Страница 7 из 9
Г.Ф.: ОК, но мнение не будет профессиональным.
Т.Х.: Ничего страшного. Мне важно составить общую картину.
Г.Ф.: Ну… Короче, все дело в инстинкте самосохранения. Самом базовом инстинкте человека, из которого растут ноги всех остальных. Стремление к продолжению рода, выборы президента, мой дом моя крепость и так далее. В основе всего лежит инстинкт самосохранения, и моменты, нарушающие самовозводимую каждым человеком границу безопасности. Пока понятно?
Т.Х.: Пока да.
Г.Ф.: Человек, отправляющийся в космос, подавляет этот инстинкт. Без этого никак. Ведь там, куда он идет – все чужое. Чужая территория вокруг, нет даже гипотетической возможности выйти за рамки ограниченного пространства, а мир, в котором все правильно и всегда можно прибежать в слезах к мамочке, так далек, что его почти не существует. Мало того, если что-то случиться с двигателем разделителя, то слово «далек» можно смело менять на «недостижим». Конечно, в случае невыхода на связь будет послана спасательная экспедиция, но ведь нет стопроцентной гарантии в том, что она прибудет вовремя, или даже просто найдет потерявшихся. Гребанный космос почти бесконечный! А с точки зрения человека – просто бесконечный. Никаких стопроцентных гарантий тут не бывает.
Т.Х.: Вот сейчас ты испортил мне настроение.
Г.Ф.: Ты предполагал, что все иначе?
Т.Х.: Нет. В смысле… Понимаешь, есть вещи, которые лучше не формулировать.
Г.Ф.: В-нашем деле так нельзя. Человек, уходя в дальнюю разведку, должен отдавать себе отчет в том, на что он подписывается. Поэтому у нас нет долгосрочных контрактов, и каждый может уволиться в любой момент. Мы, как никто другой понимаем, что реальность – жестокая штука, и далеко не всегда оказывается такой, какой мы ее себе представляем.
Т.Х.: Хватит, у меня начинается клаустрофобия. Что там с «Божественным Откровением»? Только без терминов, так чтобы даже такой болван, как я, понял.
Г.Ф.: Ну… Короче, смотри, человеку необходимо отождествлять себя с тем местом, где он находится. Дому, городу, планете, игровой площадке, рабочему кабинету, неважно. При этом отождествление расходится кругами. Я живу в доме, в городе, на планете. Понимаешь? Но для нас есть каюта, корабль и все. Дальше заглядывать нельзя, там бездна. Потому что ты можешь как-то сформулировать для себя такую штуку, как дом, как город, можешь, пусть и теоретически представить себе планету, и определить ее, скажем, словом «огромная». Но как понять то, что там, за бортом. Как понять гребанное ничто, простирающееся на бесконечность? Это невозможно. Это выше человеческих сил, выше возможностей человеческого рассудка. Поэтому нельзя долго вглядываться в бездну. Но иногда люди не удерживаются. И тогда мозг начинает искать компенсацию. Не бывает непонимаемого, бывает то, что не можешь понять ты, но способен некто, чьи возможности безграничны, ибо только так можно осознать и понять бесконечность.
Т.Х.: Бог?
Г.Ф.: Да.
Т.Х.: То есть этот бедолага…
Г.Ф.: Труман. Анри Труман. Офицер навигации. Отличный парень. Это его четвертый рейд. Ну и, сам понимаешь, последний.
Т.Х.: Выходит этот Труман заглянул в бездну?
Г.Ф.: Дело даже не в том, что заглянул, мы все периодически туда заглядываем. А как иначе, ведь она вот тут, в нескольких метрах. Дело в том, что заглянув в нее, он не отвернулся, а продолжил смотреть.
Т.Х.: А как от нее отвернуться?
Г.Ф.: Секс, алкоголь или молитва. Нужно заставить твой инстинкт самосохранения работать в ближайшей перспективе, перенаправить его в понятные области.
Т.Х.: То есть, ты хочешь сказать, что бортовой бордель, капелланы и бары с выпивкой, это не просто для удобства и развлечения?
Г.Ф.: Нет. Их основная цель – терапевтическая. С физическими проблемами разбираемся мы, медики. А шлюхи, капелланы и продукты брожения спасают души экипажа.
Т.Х.: Парень… я всегда знал, что вы ходите по грани, но…
Ф.Г.: Мы ходим, Том, мы. До тех пор, пока длится этот рейд – мы.
