Изнанка

– Вспомни, где ты его выронил? Я видел, ты его в руке держал, когда тебе позвонили. Ты поднес аппарат к уху, растворитель стоял за спиной. Что было потом? – настаивал Павел, – я не мог всего видеть, урод в шляпе тебя загораживал.

Генка в бессилии помотал головой. Павел развернулся схватил с тумбочки банку из-под консервы.

– На, возьми. В какой руке держал мобилу? Помню, в правой.

Вложил в руку парню жестянку, крепко обхватил своими пальцами его ладонь, и пристально посмотрел в глаза, словно желал загипнотизировать, не хватало только фразы «Ближе мысли». Несколько секунд они сидели неподвижно, глаза в глаза.

– Чувствуешь?

Генке не хотелось разочаровывать нового друга. Он как – то неопределенно пожал плечами, робкая улыбка вышла уж очень вымученной.

– Давай еще раз. Закрой глаза и настройся.

Павел напоследок сжал его руку и медленно отпустил, оставляя того наедине со своими ощущениями и воспоминаниями.

– Ничего не выйдет, – заартачился Муханов.

– Давай, – гаркнул старлей.

Глаза закрылись сами собой. Минуту Генка сидел, силясь разбудить воспоминания.

Почему-то не смотря на всю серьезность и ответственность момента, вдруг стало смешно. Он подавил эмоции и сдержал улыбку.

– Давай, давай, Муха, – шептал с придыханием Павел.

Генка вдруг дернулся. Старлей замолк и впился в него взглядом. Генка медленно наклонился всем телом влево, затем вправо, его голова заворочалась на шее, совсем как у медиума в трансе, нащупывающего «волну». Затем он замычал.

– Вижу, – прошептал Генка, едва разлепляя губы.

Павел затаил дыхание. Муханов не мог больше выдержать пытки и брызнул смехом.

– Придурок, – фыркнул Павел и отвесил ему звонкую затрещину.

– Паш, не обижайся. Не могу я вспомнить. Говорил ведь.

– Да пошел ты.

Глава №8

Они вышли затемно. Мысль, что Генкин мобильник может оказаться в изнанки не давала Павлу покоя. Учитывая место, где последний раз пользовались телефоном, круг поиска сужался, но одновременно сопрягался с некоторыми неудобствами. Если телефон здесь, то его надо искать, либо на пристани, либо в илистой топи под пристанью. Второй вариант, не смотря на трудоемкость, был более предпочтительный, так как мобильник оставался скрытым от лишних глаз. Павел допускал, что в него вмонтирован маячок, поэтому надо было торопиться.

Скитальцы наспех перекусили и двинулись скрытыми тропами к пристани. Накрапывала противная морось. Они не сразу спустились в коллектор. Короткими перебежками от здания к зданию, поскальзываясь на жидкой глине, разбрызгивая лужи, от подвала к завалу двигались на северо-запад к портовым мастерским. Крались вдоль котельной с узкими окнами и толстыми стенами из старого пережженного кирпича, когда из подвала донеслись визги и булькающее урчание. К ним присоединились еще, высокие звуки прокатились волной и затихли где-то у торцевой стены, казалось, весь подвал был набит свиньями. Генка сделал два быстрых шага и вцепился в запястье Павлу.

– Спокойно, Муха, – одними губами прошептал старлей, «одаривая» парня испепеляющим взглядом. Генка нехотя отпустил его. Изредка сверху сыпался мусор, падали щепки и обломки кирпича. Полностью застраховаться от несчастного случая они не имели возможности. Любой приличный обвал мог похоронить их под собой. Приходилось искать золотую середину между двух огней – либо оказаться легкой добычей для чмоков, либо быть погребенными под рассыпающимся зданием. Путники держались от стен на расстоянии двух шагов и постоянно вскидывали головы, всматриваясь в верхние этажи.

Они выскользнули из административного здания через огромный обвал в два этажа и пересекли небольшой пустырь поросший сорняками.

Металлические ворота ангара лежали на асфальте прямо перед ними. Павел бывал здесь и раньше, с той поры ничего не изменилось: дыры в крыше, прогнувшиеся фермы, изглоданные временем кирпичные стены, поржавевшие металлические конструкции, растрескавшийся бетонный пол, проросший пучками чахлой травы.

Они спрятались за ржавым контейнером, долго всматривались в чрево ангара, в темные углы, в застывшие тени станков и оборудования, прислушивались. Под уцелевшей частью кровли в дальнем конце стометрового сооружения царила опасная, коварная чернота.

