Страница 6 из 14
– Пойдёмте… – генерал Тотлебен не стал дожидаться ответа англичан, славившихся своей приверженностью к этикету, а, быстро развернувшись, направился к мишеням.
Первые два листа повреждений не имели, лишь небольшие вмятины в месте попадания, которое пришлось точно по центру. Полковник Мельников в этот момент в душе испытывал ликование – недаром они вчера всадили в специально изготовленные дощатые щиты по десятку зарядов из каждой пушки. Не было сомнения, что попадут – Мельников требовал всадить заряд в пересечение диагоналей, которые он нарисовал лично. В самый центр.
– Господин полковник, моя благодарность батарее. Отличное попадание! – заметил Тотлебен. – Что скажете, полковник Герн?
Военный инженер присел так, чтобы место удара располагалось перед глазами, некоторое время рассматривал вмятину, зачем-то ощупал лист с торца и вынес свой вердикт:
– Достойно.
Такому же тщательному обследованию были подвержены и остальные образцы, в том числе, и поваленный выстрелом крупповской пушки. На этой, последней мишени, повреждения были наиболее значительны, но лист не порвался и не треснул – лишь глубокая отметина, будто от удара кувалды, так же как и на остальных, располагалась в самом центре.
– Я удовлетворён, Ваше высокоблагородие. К качеству брони у меня претензий нет. Возможно, оно даже превзошло мои ожидания. Если учесть, что листы будут укладываться поверх гранитных плит, то можно считать бруствер форта Константин неприступным перед современной корабельной артиллерией.
Несколько поразмыслив, обойдя опять медленным шагом образцы, Тотлебен обратился к англичанину:
– Скажите, мистер Хьюз… Эта броня производится на вашем заводе в Мильволе?
– Точно так, господин генерал. Это плоды моего труда и экспериментов. Я потратил на это изобретение несколько лет.
– Вы гарантируете, что с первым пароходом из Англии придут точно такие же?
– Господин генерал, доставленные нами образцы полностью идентичны тем, что испытывались нашим Адмиралтейством. Иначе и быть не может. На кону стоит моё имя. Читаю в Ваших глазах некоторое сомнение, потому могу заявить: лучшей стали в Англии не производят. Даже, если бы я имел коварный план, то найти бронированный лист лучшего качества просто негде. Я привёз свой.
– Я удовлетворён Вашим ответом. Можете считать, что вы получили подряд на бронирование форта Константин. Все подробности прошу Вас обсудить с полковником Герном. До скорой встречи. Принимать приеду лично.
– Можете не сомневаться, господин генерал. Вам не придётся расстреливать бруствер собственного форта, чтобы удостовериться в качестве листа, – Хьюз в знак почтения приподнял котелок, и комиссия во главе с генералом удалилась на причал.
Уже на катере полковник Герн, держась за поручни рядом с генералом, стоящем на палубе, решился оторвать его от раздумий.
– Я понимаю, о чём Вы думаете, Ваше Высокопревосходительство. Я думаю о том же…
– И что вас тревожит, полковник Герн? – вопросительно взглянул на того Тотлебен.
– Семь лет назад такими ядрами эти же англичане разрушили наш Севастополь, а теперь они нам продают броню для защиты от собственных пушек. Чудны дела твои, Господи… – ответил Герн.
– Да уж, в хитросплетении политики и коммерческих интересов могут возникать самые замысловатые сюжеты… Вот привезёт он завтра другой лист, что лопнет от плевка 38-дюймовой пушки, и как я буду в глаза князю Константину смотреть?
– Выход здесь один, Ваше высокоблагородие. Самим броню делать. Тогда взгляд Ваш всегда будет полным уверенности.
Глава V
16 декабря 1866 г. Резиденция Министерства иностранных дел. Дворцовая площадь. Санкт – Петербург.
– Ваша светлость, извольте чаю! – секретарь, державший поднос на пальцах одной руки, как заправский лакей, сохраняя равновесие, приоткрыл массивную дверь и полубоком проник в кабинет.
