Страница 7 из 10
Указав последнее место на втором ярусе Проклу, хромоногий удалился из расположения, наказав напоследок:
– Пока свои мыльно-рыльные принадлежности по тумбочкам разложите, а вечером в каптёрке получите бельё!
– Да, достанет тебя этот чертила! – подойдя к Проклу, сочувственно произнёс Синий.
– Ничего, как-нибудь переживём, – ответил Прокл.
– Да, видать здесь не сладко… Не зря нас пугали! – вмешался Пипкин.
– О чём это вы? – спросил Баклушин.
– А где, интересно, вся рота, – вот о чём мы, Баклуша! – ответил Синий.
– В карауле. А этих хромых и убогих, что здесь в казарме ошиваются, их в караул не берут ввиду их физического и умственного отставания и недоразвития! – пояснил Обдолбаев. Судя по всему, он больше остальных был осведомлён о жизни в армии.
– Молодёжь, строиться! В туалете возьмёте вёдра с тряпками, и чтоб вся казарма блестела! Так что шевелитесь!
Не особо охотно бойцы поплелись за орудиями для уборки. Впрочем, уже в глубине души осознавая, что чистота в армии не менее важна для солдата, чем любовь к Родине. В подобных хлопотах быстро пролетел день.
Ближе к вечеру вся рота вернулась из караула в полном сборе. Войдя в казарму с шумом, топотом, галдёжом, лязгом автоматов за плечами, солдаты повзводно построились в коридоре перед канцелярией. После чего рота устремилась в комнату для хранения оружия, чтобы его сдать. И каждый, кто сдавал оружие, вновь становился в строй. Прокл же с остальными находились в расположении, усевшись рядом на табуретках.
– Глядите, взирайте на этих чудовищных монстров, именующих себя дедами, дембелями и прочей нечистью… – тихо и как-то зловеще философствовал Обдолбаев.
– Духи, духи! – зашипело в ушах у Прокла. Звуки эти донеслись из коридора.
Впечатлительному Проклу сразу померещилась свора больших шипящих и извивающихся в тёмном коридоре змей.
– Прокл, ты чё! – толкнув его в плечо, произнёс Синий.
– Да так, задумался что-то…
– Молодое пополнение! Строится! – истошно прокричал дневальный.
– Пошли!
– Ага!
– Будем знакомится с дедами, – пробормотал Обдолбаев.
– Угу.
– Шевелись, молодёжь! – грозно прокричал один из сержантов.
– В одну шеренгу перед ротой становись! – голосом, скатившимся до самого тихого, прохрипел дежурный.
Молодёжь прибавила обороты, быстро построившись перед ротой. Из канцелярии вышел лейтенант Титькин, и, как всегда, пузо шло впереди.
– Рота смирно! К нам прибыло молодое пополнение, оно будет проходить дальнейшую службу в нашей роте. Зам командирам взводов выйти из строя!
– Есть!
– Сержант Аминахун!
– Я!
– Рядовые Мечтающий, Обдолбаев, Синий!
– Я! Я! Я!
– Шаг вперёд. Будите числиться в первом взводе, у сержанта Аминахуна. Направо к сержанту Аминахуну шагом марш.
Баклушин и Пипкин ушли во второй взвод, остальные же попали в третий.
– Прошу любить и жаловать, а также не обижать. В случае невыполнения последнего вся рота у меня начнёт интенсивно помирать на очередном марш броске! Зам командирам взводов распределить молодёжь по местам. Разойдись!
Отбой-подъём, вот и начались будни армейской жизни. Попадание в дремучий лес, где столько всего нового и непонятного. Незнакомые лица старослужащих, наставляющих тебя на истинный путь армейской жизни. На команду офицера или сержанта отвечаешь чеканно «Так точно!», вместо привычного «да» или «я согласен». Утренняя пробежка, – ах, зачем меня мама на свет родила! Поход в столовую становится настоящим праздником для вечно голодного желудка, и положенная порция моментально оказывалась внутри, потому что работать ложкой ты научился виртуозно. Выйдя из столовой словно француз, должный покидать трапезу с чувством лёгкого голода, бежишь в строй. Вспоминая о той порции, что была съедена, мечтаешь, что не плохо было бы её увеличить раза в три, не говоря уж про разнообразить. Со строевой и песней направляешься в роту, а в голове одни только мысли: о лучшей жизни вне стен армии.
Служба караульная
Это был мёртвый город, разделённый на районы; и вокруг каждого – высокий, с колючкой наверху, забор и плюс ещё один забор – уже вокруг всего города. Чисто убранные улицы, здания, в окнах которых были лишь стёкла, а за ними – ничего. И – ни единой живой души, лишь иногда появляются люди в белых комбинезонах, быстро пробегая из одного здания в другое.
