Ловчие Удачи

Младший из двух братьев-вулканов Материка — Швигебург, как повествовали легенды, сначала был нравом в старшего брата, Фойервельта. Но, постепенно, братья разошлись во мнениях. Швигебург совершил только одно большое злодейство, обрушившись на дикие племена кентавров, коренных жителей Материка, незадолго до прибытия народов с Островов Восьми. Пытаясь следовать примеру жестокого брата на юге, он забрал немало жизней, отделив своим извержением новый остров. Позднее это печально событие помогло выжить нескольким племенам кентавров, когда восемь народов принялись делить меж собой материковые земли. Некоторые хронисты придавали этому извержению даже благостное значение. Швигебург покарал кентавров за дикие и жестокие обычаи, но и даровал естественную резервацию. Более того, столь редкую возможность в истории начать все сначала.

Швигебург благосклонно принял народы с Островов Восьми и, успокоившись, больше не тревожил новых обитателей, поселившихся у подножия. Вскоре вулкан принялись обживать гномы, которые и дали ему такое название. Но, словно наперекор покорности младшего брата, старший, Фойервельт, наоборот показал весь свой необузданный нрав. Отделившись от Материка сильнейшим извержением, он уничтожил под корень орков, забрав себе небольшую вотчину, остров Отчаяния — безжизненный клочок земли посреди бурлящего моря. Там его хозяин продолжал обрушивать гнев на любого, кто смел устроить поблизости жилище, не разбирая изгнанник то был, или покоритель. Смилостивившись лишь для племен человекоящеров, джарров, которые поклонялись ему и по сей день, Фойервельт позволил основать единственный город на побережье своих владений — Тар’Джар.

Скиера слышала много историй о Швигебурге, «Молчаливом Замке» хранителя и прародителя гномов — Основателя, и теперь в немом восхищении стояла у подножия. Скала была обработана от ворот вверх на несколько десятков футов, представляя из себя сплошное нагромождение различных геометрических фигур, сходящихся острыми углами и прямыми линиями, без намека на плавный изгиб. Далее подобные элементы встречались все реже. Только если это оказывалась выступающая часть жилища. А так, рядом с небольшими круглыми окошками, в обточенных каменных рамах, и квадратными, торчащими тут и там трубами печных и вентиляционных шахт, на грубых скальных выступах редко, но все же гнездились птицы. В солнечную погоду они выпархивали из гнезд, поднимались к самой вершине и там парили над жерлом, среди рвущихся на ветру флагов с башен. Там, высоко-высоко, Швигебург венчала «корона» из них, равноудаленных друг от друга. То были «Высокие Шпили» — место, где жили главы совета кланов и магистры искусств механики, алхимии и кузнечного дела. Когда-то там же обитал и Бергзальц — единственный гном-архимаг, глава ордена Стихии Земли. Но, с тех пор, как последний из Xenos убил его, появилась башня, что никогда больше не обретет нового хозяина. Гномы отказались от магии в эпоху Сокрушения Идолов, увидев, сколько несчастий способно принести это, по меркам фивландцев, весьма сомнительное могущество…

После долгих препирательств со стражами ворот, за время которых Карнаж успел продрогнуть до костей, троицу, наконец, впустили. Филин, не проронив ни слова, уверенно повел спутников вглубь тоннеля.

— Придется спускаться к подземным дорогам через одно тайное местечко, — наконец сказал дуэргар, когда они приблизились к небольшой двери, являвшейся ни чем иным, как черным ходом из кабака. — Сегодня явно не стоит рассчитывать на особую благосклонность закона, судя по тому, как нас приняли.

— Хм, как всегда кабак «У сварливой гарпии»? — уточнил Феникс, уверенный, что за время его отсутствия мало что могло измениться.

— Он самый, — кивнул Филин.

