Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 12



Обиднее всего, что Борька высмеивал ее именно вместе со Светочкой, которую сам же в грош не ставил.

Светочка была типичной «силиконовой блондинкой» со всеми атрибутами гламурной красоты: волосами до попы, «высотными» шпильками и губами «дональддак». Ее естественной средой обитания могли бы стать конкурсы красоты, модельные агентства, подиумы и фотостудии. Но на свою беду Светочка родилась в семье университетского доцента с династическими замашками. Папа категорически запретил Светочке мечтать о фэшн-бизнесе, «поступил» ее в университет и «доучил» до диплома.

На преддипломную практику в их институт Светочка пришла с университетской кафедры ихтиологии, где под руководством папы делала курсовые работы. А следом за ней, передаваемые из уст в уста, пришли анекдоты.

Эти анекдоты, хохоча, рассказывал Варе не кто иной, как Борька Плохинский.

Говорили, что Светочка вела эксперименты с икрой осетровых рыб. На чашках Петри, в которые помещались икринки, она, помимо обычной нумерации, часто писала слово «спор», а когда ее спрашивали, что сие означает, простодушно отвечала: «Спортилась». Еще рассказывали, что реактивы Светочка использовала в оригинальных, ею самой изобретенных дозировках: «щепотка малая» и «щепотка большая».

Варя смеялась, но анекдотам не верила. Ну не может человек, оканчивающий университет, быть таким безграмотным! Борька хохотал: «Не веришь? Да Светочка типичная tabula rasa, «чистая доска»! Только в случае Светочки это такая доска, на которой невозможно ничего написать. Она навсегда такой и останется». И правильно! Каждому свое. Тело есть – ума не надо!

И вот с этой самой «доской» Борька насмехался над Варей, наплевав на их приятельство и задушевные беседы «под чаек». Наверное, волосы до попы и утиные губы важнее любых дружеских отношений.

Какие же все мужики сволочи! Нет, никаких теперь душевных разговоров с Борькой! И ни с кем другим тоже. Теперь все будет иначе.

Мысли пошли по кругу, и Варя поняла, что не уснет. Она встала, накинула халат и пошла на кухню. Где-то у нее была баночка меда, привезенная дедом Ильей «со свояковой пасеки». Она слышала, что мед помогает при бессоннице.

С чашкой чая и липким бутербродом на блюдце Варя вернулась в комнату и включила телевизор. Бдительный Персик поднялся со своей подстилки и сопроводил Варю сначала на кухню, а потом обратно. Усевшись напротив нее, он требовательно гавкнул.

Варя вздохнула. Персик требовал свою долю медового бутерброда. Варя, зачитывавшаяся в детстве Стивенсоном, называла это «доля Билли Бонса».

Когда два года назад Варя и бабушка приобрели Персика, он был смешным голенастым щенком с веселым хохолком над глазами. Фокстерьерчика звали пышно – Сэр Персиваль. Варя и бабушка, посмеявшись, перекрестили щеночка в Персика. Персик сразу же признал бабушку вожаком их маленькой стаи, а за второе место стал упорно бороться с Варей. Когда бабушки не стало, Персик решил, что теперь главный в доме он, и стал настойчиво приучать Варю жить по своим правилам.

Прибирая Варю «к лапам», Персик прибегал к разнообразным средствам. Сначала, чтобы добиться желаемого, он вилял хвостом, улыбался и нежно ворковал. Если не получалось – лаял, рычал и требовательно топал лапами. Если и «силовые методы» не помогали, в ход шло последнее средство. Персик садился на попу, так что задние лапки смешно торчали в стороны и, сгорбившись, опускал мордочку до земли, сразу делаясь невыносимо несчастным. В такие моменты казалось, что он горестно размышляет о тяжкой участи собаки, попавшей в руки злобных, безжалостных людей. Торчащие задние лапки и треугольные ушки тряслись, сгорбленная спинка была такой душераздирающе скорбной, что Варя сразу сдавалась, ведь после смерти бабушки Персик был единственным родным и нежно любимым существом. Словом, Персик всегда получал все, чего хотел.

Чаще всего это была «доля Билли Бонса». Варя просто обязана была делить с Персиком каждый кусок, который ела сама. Она прекрасно понимала, что это неправильно, что нельзя во всем потакать собаке, но устоять перед Персиком чаще всего не могла.



Получив кусок липкого бутерброда, Персик брезгливо съел его и отправился спать. Хлеб с медом был пустяковой, не собачьей едой, но поступаться принципами Персик не желал.

