Глазурь

— Вы не можете, — говорю я. — Вы не можете сделать это со мной! — кричу я и пытаюсь уцепиться за стену пальцами, но там не за что держаться, только облупленная серая краска.

— Это правильный выбор, Петри. Несколько недель в учреждении для малолетних преступников в ожидании своего шанса встретиться с судьей только для того, чтобы все равно получить чип? Твоя мама просто пытается защитить тебя.

— Она пытается защитить только себя, — кричу я. — Не дай бог ей придется перенести такую трагедию, как дочь, сидящая в тюрьме.

Ли наклоняет голову и обеспокоенно смотрит на меня:

— Давай, Петри. Это всего на пять лет, а потом…

— Всего пять лет? — ору я. — Да это практически пожизненно!

Он делает шаг ко мне, я только плотнее вжимаюсь в стену. Отсюда некуда бежать.

— Вы не можете… — продолжаю повторять снова и снова.

Но он может и осторожно хватает меня за запястье и тянет к креслу, где женщина настраивает оборудование, Ли производит успокаивающие звуки, будто пытаясь утихомирить испуганную лошадь.

Это неизбежно. Я, эта комната, женщина в резиновых перчатках с пистолетом для чипирования в руке. Больше всего на свете хотела получить чип, и сейчас я его получу. Только вместо того, чтобы дать мне все, что я хотела, он все это заберет. Правильно говорят, будьте осторожны в своих желаниях. Я пытаюсь смеяться, но получается сдавленное карканье.

Пустышку уберут только через пять лет. «Всего пять лет», говорят они, будто это не так уж и много. Мне будет около двадцати одного к тому времени, как я смогу получить доступ к Глазури. А какая тогда уже будет разница? Единственной моей мечтой было подключиться — теперь я никогда не смогу этого сделать. Это как остаться в этой камере навечно.

Пошатываясь, приближаюсь к креслу, и его очертания растут, становясь слишком большими для такой маленькой камеры. В моем воображении оно превратилось в электрический стул, и меня ведут навстречу моему приговору.

Я громко смеюсь, а по моим щекам текут слезы. Ли и палач обмениваются обеспокоенными взглядами; они думают, что я сумасшедшая, помешанная. А чего они ожидали? Что я счастливо пойду навстречу судьбе, когда они крадут самые важные годы моей жизни?

Но знаю, что сопротивляться бесполезно. Я здесь бессильна. Я всего лишь ребенок.

Женщина с пистолетом обходит меня и кладет руку мне на лоб. Я чувствую мягкость резиновой перчатки на своей коже. Она убирает волосы с моей шеи, и я вздрагиваю, когда металл плотно прижимается к верхней части моего позвоночника.

— Вдохни, — говорит женщина.

Я подчиняюсь, слышу шипение воздуха и теряю сознание.

— 6-

— Запрет на шесть месяцев! Ох, Райан, что же ты будешь делать?

— Ну, все будет нормально. Наверное, буду жить перед телевизором, — смеется он.

Я поднимаю взгляд от книги, которую якобы читала, на Райана с Эмми и Пиппу с Карлом, сидящих в комнате отдыха. Эти четверо — последние сильные пары школы. Они излучали самодовольство. Я думала, что Кьяра и Карл будут вместе, после того как увидела их на протесте. Но, как оказалось, у Пиппы на это были другие планы.

— Так что случилось? — спрашивает Карл. — Они записали наши имена и всё, нас отпустили. После этого мы тебя не видели.

— Нет, я вырвался оттуда, вы знаете? Я не знал, как это можно остановить.

— Но потом вас с Петри схватили? — спрашивает Пиппа, удивительно, что она еще помнит о моем существовании.

— Да, верно.

Эмми обвивает руками шею Райана и всхлипывает, уткнувшись в нее. Он откидывает ее волосы и, взглянув через ее плечо, ловит мой взгляд. Мы не разговаривали с того дня, как меня арестовали, и сегодня я впервые услышала, что ему закрыли доступ в Глазурь. Это меньше чем он заслуживает, после того как сдал меня.

Он улыбается своей обычной кривой усмешкой, которая раньше немного вгоняла меня в дрожь. Но сейчас мне захотелось его ударить. Часы над дверью показывают 12:44, с начала обеденного перерыва прошло четырнадцать минут и уже хочется, чтобы он закончился.