Наконец, Павел пошевелился и крадучись двинулся вперед. Генка следом. Они пробирались под ржавым, искореженным железом в дальний конец сборной конструкции. Именно в ремонтном цехе Павел рассчитывал найти шланги высокого давления. Он понимал, что телефон тяжелее грязевой жижи, обязательно утонет и ему придется за ним нырять. Без шлангов в этом случае не обойтись. Павел понятия не имел, как глубоко находится дно. Судя по росту Генки, как минимум полтора метра. Придется погрузиться в илистую гущу и искать мобильник на ощупь. Неизвестно, как много уйдет на это времени. Он предусмотрительно надел ржавую кирасу кавалергарда, с несколькими вмятинами в области груди и живота, перекочевавшую из музея в его коморку. Первое время Павел вообще не снимал железный панцирь. Но как не чувствовал бы себя в нем безопасно, предпочтение отдал скорости и маневренности. Не каждая щель или пролом соглашались пропустить его с металлическим пузом.

Кирасе предстояло сыграть не маловажную роль в предстоящем погружении. Она не должна была позволить грязи после первого же выдоха сдавить ему грудь.

Обломки железной кровли, проржавевшие контейнеры, гнилые деревянные ящики с выломанными досками и вывалившимися «внутренностями», массивные токарные станки выплывали из полумрака, словно призраки. У Генки тряслись поджилки, он старался не выпускать из поля зрения спину Павла и по возможности прятаться за нее. Постоянно боролся с соблазном ухватить за край его пончо и не выпускать.

Местами конструкции из металла обвалились, превратившись в непроходимый металлический лес. Прижимаясь к несущей стене, изгибаясь и подползая, путники медленно продвигались к гальваническому цеху.

Неожиданно, словно зверь выпрыгнул из засады, с жутким скрежетом рухнувшая железная ферма, которая опиралась одним концом в бетонный пол, а другим на стену, подломилась и поползла вниз. В этот самый момент Павел, лежа на спине, протискивался под изогнутым швеллером. Он видел, как железная балка с мерзким скрежетом, ползет на него. Рывком, напрягая мышцы рук, и отталкиваясь ногами, он попытался протолкнуть тело. Но только сильнее вклинился выпуклой кирасой между полом и тавровым профилем. Павел застрял. Он упирался изо всех силы, его лицо покраснело, вены на шее вздулись. Сверху на него сыпались обломки кирпича и цемент, с глухим жестяным звуком колотили по кирасе. Безумный взгляд старлея примерз к соскальзывающей ферме. Животный страх читался в его глазах. Балка скрежетала и скользила вниз, чем острее становился угол, тем она быстрее падала.

– Муха, – натужно крикнул Павел, перекрывая скрежет металла, – тяни меня. Я застрял.

Генка очнулся, стряхнул оцепенение и подскочил к старлею, вцепился обеими руками в брючины и дернул на себя, что было сил. Раздался треск, Генка упал на зад, сжимая клоки ткани. Секунду он в недоумении разглядывал лохмотья, затем отбросил их и снова кинулся к упирающемуся Павлу. Скрежет становился невыносимым. Генка обхватил лодыжки и снова дернул. Его ноги скользили по мокрому бетону, по кирпичному крошеву, подошва одного кроссовка отслоилась и осталась лежать на месте. Генка больно проехался ступней по колкому полу, чертыхнулся и упал на колено. Зажатый в капкане Павел что-то орал и дергался. Сверху сыпалась красная пыль и обломки кирпича. Ферма стремительно приближалась, нацелившись на его грудь.

– Беги, – последнее, что услышал Генка. Грохот, фонтан из осколков кирпича и штукатурки, облако красной пыли накрыли место трагедии. Оглушенный, отплевываясь, и щурясь, Генка выползал на карачках из мусорного торнадо. Он не видел, что произошло в последний момент, но не сомневался, об участи постигшей Павла. Многотонная ферма рухнула на него, просто раздавила в лепешку. Муханов еще не осознал весь ужас потери, он был оглушен, разбит. Казалось, под кожей по венам вместо крови течет густое машинное масло, а мясо отделилось от костей. Что-то жгучее зарождалось в груди, росло и грозилось взорваться, разнести его в клочья. Не отдавая себе отчета, Генка развернулся и медленно, словно его ноги залили бетоном, поплелся к выходу из ангара. Какое-то спасительное отупение накрыло его прозрачным колпаком, отгораживая от страшной беды, которую до конца он еще не в силах был осмыслить и оценить последствия. За спиной послышался отборный мат, плевки, снова мат. Генка остановился, тяжело переставляя стопудовые ноги. Короткими шажками, сначала правую на четверть оборота, затем левую, снова правую и снова левую, он медленно обернулся. Не веря своим ушам, несколько долгих секунд он прислушивался, не показалось ли, не воображение ли играет с ним в жмурки – выдает желаемое за действительное?