Пленённая

Миркхи́йские выродки, живущие под открытым небом в своих кибитках, объединились. Удивительно, как правителям всех семерых улу́сов удалось договориться между собой. Обычно они грызлись между собой, словно пустынные шакалы за кости. Но всё это неважно… Важно лишь то, что сейчас их войско стоит под нашими стенами, и правитель Симби́р, выбранный ими, позволяет себе непростительную дерзость.

В первый же день они обезглавили нашего гонца, отправленного к ним с белым флагом. Головой бедняги запустили в городские стены, выставив ультиматум: они оставляют город в покое, не разрушая его стен, если мы согласимся дважды в год выплачивать дань и отдавать им в услужение две сотни крепких парней и красивых девушек. Возможно, кто-то из Совета бы и трусливо согласился на подобные условия. Но я нутром чуяла, что на этом они не остановятся. Бессовестные ублюдки первыми попрали законы о мирных переговорах и не было никакой гарантии, что сразу после того, как мы откроем городские ворота, они не вырежут всё мирное население, разграбив наши дома. А сегодня их посол и вовсе перешёл границы дозволенного.

– Эмир Симби́р так любезен, что предлагает Верксалийской белой шлюхе занять почётное место его пятой жены.

Аппетиты у Симби́ра были невероятные, так же как и наглость. Ответить иначе на дерзкие слова посла я не имела права…

В пустынных коридорах дворца звук касания лёгких сандалий о мраморный пол разносится далеко. Позади меня на некотором расстоянии бесшумно скользят двое стражников.

– Останьтесь здесь, – велела я, едва дошла до дверей усыпальницы.

Один из стражей выдвинулся вперёд и осмотрел небольшое помещение. И только после этого пропустил меня. Двери захлопнулись за мной с лёгким стуком. Я зажгла лампадку с ароматическим маслом и опустилась на каменный пол. Больше не нужно было притворяться. Здесь меня не видит никто, кроме ликов предков. Язычки пламени свечей чуть дрожали и отражались в позолоченной поверхности черепов, выставленных полукругом на полках. Каждому усопшему мужчине рода – отведено своё место. Сейчас я находилась прямо напротив черепа отца, славного Ликоме́да, ушедшего в мир иной несколько лет назад. Я коснулась пальцами гладкой поверхности черепа, залитого золотом. Подушечки пальцев кольнуло холодом.

– Помоги мне… – прошептала я, закрывая глаза.

Перед взором возник отец, спокойный, уверенный в себе, всегда знающий, как поступить… В голове тихо звенела тишина. Ни голоса, ни намёка свыше – ничего. Возможно, все жрецы и прорицатели лгут. И после смерти от нас не остаётся ничего – только пустота, как в глазницах черепа, что сейчас смотрят прямо на меня.

– Ты ошибся с выбором, отец. Ресксено́р мог похвастаться только полным кошельком своего рода – и больше ничем. Как мне поступить?..

Губы сами шептали слова в полной тишине. Ответа не последовало. Его не было и ранее, не было слышно и сейчас. В дверь усыпальницы осторожно постучали.

– Госпожа, – раздался приглушённый голос стражника, – вы просили доложить вам, как только главный провизор явится во дворец.

Несколько минут немой тишины в полном одиночестве – вот и всё, что было доступно мне сейчас. Я поднялась с колен и коснулась губами черепа отца.

– До скорой встречи, отец. Дай мне сил пережить ненастные дни…

Внезапно огни свечей дёрнулись и разом погасли, погружая усыпальницу в полную тьму. Я горько рассмеялась:

– Это и есть твой ответ?

Тишина…

Глава 2. Артемия

Никому не следует знать, что я навещала прорицательницу Сиби́ллу в её келье тайком. Об этом известно только близнецам – А́грию и А́зию, моим стражам, всюду неотступно следующими за мной. Но в преданности этих двоих я уверена как ни в ком другом. Они скорее откусят себе язык, чем вымолвят хотя бы одно лишнее слово. Сиби́лла лежит на шкурах зверей, перебирая в руках тонкие нити. Глаза прикрыты, но это не означает, что она не видит меня. Её внутренний взор способен пронзать облачные выси и земную твердь.

– Я знаю, зачем ты здесь, Артемия, дочь Ликоме́да.

