Страница 45 из 57
Старый Русский Актер Евгений Яковлевич Весник, играющий сегодня Городничего, сразу понял что идет большой театральный розыгрыш и не задумывая включился в действо, ибо сам был до розыгрышей большой мастак и вообще Евгений Яковлевич не терялся в любых ситуациях.
Как то перед поездкой на гастроли во Францию, артистов вызвали в партийные органы для беседы. Инструктаж был по полной программе: опасаться провокаций, ни в какие связи не вступать, в одиночку не ходить -. Особенно грозным был запрет посещать злачные места, всякие там "площади Пигаль" и "Мулен Ружи..." Весник выслушал и спросил:
- Простите, а, к примеру, в театр "Красная мельница" можно сходить?
- Это сколько угодно, - разрешил инструктор. - В красный - сколько угодно... Ирония в том, что знаменитый "Мулен Руж" переводится на русский язык как "Красная мельница".
Так что Евгений Весник, был пожалуй единственным человеком в театре, который был спокоен и адекватен. И в ответ на заявление настоящего Ревизора, что господин Хлестаков не только не самозванец, а даже очень большой начальник, Евгений Яковлевич велел дщери броситься на шею вернувшемуся жениху, а жандармам арестовать почтмейстера Шпекина за нарушение служебного долга. Зал был в восторге, от "капустного" завершения спектакля, но больше всех пребывал в радости Антон Антонович Мухин, и счастлив он был до самого приезда домой или даже чуть дольше.
О дальнейшей его судьбе ничего неизвестно, но точно известно одно - патруль Гуманизаторов, возле Солнечной системы, больше не появлялся.
А в театре крайним оказался несчастный пожарник. Он получил выговор и лишился премии. Но в накладе в результате не остался. Мундир эсэсовца и все бранзулетки на нем, оказались бесхозными, и театральный брандмейстер, беззастенчиво их присвоил и с большой выгодой загнал награды, погоны и нашивки на Измайловском Вернисаже. Но мундир оставил себе и иногда вечером по пьяни выходил в нем во двор выносить мусор. За это соседи прозвали его наш гребаный Штирлиц.
Гердт и Мейерхольд, или Короля играет свита
Эту историю, непревзойденный мастер экрана и сцены Зинговий Гердт, очень любил рассказывать, причем вариаций было не мало, но главная фабула сохранялась во всех вариантах. Вот Вариант который слышал я...
Шел тысяча девятьсот тридцать второй год. Шестнадцатилетний юноша Зяма познакомился в скупке, что в Столешниковом переулке, с женщиной, в которую немедленно влюбился. Семья Гердтов тогда отнюдь не шиковала и Зяма пришел продавать свое пальтишко, но незнакомая красавица, нежным и одновременно строгим голосом, запретила ему это делать, мол ?простынете, молодой человек, ведь еще только конец февраля?.
Из завязавшейся беседы о погоде и ни о чем, случайно выяснилось, что собеседница Гердта сегодня с раннего утра пыталась добыть билеты к Мейерхольду на юбилейный ?Лес?, но не смогла. И внезапно, юный Ромэо, на это робко ответил:
?Я вас приглашаю?.
- Но это ведь невозможно, - улыбнулась красавица. - Билетов уже давно нет...
- Но тем не менее, я вас приглашаю! - настаивал Зяма.
- Хорошо, - ответила женщина, улыбнувшись. - Я вам верю и я приду.
Нахальство юного Зямы объяснялось его дружбой с сыном Мейерхольда. Прямо из Столешникова, он побежал к Всеволоду Эмильевичу, и изложил ему суть дела: - он влюбился и уже пригласил любимую женщину на сегодняшний спектакль, и Зямины честь и любовь, в руках Мастера!
Мейерхольд выдержал великолепную паузу, медленно взял со стола блокнот, написал в нем волшебные слова ?подателю сего выдать два места в партере?, расписался и не без шика (как чек на миллион долларов из чековой книжки, (выдрал из блокнота листок и вручил его счастливому Ромео.
Зяма на крыльях любви, полетел в театр, к заветному окошку администратора.