– Благодарю, Александр Карлович. Вы как всегда кстати… – промолвил человек, восседавший за громадным рабочим столом, обитым зеленой тканью, на котором согласно только одной ему известной системе были разложены бумаги, большая часть из которых составляла государственную тайну.
Сторонний взгляд непосвященного человека мог бы сложить мнение о хозяине кабинета, как о человеке чиновничьего племени, добряке из какой-нибудь столичной конторы, которого прислали в некий забытый богом уездный городишко с ревизией кипучей деятельности проворовавшегося градоначальника.
Немного полноватое, соответствующее возрасту лицо; небольшие, но живые глаза, уголки которых несколько приопущены, с интересом обращали внимание на все подробности окружающего мира из-за стёкол очков; слегка ироничная улыбка, сопровождавшая мыслительный процесс в ходе прочтения бумаг; ухоженные руки, с профессиональным проворством справляющиеся с пером – все эти подробности указывали на аккуратного и спокойного государева человека. Мнение это, однако, стало бы чрезвычайно обманчивым, только его обладатель смог бы глянуть на князя в деле – то ли на приёме посольском, то ли на переговорах. За этим добродушным и покладистым видом скрывался напористый и неуступчивый человек, державший в уме сотни вариантов развития событий, знавший всех влиятельных особ Европы, сам влиявший на принятия решений при русском дворе и не только.
– Соизвольте, пока горячий… – Александр Карлович за годы своей службы успел изучить вкусы и пристрастия своего неизменного начальника и безошибочно научился их предугадывать. В этой черте секретаря просматривалось не плебейство, но искренняя преданность и уважение. Нынче у князя разболелось горло, он страдал сухим кашлем и старался не выходить за пределы здания на Дворцовой площади, где располагалось министерство иностранных дел. В очередной раз, услышав за дверью приглушенный кашель, секретарь министра Александра Михайловича Горчакова принялся собирать поднос, истребовав кипятка у кухарок снизу.
– Замечательно, замечательно… – задумчиво произнёс Горчаков, оторвав взгляд от бумаг, которые он внимательно изучал перед этим.
– Намедни с матушкой советовался, она бруснички велела передать. Сказала – кашель как рукой снимет. Велела вприкусочку, вместо сахара.
– Вы, Александр Карлович, печётесь обо мне лучшим образом, чем моя покойная супруга в своё время, – с нотой благодарности произнёс министр.
– Как же иначе, Ваша светлость, как же иначе…
Секретарь бесшумно поставил хрустальную вазочку с брусничным вареньем возле чашки с чаем на полированный столик рядом с диваном, и, между прочим, добавил:
– Из Зимнего корреспонденцию доставили ответную, от Государя. Сей момент принесу.
Через минуту на другом, меньшего размера, серебряном подносе, специально предназначенном для почты, секретарь принёс запечатанный сургучом конверт.
– Очень хорошо. Этого ответа я третий день жду, – Горчаков посмотрел сквозь конверт на окно, определив расположение депеши, и уверенный в её последующей целости, вскрыл конверт канцелярским ножом с ручкой слоновой кости, сломав предварительно сургучную печать с царским вензелем.
Не привыкший к назойливости, секретарь министра иностранных дел удалился к своему рабочему месту, оставив Горчакова наедине с документом.
До чая дело не дошло. Следовало царскую резолюцию вычитать и обдумать дальнейшие действия.
«В час пополудни пятницы в соответствии с указанным списком следует созвать весьма секретное совещание. Если здоровье Ваше не позволяет, можно у Вас, в Министерстве иностранных дел» – почерк у государя неразборчив, да и написано было, скорее всего, в спешке – читать пришлось пару раз.
Горчаков немного улыбнулся, отпив таки чай, который еще не успел остыть. Государь проявил почтение к его возрасту и состоянию здоровья, что было не только лестно, но и свидетельствовало о предрасположенности Его Императорского Величества к позиции Министерства иностранных дел в предстоящей дискуссии. Александр II в приближенном кругу не утруждал себя условностями и требовал от своих чиновников и единомышленников того же – искренности и честности, потому этот его выбор места для совещания говорил о многом.