Родственные связи

Юная супруга между тем осваивала новое жизненное пространство. Русская учительница Аня поняла, что бред не прекращается, и жить ей в нем долго. Хотелось также жить счастливо и спокойно, а для этого надо было новый мир изучить. Она и изучала. По старой привычке начать решила со справочной литературы. И уже в библиотеке поместья обнаружила, что читать-то и не умеет!

Это было ударом ниже пояса. Непонятные закорючки оставались закорючками и в текст складываться никак не желали. Притом речь девушка понимала абсолютно спокойно. И ее понимали. Даже те ее словесные конструкции, в которые закрадывался подтекст и едва уловимая ирония. Правда, довольно скоро проблема решилась: взгрустнув над очередным свитком, Аня отвлеклась и, уронив на вертикальные рядочки мимолетный взгляд, вдруг поняла, что там написано.

Торопливые и несколько сумбурные эксперименты дали неожиданный результат: стоило Ане перестать напряженно всматриваться в написанное, уйти мыслями в дальние дали – и тело само вспоминало навыки, полученные до того, как его напоили не-пойми-чем на свадьбе. Но рефлексировать на эту тему она себе не позволила. Довольно быстро восстановив умение понимать кандзи, девушка вгрызлась в гранит науки.

К телу у Ани тоже были вопросы: оно ей не принадлежало! Из зеркала на нее смотрела высокая красивая девушка с гордой осанкой и чужими, темно-синими глазами в обрамлении густых темных ресниц. Все бы ничего, но Аня никак не могла соотнести статную аристократку с собой. В своей земной жизни девушка была метр в прыжке, русоволосой и сероглазой. Нынешнее отражение горделиво встряхивало шикарными каштаново-медными волосами с крупными завитками, подозрительно щурило большие синие глаза с миндалевидным разрезом, изящно выгибало длинную белую шею и поводило точеными плечами человека, занимавшегося спортом. Впрочем, неожиданностей тело не доставляло. До определенного момента.

Как-то раз, выбравшись на свет божий из полутемной библиотеки и с хрустом потянувшись, девушка вдруг ощутила, что стоит в воздухе. От неожиданности она дернулась, неловко взмахнула руками и упала на теплые доски энгавы… Это тоже было странно: когда Аня не концентрировалась на предметах, их названия и назначение всплывали в памяти сами собой. По крайней мере, разница между седзи и фусума, таби и оби, сакурой и макурой, косодэ и юката была очевидна.

Поднявшись и потирая ушибленную задницу, девушка прошипела нечто неблагозвучное в адрес изверга, придумавшего шунпо, кидо и прочие шинигамские навороты. Стоп! А вот с этого места началась усиленная работа мысли. Она ведь знает этот мир! Сергей в свое время так увлекся захватывающей историей, что и тетушку на нее подсадил! Аня спешно убралась в отдаленную часть сада, приткнулась под цветущей яблоней и глубоко задумалась.

По всему выходило, что ветвь истории с ее участием значительно отличается от когда-то посмотренного и прочитанного. Например, жениться Бьякуя должен был не на ней. И дедушка его, кажется, до этого славного момента не дожил. Или дожил?.. Но главный вопрос у Ани был совсем другим: ей-то что делать?! Особенно если появится настоящая хозяйка тела и попросит самозванку на выход.

По вечерам господа молодожены встречались в брачном павильоне. Бьякуя приползал взмыленный и злой, падал на футон прямо в одежде и какое-то время смотрел в потолок. Девушка его не трогала, занималась своими делами – читала или тренировалась в письме. Иногда заваривала чай; процесс этот был сложным и увлекательным, и вспомнился, как и многое другое – надо было просто не думать о чае. Потом господин муж возвращался в мир, с раздражением стаскивал с себя родовые атрибуты, небрежно скидывая их на дзабутон, и присоединялся к жене. Они ужинали, разговаривали, Бьякуя комментировал успехи госпожи супруги в каллиграфии… Из ее насмешливых ответов и встречных высказываний нередко завязывалась легкая пикировка, в результате которой молодые люди либо обиженно дулись друг на друга, либо вместе смеялись, в том числе и над собой и над окружающими. Об интимной близости не думал ни один. Ровно до тех пор, пока меносы не понесли Гинрея прогуляться по вечернему саду.

