Страница 14 из 17
– В Сиерне есть очень хороший специалист по зеркалам – королева Изабелла. То есть бывшая королева, но на ее знания о волшебных зеркалах это не отразилось. Она точно может твое починить. – Тут я вспоминаю, как «специалист» отреагировала на то зеркало, в котором на вопрос «кто краше всех» появилась заколдованная я… Может, не стоило королеву так расхваливать? Да и вообще, что я несу?..
Так что я сконфуженно замолкаю и принимаюсь оглядываться. Взгляд приковывает только окно – оно здесь большое, не зашторенное, и закат в нем сейчас догорает очень красиво. А еще я вижу шпили других дворцовых башен. И отстраненно отмечаю, что – ну вдруг – через окно сбежать не получится. Если только внизу нет удобного карниза.
Надо проверить.
– Сдаюсь, – останавливает меня Вейл. – Красавица, ты кто?
Красавица? А жабой совсем недавно обзывал!
– Виола, – отвечаю я, чувствуя, что объяснения только начинаются.
Да, определенно: Вейл смотрит на меня уже без этих своих чарующих примочек вроде идеально изогнутой брови или улыбки, которой в Голливуде позавидуют. И совершенно точно не узнает.
Нет, это просто неприлично! Пусть узнает и удивится. Узнает и пожалеет, что такая вот красотка от него ускользнула. Узнает и…
Да что со мной такое? Какое мне дело, что этот… принц обо мне думает?..
Стоп-стоп-стоп. Что-то не так. Что-то совершенно точно не так с этим местом. Я здесь глупею. Катастрофически.
А может, я просто начала превращаться в фею и это – побочный эффект?
Нет, лучше думать, что дворец с Вейлом виноваты… Что? Снова всю вину на других сваливать?
Но я же говорю, тут что-то не так.
– У меня в школе нет ни одной знакомой Виолы, – говорит тем временем Вейл и задумчиво хмурится. – Да и как возможно, чтобы кто-то из моих одноклассниц вдруг оказался здесь? Все же знают…
Что? Что все знают? Мама, ты куда меня отправила?
Не могла же она послать меня туда, где мне грозит опасность, правда?
– Но ты мне кого-то напоминаешь, – продолжает Вейл, – особенно когда улыбаешься. – Он одаривает меня тяжелым взглядом. – Попробуем снова. Кто ты?
– Виола. Это мое настоящее имя. И да, мы познакомились в школе в Сиерне, только я тогда назвалась Розалиндой – так мою сестру зовут, – и еще я была зеленая и вообще напоминала лягушку… Ты уже вспомнил, или мне и дальше представляться?
Вейл снова открывает рот… И мгновение спустя начинает хохотать. Но даже смех звучит неестественно.
«Странно-странно-странно!» – колокольчиком звенит в голове тревожная мысль. И ей в унисон: «Опасность!»
Я отступаю к дивану у окна. А Вейл все смеется:
– Да… да ладно!.. Роз?… Та жаба?..
– А это обидно, между прочим.
Но Вейл все никак не остановится – ровно до тех пор, пока я не кидаю в него диванной подушкой. Только тогда затихает – больше от удивления, по-моему.
Кажется, мама бы мной в этот момент не гордилась…
– Погоди, но Розалинда – человеческая принцесса, а ты… Звезды, да ты же фея! – выдыхает он вдруг и взволнованно тянет себя за прядь волос у виска. Наверное, нервная привычка.
Делаю последний шаг к дивану.
– Ну, фея. У меня что, на лице написано? – Я оглядываюсь на зеркало, но мое отражение в нем так и не появилось. – Я же говорю: в школе я назвалась именем сестры, потому что… надо было, в общем. А тут я теперь, хм, настоящая…
– И кто тебя расколдовал? – Вейл садится на подлокотник дивана, кивает мне, и, поколебавшись (Да в самом деле, что такое со мной? Это всего лишь мой одноклассник!), я сажусь на диванную подушку.
Вейл улыбается и с интересом экспериментатора вглядывается в мое лицо.
– Забавно, я слышал, невесту Ромиона зовут Виолой. Ту, что стала ею после Розалинды… Звезды, как же это запутанно!
– Именно, – натянуто улыбаюсь я. Мне с каждой минутой все страшнее, и хуже всего, что я не понимаю, чего боюсь. – Поэтому давай для экономии времени мы сделаем вид, что я тебе все объяснила, ты все понял и мы уже переходим к той части, в которой ты рассказываешь, почему ты… Послушай, ты правда находишь себе девчонок, спрашивая волшебное зеркало, кто всех прекрасней в твоей стране?
– Именно… – Вейл не видит в этом ничего смешного. Вместо этого он зачем-то подцепляет пальцем мою прядь и сжимает в руке. – Значит, Виола? – Он снова улыбается, и его совершенное очарование возвращается. В ответ у меня в голове прямо-таки грохочет сигнал тревоги. Но это же глупо – встать, развернуться и уйти… Или нет?
