Страница 17 из 60
Знакомая, почти родная каждому нашему бойцу деревня. Здесь мы помогали создавать колхоз, много поработали, чтобы убедить крестьян в преимуществе кооперативного хозяйства. Это далось нелегко. Кулаки шантажировали и запугивали народ, зверски расправлялись с активистами. Более того, недалеко отсюда, на Дону, они даже пробовали подбить крестьян на восстание против Советской власти.
Мы не могли стоять в стороне от решающей борьбы на селе. В Писковатке и соседних с нею деревнях бойцы эскадрона в свободное от занятий время помогали сеять, косить, убирать хлеб, копать картофель. Одновременно наши кавалеристы разъясняли крестьянам политику партии. И постепенно, шаг за шагом, люди потянулись друг к другу, начали объединяться в сельскохозяйственную артель.
Сейчас, остановившись на высотке, мы любовались знакомым пейзажем. Деревня уже просыпалась, там и сям над крышами вился дымок.
Но что это? До слуха донеслись громкие голоса, плач детей, лай собак. Не пожар ли?
— В Писковатке что-то неладное, — предположил мой коновод. — Там даже стреляют!
Теперь и я слышу хлопки выстрелов.
— По коням! — подаю команду.
Влетаем в деревню. Навстречу бегут люди. Старая женщина с заплаканным лицом и разметавшимися седыми волосами в отчаянии протянула к нам руки.
— Сыночки милые, что же это делается? Убили моего Федю!
— Кого? — переспросил я, сдерживая нетерпеливого коня.
— Сына моего, Федю Матвеева.
Вот как! Убит председатель только что созданного колхоза.
Совсем недавно, буквально несколько дней назад, я присутствовал здесь на организационном собрании колхозников. Тогда-то Матвеева и избрали председателем.
Подкулачники решительно выступали против его кандидатуры. Один из них, повторяя явно чужие слова, заявил:
— Федя, конечно, парень хороший. И заслуги перед Советской властью у него большие: партизаном был, на Деникина ходил, ранение получил. Но председателем — молод еще, да и с грамотой у него не очень… Человек я прямой, вы меня знаете. Я так разумею: тут человек опытный нужен, с хозяйственным глазом. Не знаем еще, что и как в колхозе получится, — дай бог, чтобы ладно было. А если неладно? Федя что теряет? Ничего: пять кур да козу дохлую? Председателем нужно такого, у которого добро есть. Одно его неспокойствие, братцы, нам на пользу пойдет.
— Кого, Ефим, предлагаешь? — спросила женщина из президиума. — Случайно, не Макаровича, Малину?
— Его. Он богатый человек, братцы, это правда. Зато за Советскую власть стоит и с понятием человек, хозяйственный.
Поднялся шум. Люди требовали удалить подкулачника с собрания и голосовать. Матвеева избрали председателем.
И вот молодой председатель зверски убит выстрелом в голову. Его тело лежит в сельсовете на длинном обтянутом красной материей столе. Убийца, кулак Малина, пойман и сидит в соседней комнате. Лицо бандита неподвижно, будто окаменело. Только короткие, согнутые на жилете пальцы дрожат и беспрестанно теребят пуговицу.
— Товарищ командир, я не виноват, — то и дело обращается ко мне Малина. — Федя вырос на моих глазах, разве я стал бы…
— Из района приедут — разберутся.
— Товарищ командир, я не виноват. Стрелял другой…
— А карабин у тебя нашли?
— Подбросили…
— Потерпите. Разберутся. Не виноват — отпустят.
— Товарищ командир, я честный труженик, никого пальцем не тронул. Спросите у людей…
Поворачиваюсь к окну. Собравшаяся у сельсовета толпа гневно шумит. Многие требуют выдать им кулака. Слышатся возгласы:
— Повесить Малину!..
— Смерть злодею!..
— Товарищ командир, — просовывает в окно голову пожилой крестьянин, — отдайте его нам. Мы сами будем судить.
— Нельзя, — объясняю. — Самосуд запрещен.
Толпа напирает. Вдребезги разлетается прогнившая рама.
— Стойте! — кричу толпе. — Отойдите, иначе прикажу стрелять!
Никакого внимания. Тогда красноармейцы направляют в окно дула винтовок. Это уже действует отрезвляюще.