С десяток вооружённых автоматами солдат шли строем по асфальтовой дорожке, ударяя каблуками в ритм «левой-правой». Они направлялись к местам постов, где должны будут сменить уже отстоявших своё время часовых. За строём шёл сержант, командуя чётко и громко, пусть и с небольшим акцентом:
– Раз, два, левой! Раз, два, левой! Выше коленки! Ход поубавили, а то с рельсов сойдём!
Этот строй больше напоминал паровоз, – солдаты отбивали так же дробно, как и колёса железнодорожного состава. Руки же их совершали круговые движения против часовой, словно толкатели в поездах.
– Так! Чего разогнались? Не видите, что впереди опасный поворот? Сбавили обороты! Гудок!
– Дуу, дуу! – истошно завопил Синий, предупреждая всех и каждого о приближении бешеного паровоза.
– Так молодцы, поворот прошли на отлично, а теперь ускоряемся. Впереди далёкая, и пока не видимая за чертой горизонта дорога на дембель!
И тут паровоз разогнался, пуще прежнего застучали колёса.
– Пары!
– Пшш, пшш! – зашипели ребята.
– Гудок!
– Дуу, дуу! – прогудел Синий.
– Впереди шлагбаум! – ещё громче заорал сержант Аминахун.
Это он часовому, что стоит впереди на посту, к которому и приближается локомотив. Тот в свою очередь, быстро спрыгнув с грибка, подбежал и перегородил дальнейший путь паровозу. Грибок – это небольшой навес для часового: столб, на котором прикреплён телефонный аппарат, и круглая крыша над ним. Впрочем, часовой уже довольно умело успел превратиться в шлагбаум, согнувшись буквой «г» и издавая звуки сирены.
– Сбавили обороты! Потихоньку остановились у шлагбаума!
– Тэк-тэк, тэк-тэк!
– Выпустили пары!
– Пшш! – постепенно затихая, зашипели ребята; вплоть до полной остановки паровоза.
– Вот и прибыли, товарищи пассажиры, к первой станции. Забрать одного пассажира, оставить другого. Остальным – оставаться на местах!
«Шлагбаум» вдруг разогнулся, и строевым шагом подошёл к сержанту:
– Товарищ сержант, за время несения боевой службы…
– Отставить! Брысь в вагон!
– Есть!
– Рядовой Мечтающий, на выход!
– Есть!
– К посту шагом арш!
– Есть!
– Паровоз! Кругом, шагом арш! Раз, два, левой… Выше коленки. Гудок!
– Дуу!
– Прибавить обороты!
Отдаляющимся стуком об асфальт паровоз утащился от поста, оставив на нем Прокла. Пост был оборудован вблизи высоких закрытых ворот, через которые вероятнее всего проходил настоящий, двигающийся по рельсам состав, а не тот, что в кирзовых сапогах и по асфальтовой дорожке; рельсы здесь были уже, чем на обычной железной дороге. Далее, по обе стороны от ворот, уходил забор с путаной колючкой поверху. Рельсы появлялись из леса, и уходили через ворота в огромное бетонное здание с большими, и так же закрытыми воротами. Само же здание походило на выстроенный людьми объект лишь со стороны поста; с других сторон это была всего лишь гора, покрытая землёй, травой, а на вершине даже росли деревья.
Прокл стал под грибок. Взяв в руки телефонную трубку, доложил:
– Рядовой Мечтающий на пост номер один заступил!
– Принято, – последовал ответ дежурного, сидевшего в помещении караула.
Зелёный лес за высоким, колючим забором шуршал листьями, щебетали птички, жужжали насекомые, ярко светило солнце, прячась порой за редкими облаками, ползущими по голубому небу… А солдат Прокл стоял и мечтал о таком же нежном и тёплом лете, но только без сапог, формы и колючего забора. А ещё он представил женское тело, и его образ в этот миг был божественным. Постепенно картинка становилась всё более ясной, вырисовывалось нечто знакомое, черты становились узнаваемыми до боли… Да, конечно, это божественное имело имя: Нэля. Как же сильно он хотел бы увидеть её прямо сейчас! И может, тогда у него появились бы силы и смелость сказать всё то, что тысячу раз говорилось в мечтах… Но нет. Вот грибок, вот забор, на котором сверху путаная колючка, – Прокл быстро вернулся к реальности; что, впрочем, нисколько не помешало ему вновь мечтать и вспоминать.