Dominik Karrera

Дмитрий Колесников

Dominik Karrera

Я не знаю, отчего я умер. Не помню. Помню, что шел куда-то, потом… Потом было ничего. То есть, ничего не было. То есть… Как это объяснить? Просто вот иду я, по асфальту, поглядывая под ноги и по сторонам, а потом вдруг раз! И я в "нигде". И это самое "нигде" находится там, где и "ничто". И вот я нахожусь там, какое-то время. У меня нет ничего: ни мыслей, ни желаний. У меня даже тела нет. Наверное это был все же не совсем я, ведь мы же ощущаем себя не просто разумом, а телом, и разумом. А вот я себя разумом не ощущал, и телом тоже. И мне было абсолютно все равно, меня отсутствие тела абсолютно не волновало. И ощущение проведенного "в нигде" времени у меня тоже не было. Как не было и самого времени. Не ощущал я его, время. Сколько я там пробыл? Час, год, вечность? Не знаю. Но точно знаю, что в какой-то момент я вдруг подумал. И тот факт, что я думаю, меня жутко поразил и взволновал.

Думать было тяжело, непривычно, но приятно. И тот факт, что это и тяжело, и приятно, меня тоже несказанно удивлял. А ещё я не мог устать. Я все думал, думал, думал. Мысли мои все текли через меня, откуда-то появляясь, и куда-то исчезая, а я все продолжал думать, наслаждаясь этим процессом. И в какой-то момент времени я вдруг понял, что я умер. То есть умерло мое физическое тело. Я — тело, — умер. Я — разум, — жив. Как только я осознал этот факт, на мой разум обрушился водопад воспоминаний. И каждое воспоминание, каждое мое мироощущение в момент воспоминания, все это подсвеченной массой хлынуло в меня. Вся моя жизнь, все мои удачи и неудачи, победы и поражения, моя храбрость и моя трусость, мой азарт и моя лень разноцветным потоком бурлили в моем сознании, добавляя к ощущению цвета ещё и звуки, запахи, вкус… Это было так неожиданно, так прекрасно, и так больно, что я закричал. Я кричал и кричал, содрогаясь от вновь обретенных воспоминаний, а потом вдруг сообразил, что раз я могу издавать звуки, значит у меня есть тело.

У меня есть тело?! Я распахнул глаза… У меня есть глаза! И осмотрел себя. Нет, это не было мое тело. Это была какая-то пародия на человеческое тело, какая-то светящаяся конструкция из переливающихся светом линий, лишь напоминавшая мое прежнее тело.

— Чего это я такой? — подумал я.

— А это не ты, — услышал я ответ.

— А кто же? — спросил я.

— Это твое сознание придало форму твоим мыслям.

Я призадумался над таким заявлением, разглядывая свои светящиеся конечности. Что-то бледное у меня сознание, решил я. Конечности тонкие, линии слабые, и еле светятся, да ещё и одним цветом, белым. А могу я засветиться… красным? Несколько линий, из которых состояла моя рука, окрасились в розовый цвет. Продолжалось это недолго, потом цвет вновь стал белым, точнее белесым. Хм. Ещё раз? Розовые линии. Нет, не розовые, хочу красные! Линии слегка потемнели и изменили окрас, а потом вновь стали светлеть.

— Не выходит? — спросили меня.

— Не выходит, — вздохнул я в ответ.

— Почему, как думаешь?

— Хрен его знает, — честно ответил я, повторив ещё раз попытку.

— Просто ты слаб.

— Слаб?

— Да.

Я призадумался, а потом согласился. Да, наверное, я слаб. Я приложил слишком мало усилий, чтобы мои линии стали красными. Надо больше… Я напрягся, меняя цвет тонких нитей сначала на розовый, а потом и на красный. Так так, ещё! Ещё! И ещё немного! Вот! Я с гордостью посмотрел на несколько нитей своей руки, которые сменили цвет на красный, и не думали бледнеть.

— Молодец!

— А то! — гордо ответил я, любуясь новым цветом.

— Это все?

— Что?

— Все, что ты можешь, это сменить цвет на красный?

— И это немало, — возразил я.