Но тут я слышу провокационный выкрик:
— Чего, дурачье, стоите? Красная Армия в своих не стреляет.
Узнаю голос подкулачника Ефима. Подлец! Он хорошо понимает, что мы не можем разрешить самосуда, и надеется столкнуть нас с колхозниками.
Подхожу к окну:
— Ефим, иди-ка сюда! На минутку…
В толпе образуется живой коридор. Все поворачивают голову назад. Ждут. Но подкулачник не показывается.
— Утек, — заявляет кто-то сзади.
Как раз прибыли представители из района. Эскадрон строится.
Только собрался дать команду «Марш», подходит группа ребят и девушек.
— Товарищ командир, — обращается один из парней, — мы, комсомольцы, заверяем Красную Армию, что сделаем наш колхоз хорошим. Вы и дальше будете нам помогать?
— А как же!
Меня вдруг сильно потянуло в Белоруссию. Тоска по родным местам долго терзала, и я рассказал об этом командиру полка.
— Тебе надо съездить домой, — заключил он. — Десять дней хватит?
В поезде я перечитал все полученные мною письма. Старшие сестры трудятся в совхозе. Младшая работает в Минске, в ЦК комсомола. У нее чуткий, добрый муж… В Городке построили электростанцию… В ближайших деревнях созданы колхозы. У одних дела идут хорошо, у других неважно… В Городище открыли библиотеку. В Заполье — магазин. Но в нем орудует жулик, обвешивает покупателей… Миронова снова избрали секретарем райкома партии. Бедняга сильно болен, тюрьмы да ссылки дают о себе знать… Любаша работает заместителем председателя райисполкома. Анисья перешла к ней. Юра вырос, стал смышленым мальчиком. Учится лучше сверстников. В общем, я знаю все, что делается дома, так же как земляки в курсе моих дел.
Приезжаю домой и первое, о чем спрашиваю:
— Не стряслось ли чего?
На меня смотрят с удивлением:
— Разве обязательно должно что-то случиться?
— Нет конечно. Я очень рад! Значит, все здоровы?
— Здоровы. А ты?
— Как видите.
В дом влетела ватага шустрых мальчишек в красных галстуках. Они пришли посмотреть на земляка-командира. Засыпали меня вопросами. И не на все я мог ответить. Ребята читали пионерские газеты, слушали радио. От меня теперь требовали подробных сведений о ходе строительства Харьковского тракторного завода, московского метро, Кузнецкстроя…
— Хлопцы, — обращается моя сестра к маленьким гостям, — когда пойдете домой, пришлите Юру Метельского. Скажите, что дядя Степан хочет его видеть.
Провожаю пионеров на улицу. Они берут с меня «честное партийное», что на следующий день приду к ним в школу на сбор отряда.
— Вот какие любознательные ребята пошли, — говорю сестре. — Разве мы такими были?
Распахивается дверь.
— Товарищ командир, я — Юрий Метельский, — не то всерьез, не то шутя рапортует краснощекий крепыш.
Мальчик — вылитый отец! Под густыми бровями темно-серые глаза. Подбородок с ямочкой посередине.
— Вольно, — говорю, не в силах сдержать улыбку. — Садись, Юрко. Ты меня знаешь?
— Знаю. Вы мамин товарищ.
— Правильно.
— Мама мне и про вашего друга Митю Градюшко говорила. — Юра смотрит на меня в упор. — Мама бывает у нас только по выходным.
— Жаль, а я хотел бы ее повидать.
— Так поезжайте в райисполком.
Я спрашиваю, какие у него успехи в школе.
— Как у всех, — отвечает смутившись.
— Юра, — вмешивается в разговор моя сестра, — не скромничай, ты ведь лучше других учишься!
— Так я же председатель отряда!
«Скромный, как покойный отец», — с удовольствием заключаю про себя. Интересуюсь, кем он мечтает быть, и жду, что скажет — кавалеристом.
— Танкистом, — не задумываясь отвечает паренек.
— Танкистом? Почему танкистом?
— Там интересней всего. — И чтобы не обидеть меня, поспешно добавляет: — Конечно, в кавалерии тоже интересно…
— Как бабушка живет? — перевожу разговор на другую тему.
— Бабушка сознательной стала, — не без гордости заявляет Юра. — В совхозной стенгазете все время о ней пишут. Она теперь старшая доярка! А у речки вы уже были?