Допив чай, Варя сидела перед телевизором, тупо уставившись в экран. С экрана какой-то чиновник о чем-то вещал – Варя не вникала в смысл, только иногда вылавливала словесные «перлы», вроде: «Это налаживало на нас дополнительные трудности» или «Наши ряды полнеют» и хихикала. Да, судя по комплекции выступающего, их ряды действительно полнели.

От «своякового» меда Варю начало клонить в сон. Надо было встать, выключить телевизор и перебраться в постель, под одеяло, но не хотелось шевелиться. Варя дремала с открытыми глазами под мирное бормотание телевизора.

Красноречивый чиновник исчез с экрана. Начались вечерние новости. Варя поуютнее устроилась в кресле, лениво вслушиваясь в голос дикторши.

…Так, жители микрорайона Тополиные Горки протестуют против сноса старинного особняка, в котором, по преданию, когда-то останавливалась княгиня Трубецкая по пути на каторгу к мужу-декабристу. Молодцы, пусть протестуют. Она тоже бы протестовала, а то скоро весь город застроят коробками, и он потеряет свое неповторимое лицо.

…В районе Ящуновых болот опять пропали двое грибников. И что людей тянет туда? Эти болота – зловещее место. Рассказывали, что здесь жила когда-то ведьма Ящуна, которую односельчане утопили в болоте за какие-то козни. Перед смертью Ящуна прокляла род людской и с тех пор мстит людям, заманивая и утягивая в трясину тех, кто оказывается поблизости от болот. В это лето там потерялось уже два человека, и вот опять…

Вдруг голос дикторши стал громче и тревожнее. Она взволнованно зачитывала чрезвычайное сообщение: известный в городе предприниматель, спонсор и благотворитель Феликс Михайлович Гримайло внезапно и скоропостижно скончался, причем на собственной свадьбе.

На экране появился портрет покойного, и Варя сразу узнала его. Это был тот самый жених, которого она видела сегодня у ресторана «Кедр» из окна автобуса. Вот почему он показался ей знакомым, его лицо смотрело с рекламных плакатов, расклеенных по всему городу – Гримайло собирался баллотироваться в мэры Тайгинска.

Далее пошли кадры репортажа с места события. Банкетный зал, столы, ломящиеся от яств, испуганные гости и сам покойник, лежащий на банкетке. Камера оператора настырно лезла в мертвое лицо.

Сон мигом слетел с Вари. Это лицо, которое она несколько часов назад видела живым, испачканным помадой, раздосадованным, комичным, теперь было неузнаваемо ужасным. И ужаснее всего было то, что покойник улыбался. Его мертвая улыбка была неописуемо страшна. Она была нечеловеческая, злобная, словно сам дьявол растягивал уголки губ покойника и беззвучно и мерзко смеялся над теми, кто остался жить.

Варя трясущейся рукой схватила пульт и, с трудом нащупав нужную кнопку, выключила телевизор. Потом плюхнулась в постель и долго не могла уснуть. Жуткая мертвая улыбка плавала перед глазами.

Под утро Варе приснился кошмарный сон. Как будто они с Юрием Сливковым вышли из автобуса, а тот вдруг погнался за ними. Варя и Сливков убегали, ноги вязли в чем-то, и Варя стала отставать. Сливков вырвался вперед, Варя поняла, что автобус сейчас нагонит ее, и произойдет что-то страшное. Ужас сковал ее, ноги не шли, сердце бешено колотилось. Но автобус почему-то обогнал ее и помчался за Сливковым. Сливков бежал, оборачивался к Варе и кричал: «Хи, Иваницкая!.. Хи-и!.. Хи-и!..» Автобус и Сливков удалялись, превращаясь в точки, а назойливое «хи-и-и» все звучало и на грани сна и яви превратилось в звонок будильника.

После этого сна Варя явилась на работу с жуткой головной болью. Не помог ни аспирин, ни чай с лимоном. Поэтому Варю все раздражало. Вой центрифуги был невыносим, подсветка микроскопа больно била по глазам. Борька, сидя за своим столом, назойливо звякал пробирками и противно тряс ногой, а Светочка отвратительно, на всю лабораторию воняла приторным парфюмом и мятной жвачкой. К тому же Варя все решала и не могла решить трудную задачу. Завтра была пятница, последний день перед отпуском. Нужно было получить зарплату и отпускные, а в бухгалтерии не было никого, кроме Иды. Каким образом получить деньги, не заставляя Иду видеть, слышать, обонять и осязать себя, Варя не знала.