Страница 32 из 40
Несмотря на этот оттенок святости, при дворах XIV–XV вв. тем не менее сознавали, что в пышно разработанных ритуалах новых рыцарских орденов многие видели не что иное, как пустую забаву. К чему бы тогда постоянные выразительные уверения, что все это предпринимается исключительно ради высоких и ответственных целей? Высокородный герцог Филипп Бургундский основывает Toison d’or [орден Золотого Руна], судя по стихам Мишо Тайевана,
Гийом Фийастр в начале своего труда о Золотом Руне обещает разъяснить назначение этого ордена, дабы все убедились, что это отнюдь не пустая забава или нечто не заслуживающее большого внимания. Ваш отец, обращается он к Карлу Смелому, «n’a pas, comme dit est, en vain instituée ycelle ordre»[368] [ «учредил орден сей отнюдь не напрасно, как говорят некоторые»].
Подчеркивать высокие цели Золотого Руна было совершенно необходимо, если орден хотел обеспечить себе то первенство, которого требовало честолюбие Филиппа Бургундского. Ибо учреждать рыцарские ордена с середины XIV в. все более входит в моду. Каждый государь должен был иметь свой собственный орден; не оставалась в стороне и высшая аристократия. Это маршал Бусико со своим Ordre de la Dame blanche à l’escu verd в защиту благородной любви и притесняемых женщин. Это король Иоанн с его Chevaliers Nostre Dame de la Noble Maison [рыцарями Богоматери Благородного Дома] (1351 г.) – орден из-за его эмблемы обычно называли орденом Звезды. В Благородном Доме в Сент-Уане, близ Сен-Дени, имелся table d’oneur [стол почета], за которым во время празднеств должны были занимать места из числа самых храбрых три принца, три рыцаря со знаменем (ba
Причину наибольшего успеха ордена Золотого Руна по сравнению со всеми прочими выявить не столь уж трудно. Богатство Бургундии – вот в чем было все дело. Возможно, особая пышность, с которой были обставлены церемонии этого ордена, и счастливый выбор его символа также внесли свою долю. Первоначально с Золотым Руном связывали лишь воспоминание о Колхиде. Миф о Ясоне был широко известен; его пересказывает пастух в одной из пастурелей[373] Фруассара[374]. Однако герой мифа Ясон внушал некоторые опасения: он был повинен в нарушении верности, и эта тема могла послужить поводом для неприятных намеков на политику Бургундии по отношению к Франции. У Алена Шартье мы читаем:
Но вскоре Жан Жермен, ученый епископ Шалонский и канцлер этого ордена, обратил внимание Филиппа Бургундского на шерсть, которую расстелил Гедеон и на которую выпала роса небесная[376]. Это было весьма счастливой находкой, ибо руно Гедеоново считалось одним из самых ярких символов тайны зачатия Девы Марии. И вот библейский герой, как патрон ордена Золотого Руна, начал теснить язычников, и Жан дю Клерк даже утверждает, что Филипп намеренно не избрал Ясона, поскольку тот нарушил обет сохранения верности[377]. Gedeonis signa [Знаками Гедеона] называет орден один панегирист Карла Смелого[378], тогда как другие, как, например, хронист Теодорик Паули, все еще продолжают говорить о Vellus Jasonis [Руне Ясона]. Епископ Гийом Фийастр, преемник Жана Жермена в качестве канцлера ордена, превзошел своего предшественника и отыскал в Писании еще четыре руна сверх уже упомянутых. В этой связи он называет Иакова, Месу, царя Моавитского, Иова и царя Давида[379]. По его мнению, руно во всех этих случаях воплощало собой добродетель – каждому из шести хотел бы он посвятить отдельную книгу. Без сомнения, это было overdoing it [уж слишком]; у Фийастра пестрые овцы Иакова фигурируют как символ justitia [справедливости][380], а вообще-то он просто-напросто взял все те места из Вульгаты, где встречается слово vellus [руно, шерсть], – примечательный пример податливости аллегории. Нельзя сказать, однако, что эта идея пользовалась сколько-нибудь прочным успехом.
367
Le songe de la toison d’or // Doutrepont, p. 154.
368
Guillaume Fillastre. Le premier volume de la toison d’or. Paris, 1515. Fol. 2.
369
Наличие на копье рыцаря знамени (раздвоенного или простого) или вымпела (значка) указывало на его право командовать большим или меньшим отрядом. Башелье (фр. bachelier) – обычно молодой рыцарь, не имеющий подчиненных.
370
В 1356 г. графские престолы Голландии, Зеландии и Хенегау занял Вильгельм V, сын императора Людовика IV Баварского, из рода Виттельсбахов, и Маргариты Голландской, сестры и наследницы бездетного графа Голландии, Зеландии и Хенегау Вильгельма IV (см. примеч. 36* к гл. I). Вильгельм V и его потомство, как и все Виттельсбахи, носили помимо титулов по своим владениям еще и титул герцогов Баварских.
371
Boucicaut. I, p. 504; Jorga N. Philippe de Mézières, p. 83; 483, № 8; Romania. XXVI (1897), p. 395, № 1; p. 306, № 1; Deschamps. XI, p. 28; Œuvres du roi René. I, p. XI; Monstrelet. V, p. 449.
372
Des schwäbischen Ritters Georg von Ehingen Reisen nach der Ritterschaft // Bibl. des lit. Vereins Stuttgart, 1842, p. l, 15, 27, 28.
373
О жанре пастурели см. выше, с. 223–224.
374
Froissart. Poésies / Ed. A. Scheler (Acad. royale de Belgique). 1870–1872. 3 vol. II, p. 341.
375
Alain Chartier. La ballade de Fougères, p. 718.
376
Суд. 6, 13.
377
La Marche. IV, p. 164; Jacques du Clercq. II, p. 6. Ср.: Michault Taillevent. Le songe de la toison d’or.
378
Liber Karoleidos. V. 88 (Chron. rel. à l’hist. de Belg. sous la dom. des ducs de Bourg. III).
379
Быт. 30, 32; 4 Цар. 3, 4; Иов. 31, 20; Пс. 71, 6 (vellus, руно, сохраняется только в Вульгате; в других переводах этого псалма – луг).
380
Guillaume Fillastre. Le second volume de la toison d’or. Paris, 1516. Franc. Regnault. Fol. 1, 2.