Страница 18 из 61
В окнах горел свет и я могла видеть людей, передвигающихся в гостиной, и слышать детский смех. Это не могла быть Мария. У нее не было своих детей. Я отвернулась и пнула камень, злясь на Марию за ее переезд, на себя — за то, что не приходила повидаться, и на мир, который двигался вперед, оставив меня одну.
И тогда я вспомнила, запустила руку в карман и достала клочок бумаги.
Улица Элис 51.
Адрес Этана.
Я проверила номера домов, которые находились рядом, 32 и 34. Я побежала по улице, петляя между припаркованными машинами и перешла на нечетную сторону. 45, 47, 49.
Я остановилась у дома номер 51. Свет нигде не горел и на подъездной дорожке не была припаркована машина. Судя по сорнякам, растущим в трещинах асфальта, здесь давно не парковывали машину.
Разломанная плитка хрустнула у меня под ногами, когда я ступила на дорожку, ведущую к дому. Сработал сенсор и зажегся свет. Залаяла собака, но это собака соседей. Я осмотрелась в поисках домофона, но его не оказалось, вместо него был старомодный медный дверной звонок. Звук он издавал протяжный и громкий, больше похожий на фальшивое женское пение, чем на обычный электронный звук.
В коридоре вспыхнул свет и я услышала кашель за дверью.
— Что? — сказал мужчина, открывший дверь. Он был одет в невзрачный халат и домашние тапочки. Он продолжил кашлять, кашель был мокрый и заставлял беспокоится.
— Мистер Фишер?
Он уставился на меня слезящимися глазами. Этот отстраненный взгляд был мне знаком. Если это отец Этана, то как вышло, что он подключен к Глазури, а его сын — нет?
— Мистер Фишер? — снова задала я вопрос.
Мужчина, наконец, оторвался от новостей в сети и обратил на меня внимание.
— Нет, я не чертов мистер Фишер! Он жалкий ублюдок, которому, я сдал этот дом, и он оставил его в ужасном состоянии.
Он сплюнул мне под ноги.
— Вы знаете, куда он переехал? — спросила я, посмотрев на плевок.
— Конечно.
Я ждала продолжения, но он молчал.
— Не могли бы вы сказать мне?
Мужчина издал отвратительный всасывающий звук, ставя зубной протез на место.
— Он переехал отсюда прямо туда, — он указал на дорожку между двумя домами. — Вам не составит труда его найти.
Он захлопнул дверь. Я слышала, как он ушел и погасил свет.
Я перешла дорогу и свернула на тропинку. Через десять шагов уже не было освещения. Я не знала, куда она ведет, был только один способ это узнать.
Я спокойно сделала первые несколько шагов, но как только темнота стала сгущаться, я ускорилась. Во мраке я различала силуэты: матрасы, сваленные в кучу у стен, брошенные тележки из супермаркетов. Я ударилась коленом о груду кирпичей, но продолжила бежать. Маленький фонарик в конце тропинки, становясь постепенно ярче, указывал мне путь, как блуждающий огонек. Я прибавила скорости, опасаясь, что если я буду бежать недостаточно быстро, он исчезнет.
Когда я добежала до конца дорожки, я тяжело дышала, но это было скорее от страха, чем от короткой пробежки. Я посмотрела вокруг, чтобы понять, куда меня привела тропинка.
Это было кладбище.
Покрытые мхом плиты из когда-то бывшего белым мрамора возвышались над кустами ежевики и сорняками, будто пытаясь дотянуться до солнца. Я перебралась через невысокую кирпичную стену, отделявшую освященную землю от неосвященной. Я не могла не наступать на могильные плиты, но я все равно старалась, тихо извиняясь перед людьми, лежавшими под ними. Ангелы со сломанными крыльями наблюдали за мной сверху, кода я проходила.
Впереди виднелся пустой клочок земли, который кто-то очистил от кустов и сорняков.
Я переступила через бревно и убрала стебли плюща с дороги. В то время как другие плиты выглядели так, будто простояли здесь много лет, а может и десятилетий, эта выглядела новой. Она была маленькой, всего один квадратный фут. Черный мрамор с красными вкраплениями трудно было различить в рассеянном свете, струящемся между могил. Я встала на колени, чтобы прочитать надпись на нем.