В прошлом я смотрела, как минутная стрелка отсчитывает моменты между мной, которой я была, и мной, которой я собиралась стать. Той мной, которая неожиданно станет классной и популярной, за профилем и каждым словом которой будут следить пять тысяч людей. Вся моя жизнь была сосредоточена на подсчете этих секунд. Сейчас же каждый тик напоминал, что это будущее никогда не наступит, что я навсегда останусь первой мной.

Эмми пыталась успокоиться и шептала что-то Райану на ухо. Он покраснел и поднял руки, прося Эмми и остальных приостановиться, указывая на меня. Эмми нахмурилась, когда Райан направился ко мне. Я поспешила вернуться к книге и перевернула страницу.

— Эй, — говорит он. — Хорошая книга?

— Не очень, — отвечаю я, не отрываясь от нее.

— Слушай, Петри, насчет полиции. Я сказал им твое имя только потому, что беспокоился, что с тобой что-то случилось, и попросил их проверить, в порядке ли ты. Если бы я знал, сколько у тебя будет неприятностей из-за этого, я бы держал свой глупый рот на замке.

Я, наконец, оторвалась от книги, которую не читала, и посмотрела на него. С большими карими глазами и морщинками на лбу он, конечно, выглядел так, будто ему жаль. Холод у меня внутри совсем немного ослаб.

— Ты испугалась? — он садится рядом и наклоняется вперед. — Когда полиция тебя арестовала?

— Я была потрясена.

— Ха-ха! — смеется он. Я поморщилась, не знаю, почему мой ужас показался ему смешным.

— Потрясена. Петри — ты такая смешная, — он легонько толкает меня локтем. — И ты даже не понимаешь этого, вот что мне в тебе нравится.

Я вяло рассмеялась. Лед внутри превратился в кипящую лаву.

— Я тоже испугался. Мне, наверное, не стоит это говорить, но когда полиция меня поймала, меня стошнило. Вот насколько я испугался.

— Тебя? — невольно открываю рот от удивления.

— Честно, — он поднимает руку, как бы давая клятву. — В полицейской машине.

— Нет!

— Да. Они были не особо довольны.

— Представляю. Зеленое на их черно-белом.

Райан засмеялся, и я заметила, что смеюсь вместе с ним, не обращая внимания на горящие взгляды со стороны Эмми.

— Смешно. Стоит это запомнить. Но никому не говори, хорошо? В смысле, если люди об этом узнают, моей репутации от этого лучше не станет.

— Мой рот на замке, — говорю я, заливаясь румянцем от того, что он доверяет мне свой секрет.

— Ты круче всех, Петри, — говорит он, хлопнув меня по плечу. — Я знал, что могу на тебя положиться.

— Эй, я ведь все-таки человек-калькулятор!

— Ха-ха, еще одна хорошая шутка! — Он смеется и поднимает руку, чтобы дать пять.

— Увидимся позже, калькулятор, — он мне подмигивает и улыбается, возвращаясь обратно к Эмми.

Звонок обозначил окончание перерыва, а я была за дверью.

— Петри!

Мое имя подхватило эхо в коридоре. Я остановилась и развернулась, Кьяра меня догнала и обнимает так, будто выполняет один из захватов в регби. От нее пахнет яблоком и корицей — именно эти духи я помогла ей выбрать в Селфридж. Когда она, наконец, отцепилась, ее брови опустились, выражая сожаление.

— Я слышала о пустышке. Пять лет! О, Пет, мне так жаль!

Меня уже месяц никто не называл, Пет, мои губы дрогнули от нахлынувшей нежности. Я все еще не довольна тем, что она игнорировала меня в эти последние несколько недель, но сейчас я действительно могу побыть с другом.

— Ну же, давай сбежим. Как в старые времена. Мы ведь пропустим только математику, и мистер Адамс, который ставит тебя в угол из-за того, что ты его поправляешь, — это не то, что тебе сейчас нужно.

Если бы я начала говорить, я бы заплакала, поэтому я кивнула и дала Кьяре провести меня по коридору. Мы остановились перед выходом проверить, нет ли поблизости учителей, а потом выбежали наружу. Спортивная площадка была в еще худшем состоянии, чем когда я была здесь в последний раз: бледно-голубой пластик на лестницах облупился, а качели выглядели так, будто одно из сидений пытались поджечь.