Старику нравилось, что внук каждый вечер уводит юную супругу из Главного дома, чтобы… ну, все знают для чего, ха-ха! Ему и в голову не приходило, что юноша просто удирает от суеты и постоянного соблюдения всевозможных правил, а госпожу жену берет с собой, чтобы ему лишних вопросов не задавали. И что невестка смывается из дома по тем же причинам, искренне поддерживая господина мужа в стремлении убраться подальше от посторонних глаз. Набредя на «отдельный домик» и увидев внутри свет, Кучики-старший собрался было тактично ретироваться, но внезапно из любовного гнездышка раздался громкий заразительный хохот Бьякуи и не менее веселый смех невестки. Заинтригованный, дед приблизился к строению, приглушив реацу практически полностью.

Внук и его жена сидели по разные стороны от столика, девушка демонстрировала молодому человеку исписанные листы рисовой бумаги. Тот скептически их рассматривал и, видимо, комментировал.

- А это? – спросила госпожа невестка.

- Анеко, – с чувством ответил Бьякуя, – ты же воспитанная девушка! Где ты нахваталась этой… пошлости?!

- Ну-у-у… Видимо, не такая я и воспитанная. А если пририсовать хвостик? – она быстро черканула на листе кисточкой и снова показала мужу. Бьякуя засмеялся.

- Хрень какая-то, – сказал он. – Это вообще не иероглиф.

- Ах, какая жалость! – Анеко картинно прижала тыльную сторону ладони ко лбу. – Как же мне с этим жить?! А может, все-таки он что-нибудь значит? – уже совсем иным, веселым тоном спросила мужа. Тот фыркнул.

- Можем присвоить этой закорючке значение одного из твоих смешных словечек. Ты какое выбираешь?

- «Чудесатее»! Это будет «чудесатее»! Смотри, тогда фраза «все чудесатее и чудесатее» будет писаться вот так… – девушка увлеченно зачертила по свежему листу. Бьякуя наклонился, присматриваясь. Обозрев плоды трудов супруги, он долго и вдохновенно смеялся, потом отобрал письменные принадлежности и попросил никогда никому не показывать то, что получилось, даже ему самому.

- А то решат еще, что мы тут с тобой подрабатываем, сочиняя хентай.

- А что, идея неплоха! – фыркнула Анеко. – Деньги, знаешь ли, не пахнут!

- Да ну?

- Ну да! Ты в курсе, что эту фразу приписывают одному из древнеримских императоров, который ввел плату за пользование общественными отхожими местами?

- Фу! – выразительно отозвался глава Клана.

- Ой, какие мы нежные! – тут же пропела девушка.

Что ответил внук, Гинрей уже не стал слушать. Медленно и задумчиво он побрел в сторону дома. Они тут, понимаешь ли, каллиграфией занимаются! Этак идея дождаться правнуков накрывается медным хибачи!

Утром Кучики-старший тонко намекнул за завтраком, что хентай не обязательно сочинять, им надо просто заниматься. Бьякуя пошел красными пятнами, Анеко замерла с недонесенными до рта палочками, перевела взгляд с мужа на свекра и засмеялась.

- Ну вот, господин муж, – жизнерадостно посетовала она, – нас и спалили! Что делать будем?

- Хентаем заниматься, – процедил сквозь зубы господин муж. – Под чутким руководством гэнро**, разумеется.

Гинрей внезапно почувствовал себя смущенным. Все-таки, каким бы он ни был аристократом и формалистом, как бы ни стремился всегда и во всем поступать верно, сохраняя и приумножая честь клана, лезть под одеяло к молодым не входило в его обязанности. Госпожа невестка между тем прожевала еду и беспечно произнесла:

- Ладушки! Тогда я к вечеру новые кисточки возьму.

- Зачем? – Бьякуя повел бровью.

- Для хентая, естественно! – округлила глаза Анеко.

К удивлению Гинрея, молодые люди с трудом удержались от глупого хихиканья. Внук быстренько слинял на службу, его супруга исчезла в глубинах поместья. Как выяснилось через несколько часов, из поместья она тоже исчезла. Дед уже начал ворчать и беспокоиться, когда на закате оба явились к ужину, мирно переговариваясь.