– Ты, конечно, любишь мед? – глубоким, чувственным голосом говорит вдруг Вейл. – Позволь предложить тебе медовые руле…
– Что ты делаешь с моими волосами? – Мой вопрос похож на вскрик. Или, скорее, на визг.
Идея сбежать – и даже через окно, и даже не посмотрев, есть там карниз или нет, – уже не кажется такой бредовой.
Наоборот, она мне с каждым мгновением все больше нравится.
А Вейл все наклоняется и наклоняется ко мне… слишком близко… и эта близость как будто лишает меня сил, приковывает к дивану, не дает двинуться. Уверена, Вейл это как-то чувствует, но продолжает:
– Ниммерия славится своими лугами, так что мед у нас на любой вкус… Тебе понравится… Фея…
– Ты знаешь… – Пытаясь сбросить с себя оцепенение, я отодвигаюсь, но Вейл тянется следом, сползает на подушки. Так мы «путешествуем» к другому подлокотнику, где я оказываюсь зажата между Вейлом, этим самым подлокотником и спинкой дивана. – Вообще-то… Я на самом деле… не очень люблю мед… И луга тоже… Вейл, что ты делаешь? Отпусти мои волосы!
Но он только берет меня за плечи, поворачивает к себе, и слабость усиливается. Дурея от нее, я поднимаю руку – на это у меня еще сил хватает – и прижимаю палец к губам Вейла, которые уже непозволительно близко.
– Прекрати сейчас же… И… имей в виду: у меня очень ревнивый парень. И он о-о-очень злой. Так что если тебе дорога жизнь…
– Это ты про бастарда, что ли? – удивляется Вейл и на мгновение отстраняется. Достаточно, чтобы мне стало легче.
– Да. – Я пытаюсь встать, но этот… ниммерийский принц меня так прижал к подлокотнику, что я могу только бесполезно дергаться. Как пришпиленная бабочка. – Его зовут Дамиан. Вейл, отпусти меня немедленно.
Но он только усмехается и снова тянется ко мне.
– Не сопротивляйся… фея… Поверь, оно того стоит…
Дальше я эту чепуху не слушаю – потому что нахожу рукой на столике сбоку подсвечник и, недолго думая, опускаю его Вейлу на голову. И пусть благодарит свои звезды за то, что свечи в нем не горели, а я не могла как следует размахнуться.
А потом смотрю – подальше, у окна (нет карниза!), – как он морщится, потирая ссадину у виска… Вспоминаю, что мама говорила помочь принцу… А не подсвечниками бить.
Это было бы очень по, хм, феевски – помочь парню, зацеловав его до невменяемого состояния, – успокаиваю я себя. А именно это с Вейлом бы случилось. Или со мной? У меня же до сих пор голова кружится.
– Не подходи! Или я… я буду защищаться! – предупреждаю, выставляя перед собой подсвечник, когда Вейл поднимается с колен.
– Виола, это не смешно! – огрызается он. – Сейчас пробьет полночь. – Я нервно оглядываюсь на часы – да ладно, уже? Нет, еще только десять. А Вейл продолжает: – И после полуночи без моего поцелуя ты умрешь, и у меня даже не будет надежды когда-нибудь тебя оживить.
Ага. Кажется, мы потихоньку приближаемся к той проблеме, из-за которой я здесь. Всего-то надо было разок двинуть парня подсвечником.
– А можно подробнее? Желательно с того места, где я должна умереть.
Вейл смотрит на меня – с подсвечником наперевес, – вздыхает, и уже не чарующе совершенный – обычный парень (хотя, признаю, внешность у него экзотическая) кивает в сторону неприметной дверцы:
– Идем, покажу.
… – Сначала я предупреждал каждую, чтобы она просто не заглядывала в эту комнату. Давал ключ и требовал, чтобы она им не пользовалась.
– Ну ты и садист.
Вейл смотрит на меня и вздыхает:
– Как скажешь – что бы это ни значило. Так вот, я давал ключ, а потом уезжал в школу. Девушки были довольны – я их из бедных в основном брал. Они жили во дворце, купались в роскоши – и всего-то за это нужно было не открывать дверь, к которой мой маг прикрепил это… проклятие. Но каждый раз, когда я возвращался – всегда, абсолютно всегда, даже когда я давал не тот ключ, – они уже были здесь. – Вейл грустно кивает на круглую залу без окон, пыльную и очень скромно украшенную деревянной резьбой на панелях у потолка… и полную хрустальных гробов. Их так много, что многие стоят друг на друге – в три ряда, а у порога уже растет четвертый. – Это было раньше. Сейчас проклятие стало еще сильнее: несчастной красавице удается продержаться со мной только до полуночи, а потом, если я ее не поцелую, у меня на руках остается ее тело. А если поцелую, то – вот, – он снова указывает на гробы.