины!Что ей наши улицы и скверыС именем её? Ей всё равно.Но комета не живёт без веры,Без неё пропала бы давно.Видно, у неё своя дорога,И своя счастливая звезда,И она за пазухой у БогаВ небесах не сгинет никогда.Сбережёт и не допустит краха,Дальше свет в ладонях понесёт.И слепой какой-нибудь от страхаВдруг прозреет, встанет и пойдёт.И комета с массой многотоннойСтанет хоть кому-нибудь судьбой.И заплачет, как перед иконой,Счастьем переполненный слепой.

Крест

Дожил до возраста Христа.Мой крест и светлый, и зелёный.А кто-то вновь сошёл с крестаИ улыбается влюблённым.А на кресте скопленье гнёзд,Благодарящих небо пташек,И облепивших на ночь звёзд,Во тьме дрожащих без рубашек.К нему лесник не приходил,Чтоб, как и дерево, отметить.Никто креста не повредил,А, значит, некому ответить…Я так привык к своей жене,К её молчанию глухому,Что иногда казалось мне,Что это смерть идёт по дому.Почти безвольная, она,В себе всё чаще замыкалась.А я не понял, что женаОт прошлой жизни отрекалась.Но осознал однажды я,Из крепости моей сбегая,Выходит не жена моя,А женщина совсем другая.Так стало в комнате светло!И всё, что в ней плохого было,Её лицо в тот миг сожгло,Весь мрак прошедший ослепило.А я стою и невдомёк,Что я прощён её губами.Что я уже насквозь промокЕё солёными слезами…Я вышиб дверь, побрёл к кресту,И до того мне было дико,Что вкусно пахнет за верстуИ пламенеет земляника.Тропинкой белою бреду,А почему? И сам не знаю!Свою последнюю бедуИз сердца с болью выгоняю.Я убираю крест в лесу,Не разоряя птичьи гнёзда.И на деревья их несу,Пока сберечь ещё не поздно.Всхожу на холм, весь день точуТопор последний на природе.– Эй, где вы, плотники? – кричу.И вот они уже приходят.Вот подойдут, и я пойму,Куда ведёт дорожка эта.И впрямь не нужен никомуЕщё при жизни крест поэта.

Летопись

Уже давно всё было это…Дорога, а за ней село…Жил летописец там в то лето,И нам, мальчишкам, повезло.Он говорил витиеватоИ нас записывал в друзья.Но мы тогда не знали платыЗа то, что можно и нельзя.И в кровь истоптанные ногиК реке тащили каждый раз.И по какой идти дорогеТогда отцы учили нас.А он – про душу человекаИ про высокие дела.Казалось, боль и радость векаЧерез судьбу его прошла:«За правду многое простится,Ты ото лжи всегда беги.Вся жизнь в глазах не уместится,А, значит, душу береги!»Он говорил неоднократноМол, жизнь, как яблоня в саду,Сломал и не поднять обратно.Учил, как будто на беду.Его жена, темна, как камень,Полола, он скрипел пером.Жена боролась с сорняками,А мы с любовью и добром.Ломали яблони ребята.Настала очередь и мне.Пришёл, сломал и вороватоИсчез в полночной тишине.И у него не стало сада,И сразу, будто жизнь прошла.И как-то в пору листопадаС женой он вышел из села.В осенний дождь: она вся в белом,А он, ссутулившись слегка,Прочь уносил сухое телоОт тех, кто предал старика.Мы не пошли за ними следом,Нам это было всё равно,За нашу подлость, как победу,Мы пили чёрное вино…Мои друзья, одни поэты,Другие трудятся в саду.И я пишу кому-то: «В ЛЕТО…»Уже в двухтысячном году.