Тишина. Пауза длится десять с половиной секунд.
Т.Х.: Мне надо выпить, чувак.
Г.Ф.: Так пойди и напейся.
Т.Х.: И трахнуть кого-нибудь из шлюх.
Г.Ф.: Хорошая идея, Том. Как врач говорю тебе – иди и возлюби ближнюю.
Т.Х.: Я только не могу вспомнить ни одной молитвы.
Г.Ф.: Ну, не все сразу Том. Лечиться надо постепенно. Начни с малого, накидайся и трахни девчонку. А уж потом, если не поможет, беги к капеллану. Они – тяжелая артиллерия, Том.
Т.Х.: Спасибо, чувак.
Г.Ф.: Нет проблем. Обращайся, Том.
Первая статья из заказанной серии о рейде дальней разведки закончена. Суперсовременный моджо-тайп, который по некоторым параметрам (да почти по всем!) умнее меня, тарахтит, переводя печатный текст на язык солнца. Стремительные фотоны понесут его сквозь вселенную, поделив на «да» и «нет», плюсы и минусы, «1» и «0»: двоичная система, самый простой код. Его придумали еще в те времена, когда науку называли натурфилософией. Понятия не имею, откуда у меня в голове эта информация. Видимо, когда я отсыпался на лекциях, умные слова зайцем проползали мне в уши. А может я прочитал об этом в одной из книг, или мне рассказал кто-то из друзей. Но как бы там ни было, фотоны несут первую часть рассказа о службе Дальней Разведки сквозь пространство, наполненное тем, что одновременно может и не может быть. Если вдуматься, даже сойдя с ума, Анри Труман не сказал ничего сумасшедшего.
Я же допиваю виски и отодвигаю стакан в сторону, потому что, к сожалению, помимо статьи у меня есть еще кое-какие дела на Джетро-Талле. И как бы я не хотел провести этот день с виски в одной руке и грудью Абигейл в другой, увы, это невозможно.
Пока я размышляю об этом, дверь открывается, и входит она. Моя командор, черная богиня, вышедшая из ледяного облака для того, чтобы вчерашней ночью быть жарче пламени и нежнее кошачьего подшерстка. К сожалению, она уже одета. Когда стану императором вселенной, первым делом запрещу красивым женщинам носить одежду.
– Абигейл, не смей так поступать со мной!
Ее губы касаются моего плеча, и я постыдно таю. Если вам нужна крепкая веревка, ловите момент и вейте ее из меня.
– Как поступать?
– Застегивать китель на все пуговицы. По крайней мере, в моем присутствии.
Она садится на стол и расстёгивает верхнюю пуговицу.
– Так лучше?
– Да, но все еще недостаточно хорошо.
Дорогой мой читатель, если ты думаешь, что я продолжу, и опишу в подробностях то, что происходило на столе в кабинете, потом на полу в кабинете, потом на кровати в спальне, и, наконец, в бассейне, то ты глупее, чем я думал. Хотя, признаюсь, рассказать очень хочется. Поверь мне, это стоит пера лучших из писателей. И тут нет моей заслуги, все она, моя прекрасная Абигейл. Но нет, стоп, немедленно прекратите протягивать мне ваши яблоки. Я не намерен лишиться этого рая.
Абигейл снова застегнула китель на все пуговицы и удрала из моих ослабевших рук в направлении регистрационного центра для представителей вооруженных сил. Я же повалялся немного в бассейне, позволяя своей отбеленной космосом шкуре темнеть. Все это время я тоскливо поглядывал в сторону номера, где, как я знал, стояли и ждали меня с нетерпением бутылки дунканского виски.
В конце концов, я крикнул себе: «Соберись, тряпка!» – и заставил себя действовать. Время приближалось к двум, и до назначенной встречи оставалось чуть больше часа. Я нацепил свой лучший костюм, чтобы подчеркнуть важность предстоящего интервью, но галстук оставил на перекладине, чтобы подтвердить неофициальность встречи.
У парадного входа отеля меня уже ждало заранее заказанное такси. Тоже, кстати, с эмблемой корпорации Ревущего Медведя на водительской двери. Как признался мне однажды сам Ревущий Медведь, он и сам не ожидал, что собственная логистика приносит немногим меньший доход, чем сам отель. Разумеется, такси я пользовался все по тому же карт-бланшу.