Скиера, исходя из сказанного, пребывала теперь в полной уверенности, что оба ее провожатых оказывались даже больше, чем просто коллеги. Раньше существовало несколько типов «ловцов удачи». Первые — это те, кто рисковали собственной шеей и лезли во всякие переделки с целью разжиться за счет поручений у магов, или просто у тех, кто мог себе позволить. Вторые занимались обеспечением первых всем необходимым, от снаряжения до информации. «Поручениями» являлись заказы на доставку редких реагентов, артефактов и прочего магически-алхимического барахла, которого на Материке скрывалось в тайниках, пряталось в склепах и закапывалось в лесах столько, что это становилось весьма доходным и даже стабильным заработком. После становления магии настолько доступной, многие приступили к её серьезному изучению, но, без определенного инвентаря, глубокое погружение в предмет изысканий считалось невозможным. Лишь с недавних пор «ловцы удачи» предпочитали заниматься своими делами в одиночку, сохраняя, впрочем, положение о взаимовыручке. А иногда даже предельной честности с заказчиком! Поэтому Феникс и Филин являлись двумя, возможно, последними из представителей обоих типов. Первый странствовал и добывал, а второй разгребал и улаживал проблемы вызванные действиями первого. На такую деятельность зачастую косо смотрел закон, не говоря уже об официальных кодексах немногих уцелевших и не популярных нынче школ высокой магии, но бывших от того не менее влиятельными. Пусть не на столько, как легендарный Совет Восьми¨, но довольно, чтобы доставить кучу проблем.

Дуэргар вел туда, где располагалось пристанище для «ловцов удачи» и прочих, кого жизнь поставила перед выбором: жить в риске или сдохнуть в бедности. И многие оказались не робкого десятка: браконьеры, фальшивомонетчики, иллюзионисты, контрабандисты, мошенники и воры из местной гильдии. Ошибочно полагал тот, кто считал, что мастера плаща и кинжала — лишь наемные убийцы и шпионы. В кабаке «У сварливой гарпии» так именовали всех, кого укрывал от взглядов плащ, а жизнь и кошелек стерег верный клинок у пояса, да бритвенной заточки нож за голенищем сапога.

— Карнаж, ты бы предупредил спутницу, что там, куда мы идем, ей может не понравиться? — бросил через плечо Филин.

— А что такого может быть в простом кабаке, что мне не понравится?! — не дав красноволосому ответить, спросила полуэльфка.

— Скажем так, не сам кабак, а тамошняя публика, — уточнил Феникс. — Если тебе не понравилось в порту, то здесь не лучше.

Едва он успел это произнести, как до них долетели чьи-то крики, и впереди раздался топот ног.

— Скорее, тащите его сюда! — голос показался Карнажу знакомым.

Из темноты появились несколько фигур, две из которых несли на руках стонущего темного эльфа. Страдальца опустили на мостовую, прислонив спиной к стене.

Карнаж и Филин подошли ближе. У бедняги на животе красовалась рваная рана, явно оставленная одним из тех образчиков кузнечного искусства, о которых давно ходила слава по всему Материку — сильванийским кинжалом.

— Феникс!? — изумился один из приятелей, когда поднял склоненную над раненым голову. — Ты же умер!?

— В который уже раз, Филин? — усмехнулся полукровка.

— Где-то в пятый, — подсчитал дуэргар.

Раненый хрипел и пытался подняться.

— Будь я проклят! Это же… — «ловец удачи» присел на корточки и откинул со лба раненого пепельно-серые волосы. — Галчонок! Какого ляда ты здесь?!

— Позвать стражу? — тихо произнесла Скиера.

На нее тут же устремились взгляды всех присутствующих.

— Филин, это кто такая с тобой, что предлагает столь потрясающие идеи?! — спросил худой как жердь подросток.

— Она со мной! Лучше скажи, кто это сделал?! — потребовал Карнаж.

Парень отпрянул, когда полукровка шагнул к нему.

— Это был Кеарх. Из гильдии, — подал голос раненый.

— Зачем ты связался ним? — по-отечески скорбно спросил Филин, осматривая безнадежную рану и доставая из своей торбы склянку со снадобьем, но не для того, чтобы вовсе прекратить, а лишь облегчить последние страдания. Скиера стала помогать дуэргару. Полуэльфка с удивлением обнаружила, что тот, кого называли Галчонком, оказался совсем еще молодым темным эльфом. В больших белесых глазах с кошачьими зрачками была пустота, когда он смотрел на распоротый живот, хлещущую из раны кровь и на то, как безуспешно пытались её унять два нежданных эскулапа.