Администратор видя перед собой подростка, попытался финтить, мол никакого партера, а пустить могу только постоять на галерку... Но не тут то было, осмелевший от близкого счастья Зяма требовал непременного выполнения условий! И был найден следующий компромисс...
Юноше предложили подойди перед спектаклем, и если кто-нибудь не придет...
И Зиновию Ефимовичу свезло, не пришел поэт Джек Алтаузен! И вот так, вместе с женщиной своей мечты шестнадцатилетний Зяма оказался в партере, на юбилейной премьере мейерхольдовского ?Леса?.
Вокруг сидел советский бомонд: Бухарин, Качалов, Этингоф, Зинаида Райх ...
А рядом с ним сидела женщина невозможной красоты, в вечернем платье, на которую засматривались все гости , и недоуменно цеплялись взглядом за сидевшего возле красавицы щуплого подростка в недорогом и явно сборном гардеробе. Этот подросток явно был лишним здесь, и возле этой женщины, и в этом зале...
Во время антракта зрителей ждал в фойе фуршет. В ярком свете диссонанс между Зямой и его спутницей стал воистину невыносимым, и тут в фойе появился Мейерхольд.
Увидев Гердта и его спутницу, Всеволод Эмильевич мгновенно оценил мизансцену, и решил помочь другу сына, отыграв все ходы с безошибочностью гения.
- Зиновий! - вдруг громко воскликнул он. - Зиновий, вы?-
Все гости естественно обернулись.
А Мейерхольд, с распростертыми руками, улыбаясь шел через фойе к шестнадцатилетнему подростку.
- Зиновий, куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берете трубку...
(«Затруднительно мне было брать трубку, - прокомментировал Гердт свою же фразу рассказывая эту историю - у нас тогда не было телефона, да и быть не могло». )
- Совсем вы забыли старика, - сетовал Мейерхольд. - Не звоните, не заходите... А мне о стольком надо с вами поговорить! О стольком посоветоваться.
И минут пять, склонившись со своего гренадерского роста к скромному юноше, чуть ли не заискивая, он на глазах у ошеломленной красавицы, жал руку подростку и брал с него слово, что завтра же, с утра, увидит его у себя... Им же надо о стольком поговорить!
Понимаете, сказал Зиновий Ефимович, - если короля в первую очередь играет свита, то, что же могли подумать окружающие о человеке, «придворным» у которого выступал сам Всеволод Мейерхольд?
Наутро юный «король» первым делом побежал в дом к благодетелю, поблагодарить, но длинного разговора, не получилось. Размеры вчерашнего благодеяния Корифей театра прекрасно осознавал, и завидев Зяму, Мейерхольд сказал только одно слово: - Ну?
Эту историю Зиновий Ефимович, рассказал мне на юбилее в ?Современники?, мимо проходили звезды театральной Москвы, дружески здоровались с Гердтом и некоторые слегка косились на меня, мол кто это так дружески беседует с Мэтром.
Осознав ситуацию, я сказал Зиновию Ефимовичу, что чувствую себя маленьким Зямой из его рассказа, на что Мастер ответил, что так и быть, побудет немного Мейерхольдом.
Профессор Хиггинс против двух эстетов
Тут мы с приятелем, посетили один Старый Московский Академический театр. Там давали Историческую драму из Смутных времен и настрой у нас был соответственный. Вы, мои дорогие Друзья, все безусловно завзятые театралы и прекрасно знаете, что четверть посетителей Храмов Мельпомены, страдает кашлем либо недержанием речи (иногда в комплекте). Вот и на этот раз, сзади нас вольготно расположилась вельми общительная супружеская пара. Я не знаю кто они были, реинкарнация профессора Хиггинса, или личные логопеды Марка Тулия, нашего, Цицерона, но перед спектаклем, они во всю глотку читали друг другу программку (их у них было две). Ну ладно, подумали мы с Петром Иванычем, перед спектаклем разговаривать не наказуемо, но вот спектакль начался, а бла-бла-бла не закончилось, причем звук общения в этой трибе, не снизился.