Джош Фишер
Любимый отец.
Покойся с миром.
Я потянулась и коснулась камня. Холодный мрамор перенимал тепло от кончиков моих пальцев. Засохшая роза лежала рядом с камнем. Интересно, это Этан ее оставил? Как часто он навещает могилу отца? Приходит ли с ним его мать, сестра, брат или он приходит один?
Я встала и отряхнула кусочки сухих листьев и прутики, которые впивались мне в колени.
— Где же ты, Этан? — сказала я.
— 10-
Домой я добиралась дольше, чем обычно, как будто призраки кладбища не хотели меня опускать.
Я приложила ладонь к сканеру, но ворота отказались открываться. Это случилось. Система полетела и все перешло на ручное управление. Я помахала Филу, охраннику, который сидел в будке, и он впустил меня. Как мне говорила Зизи, раньше он работал над каким-то исследованием для компании, но что-то пошло не так и теперь он проводит дни открывая и закрывая ворота для других служащих УайтИнк. Понятно, почему он такой злой.
К счастью, когда я вошла, в доме никого не было. Должно быть, Зизи все еще на работе — пытается придумать, как лучше провести избирательную кампанию. Холодильник не радовал содержимым — в нем было пусто, не считая упаковки с проросшей фасолью, которая успела превратиться в кашицу, большого куска сыра и одинокого сморщенного киви. Я достала сыр и отрезала немного. По вкусу он напоминал пластик. Я закрыла дверцу и нажала кнопку заказа продуктов на экране холодильника. Это стоило сделать раньше. Теперь обычный заказ Зизи, состоящий из фруктов, овощей и рыбы доставят только завтра. Я нажала на экране кнопку «+» и добавила к заказу упаковку сосисок и пару мясных пицц. Сама я не ем много мяса, но это раздражает Зизи. Отлично, мне этого достаточно.
Я достала из буфета банку с колой и прошла в гостиную. Жидкость немного вспенилась, когда я открыла банку и сделала большой глоток. Жарко. Я поставила банку прямо на журнальный столик, который Зизи раздобыла где-то в Индонезии, не считая нужным использовать подставку. Я знаю, что это мелочно, является проявлением пассивной агрессии и дальше по списку, который высказывала мне Зизи в течении прошлой недели. Но мне наплевать. Я рухнула на диван и положила ноги на столик рядом с банкой.
Я включила телевизор.
Две сурового вида дамочки сидели друг напротив друга в хорошо освещенной студии. Они не скрывали обоюдной ненависти. Ведущий сидел между ними и откровенно наслаждался ситуацией.
— Мы победили СПИД, — процедила женщина справа. — Благодаря комбинации лечения для того, чтобы обратить вирус, и обучения для остановки распространения инфекции наши программы достигли успеха.
— Программы вы унаследовали от моего руководства, — отрезала женщина слева. — И если они так успешны, почему вы их закрыли?
— Потому что они больше не нужны. За последние двенадцать месяцев были зафиксированы только 212 новых случаев ВИЧа. Это на 86 процентов меньше чем в прошлом году.
— Но вы закрыли не только клиники для ВИЧ-инфицированных. Также были закрыты клиники по планированию беременности.
— Планированию беременности? Вы хотите сказать — клиники, где делают аборты. Имейте хотя бы совесть называть их тем, чем они являются, — которая, как ни пыталась, не могла усидеть справа.
— Хорошо, — сказала вторая женщина, поправляя юбку. — Клиники, где делают аборты. Только в прошлом годы были закрыты пятнадцать. Не потрудитесь объяснить?
Ведущий поворачивал голову из стороны в сторону, будто наблюдая за игрой в теннис. Ему нравилось.
— Потому что они не нужны. Вы не слушаете, Джессика. — Имя прозвучало как оскорбление. — Наши программы безопасного секса работают и мы гарантируем, что после выборов они продолжат работать.
— Не для тех, кто не достиг возраста…
— Скучно, — я взмахнула пальцем и переключила канал с этого политического пин-понга. Шел боевик, который я смотрела уже, наверное, раз пять, но так и не поняла о чем он.