Потом посмотрел на красные линии своей руки. Мой собеседник молчал. Я попробовал его позвать, но результата не было. Заняться мне было нечем, и я стал развлекать себя тем, что стал менять цвет своих линий. Через какое-то время я весь стал состоять из красных нитей. Потом вернул себе белый цвет. Снова красный… Белый… Нет, так не пойдет. Ну-ка! Линии стали снова менять цвет, но теперь они становились синими. Ага, получается! Синий… Зелёный… Жёлтый… Фиолетовый… Через какое-то время я наловчился менять цвета всех нитей одновременно, а затем и цвет каждой нити отдельно.

— Неплохо, неплохо!

— А, опять ты?

— Я.

— А ты кто такой, собственно?

— Зови меня Вергилий.

— Кто?!

— Ха — ха! Купился!

— Значит, это не ад?

— А ты бы хотел попасть в ад?

— Нет уж, не надо!

— Зря, очень познавательно.

— Как нибудь в другой раз, ладно?

— Договорились.

— Но если это не ад, то что? На рай тоже не похоже.

— А ты бы хотел попасть в рай?

Я призадумался. В ад мне точно не хотелось, а вот рай? В раю вроде как неплохо, так ведь? Вергилий молчит, ничего не подсказывает. Кто же он, кстати?

— Вергилий, а ты кто?

— Проводник.

— Проводник умерших?

— Можно и так сказать.

— И что, ты каждого умершего провожаешь? — усомнился я.

— Каждого.

Ну надо же! Как уверенно он это заявляет. Я прикинул количество ежесекундно умирающих, потом прикинул время, которое он провел хотя бы со мной. Не, не сходится. Не человек он, и не разумный. Его поведение напоминает скорее автоботов в чате. Хотя, я вроде бы читал, что существующие программы стали столь сложны, что человек может и не догадываться, что его собеседник — программа. А я вот догадался, так получается? Или мне позволили догадаться? Но если он бот, то тогда…

— Вергилий, я помер, получается?

— Верно.

— А как же канарейка, которую я нес? Что стало с ней?

— Я не знаю. Не имею доступа в мир живых, мой мир — это мир между мирами, куда я у провожают умерших.

А про канарейку то я соврал! А он не поправил. Не знал? Или решил сделать вид, что не знал? Умерших он провожает… Куда?

— Всех умерших? — уточнил я.

— Всех, — подтвердил Вергилий.

— А если бы я был мусульманин? Кем бы ты представился тогда?

— В каждой религии есть Проводник между мирами. Скажу больше, у каждого разумного есть такой Проводник. Меня ты воспринимаешь как компьютерную программу, кто-то видит меня как ангела с белыми крыльями, а кто-то — демоном с вилами. Но я не являюсь ни тем, ни другим, ни третьим. И одновременно, я есть и программа, и ангел, и демон.

— Как-то это сложновато, — заметил я.

— Твой разум слишком примитивен, чтобы понять такие вещи.

Фу ты, ну ты, да он ещё и гордец.

— И как же мне тебя воспринимать? Как живое существо или как программу?

— Я уже ответил на этот вопрос. Мое отношение к тебе не изменится от того, как ты будешь воспринимать меня.

Вот значит как. Ну что же, если подумать, то таких как я у него были миллионы миллионов, и будут ещё столько же, если не больше. И вот тут возникает интересный вопрос…

— Вергилий, ты бог?

— В твоём понимании — нет.

— Хм. А бог есть?

— В твоём понимании — да.

Вот ведь. И ответил вроде бы, а вроде бы и послал вежливо. Ещё какой-то промежуток времени я развлекался тем, что пытался получить от собеседника внятный ответ. Вергилий напускал туману, темнил, юлил и вертелся, когда я задавал ему вопросы о мировом устройстве, но на некоторые вопросы, касаемые лично меня, отвечал довольно полно.

— Значит, попасть обратно в свой мир я не могу?

— Можешь. При соблюдении условий.

— Ага, условий! Без памяти, в тело младенца, или с урезанной памятью в тело умершего. Причем, это может быть кто угодно, любого пола и возраста. Очнусь в теле столетней старушки, и тут же умру снова. Очень надо… Хм. Получается, что все эти байки о загробном мире — враньё? И все эти медиумы не могут общаться с умершими?

— Почему же вранье? Некоторые, возвращаясь в свой мир, сохраняют память о пребывании в этом, или же о другом мире, в котором они жили раньше. Некоторые даже сохраняют возможность контактировать с разумами из других миров. Но это очень редкий шанс.