Я сажусь рядом с прорицательницей.

– В таком случае мне не нужно произносить лишних слов.

– Ты хочешь, чтобы я подарила твоим подданным ложную надежду.

Она не спрашивает, она утверждает, кивая , словно беседует с кем-то внутри себя и соглашается с его словами.

– Я не знаю, ложная ли она? Поведай мне о том, Сиби́лла.

– Что именно ты хочешь знать? Но помни, что ответ не всегда может быть таким, которого ты ждёшь.

Я тихо смеюсь.

– Мне известно об этом, Сиби́лла. Я хочу узнать, выстоит ли Верксал?

Сиби́лла садится и открывает глаза, пронзая меня ясным взглядом почти бесцветных глаз.

– Все города рано или поздно падут, станут камнями и пылью. Сегодня я не могу сказать ничего, кроме этого. Прольётся немало крови… А твой путь будет тяжёл.

Я нетерпеливо отмахиваюсь:

– Мне известно, что судьба правителя – не самая лёгкая ноша. Мне интересно узнать судьбу Веркса́ла.

Сиби́лла словно не слышит меня:

– Долгий путь, усеянный острыми осколками прошлого. Шипы, пронзающие плоть. Кровь и боль…

Я касаюсь её ладони своей рукой. Она вздрагивает и словно просыпается ото сна, отрицательно качает головой:

– Я не могу сказать тебе ничего, кроме того, что ближайшие дни будут раскрашены красным. Цветом боли и страха. Веркса́л ждут непростые времена.

– А его конечная судьба? Не та, что грядёт спустя десятилетия? А гораздо ближе?

Сиби́лла качает головой:

– Тишина. Иногда звёзды молчат, лишь холодно светят сверху.

Я сижу без движения некоторое время.

– Хорошо, – я поднимаюсь, оправляя складки длинного платья, – тогда мы заставим их говорить то, что хотят услышать жители. Сегодня вечером на Совете ты будешь гадать на внутренностях жертвенного агнца. И ты увидишь, что Веркса́л одержит победу. Тяжёлую, но заслуженную.

– Стены Веркса́ла простоят ещё не одно десятилетие.

– Именно это ты и скажешь.

Сиби́лла согласно кивает и на прощание ласково касается моей щеки рукой:

– На твоих плечах – ноша, что не каждому мужу по силам. Но иногда сталь оказывается слишком хрупка. Будь как ива, Артемия.

Я склоняю голову в знак согласия и покидаю келью прорицательницы, застыв без движения на некоторое время.

– Куда желает отправиться госпожа? – спрашивает А́грий.

Иные не могут отличить братьев одного от другого. Но для меня они словно день и ночь. Я безошибочно узнаю, что говорит именно А́грий по его чуть более торопливой речи. Я колеблюсь мгновение. Мне нужно ещё раз принять главного провизора со всеми его свитками, в которых записаны все наши припасы, и определить количество ежедневной пищи. Совет ещё не созван и решение не вынесено. Но я уже готовлюсь к длительной осаде, как и Приа́м. Один из немногих, на кого я могу рассчитывать, как на саму себя. Он служил ещё моему отцу и в какой-то мере он заменяет мне его хотя бы тем, что его присутствие всегда напоминает мне об отце, словно Приа́м при себе носит частичку его тени. Совет согласится с моим решением. Или их всех сожрёт моя ручная пантера. Мне надоели их постоянные увёртки и лицемерие. Я хочу видеть подле себя людей верных и преданных. Таких, как… Я едва не зажимаю рот самой себе. Нельзя произносить настоящие имена не упокоенных мертвецов.

– Я хочу посмотреть на бойцов из Клеток. Отведите меня к Кири́ну.

Братья, переглянувшись между собой, кивают. А́грий выходит наружу, А́зий остаётся рядом со мной. Мне нравится их способность без единого слова понимать друг друга. Словно между близнецами натянута невидимая, но нерушимая нить.

– Повозка готова, – возвещает А́грий через пару минут.

Я окольными путями выхожу во внутренний двор. Там меня уже дожидается лёгкая открытая повозка, запряжённая двумя ослепительно белыми жеребцами. Я забираюсь внутрь и знаком останавливаю близнецов, которые хотели соединить над моей головой и с боков повозки защитные металлические пластины.