Две недели дождя

– Что-то серьёзное? – В глазах Криса полное доверие, искреннее беспокойство. Лай внутренне содрогнулся от отвращения к самому себе.

– Нет, ей просто очень хочется выяснить причины моих головных болей и она пользуется случаем. Только и всего. Беспокоиться не о чем, Крис. Всё как всегда. Сам не знаю, почему она не сообщила в участок. Хотя она же знала, что у меня что-то вроде отпуска после окончания расследования, а сейчас я просто на подхвате у друга. Решила, что моё здоровье важнее, а Мик подождёт полдня. – Лай улыбнулся, с трудом проглотив горечь. Почему так страшно, почему хочется кричать и умолять спасти его? Всё равно никто и ничем не сможет помочь – он ведь и сам не понимал, что происходит. – Я просто не хотел говорить Мику – ещё отстранит от расследования. Не думал, что тебя это так беспокоить будет. Прости.

– Ничего, понимаю. Обещаю не говорить инспектору Дэвису. – Крис ответил своей обычной светлой и искренней улыбкой. Глядя в его глаза, Лай чувствовал себя тем самым эгоцентричным больным ублюдком, которым его назвал Мик. Крис ему верил, несмотря на то, что так давно знал. – Береги себя. И знаешь, мне ты всегда можешь довериться. Что бы ни случилось, даже если ты сделаешь что-то неправильное, противозаконное, я буду на твоей стороне.

– Я знаю. – Прозвучало слишком самоуверенно, но искренне. Крис действительно был готов спуститься за ним в ад и даже не спросил бы, вернутся ли они обратно. Такая преданность льстила. Такая преданность пугала. Лай знал, что не заслуживает её. А всё, что ты получаешь незаслуженно, рано или поздно придётся заслужить.

Ему действительно удалось успокоить Криса, но удовлетворения это не принесло, только ещё больше выбило из колеи. Пора было возвращаться к работе, пока Мик не пришёл за ним. В главном офисе надрывал глотку Мортимер, пытаясь доказать, что подозревать его как минимум странно. Хотя причины как раз были. У Мортимера был явный обсессивно-компульсивный тип личности, с зацикливанием на порядке и чистоте, где гарантия, что только на этом?

– Спокойно, инспектор, вас никто ни в чём не обвиняет. – Хэрли поднял руку, заставляя Мортимера замолчать. Старика они привыкли слушаться беспрекословно. – Только подозревает.

Лай усмехнулся и подошёл поближе к Мику. Старший инспектор Хэрли явно не получал удовольствие от происходящего в отличие от Адамса, крутившегося рядом. Этот просто упивался.

– Поговорил с Крисом? – Мик дождался паузы в речи Хэрли и повернулся к напарнику.

– Поговорил и успокоил. Всё хорошо. – Лай кивнул и скрестил руки на груди. Ещё одна ложь во спасение.

Мортимер никак не хотел успокаиваться, Люси даже пришлось взять его под руку и увести в сторону. Хэрли выглядел обеспокоенным.

– Итак, говорю прямо – я не верю в виновность кого-либо из вас, но меры предосторожности необходимы. Мы не можем рисковать своим честным именем и жизнями граждан. – Старший инспектор откашлялся и окинул присутствующих долгим изучающим взглядом. – Ограничивать свободу передвижения подозреваемых я не могу – работать надо, всё-таки. Но за вами будут присматривать. Просто не обращайте внимания на них. Если сможете предоставить свидетельства, слежка тут же будет снята. Это в ваших и моих интересах.

– Вас будут пасти, ничего себе. – Мик присвистнул. Кто же мог так давить на старика, что он решился на подобные меры? Слежка за своими же подчинёнными? Мортимера сейчас удар хватит – они с Люси и так постоянно цапаются, а теперь ещё и это. Она никогда не согласится на свидание под присмотром. – Мало нам было Лангов под ногами.

– Кажется мне, это как раз их работа. – С видимым безразличием пожал плечами Лай. Он должен был чувствовать злость, страх или раздражение, но вместо этого ощущал восторг. По неведомой ему самому причине, он чувствовал только радость и предвкушение.

– Всё может быть. – Мик и сам понимал, что братья-юристы вполне были на такое способны.

– Мне нужно в уборную. – Лай проигнорировал удивлённый взгляд напарника. Его одновременно тошнило от страха и распирало от восторга. Сочетание было настолько диким, настолько неестественным, что просто сводило с ума.

Он заперся в кабинке и упёрся руками в бачок. Избавиться от страха всё равно так не получится, но выносить чужое присутствие он сейчас просто не мог. Живот скрутило спазмом, словно внутри ворочался огромный червь. Лай стиснул зубы и проглотил готовый вырваться стон. Осознание. С самого начала ответ был у него перед глазами. С самого начала он знал, но не желал видеть. Теперь уже поздно. Он больше не властен что-либо изменить. Дело раскрыто, улики собраны, вынесен приговор. Лай чувствовал, что задыхается, не в силах избавиться от охватившей его паники. Он машинально дёрнул цепочку слива, шарахнулся от хлынувшей воды и медленно, по двери сполз на пол.

Он должен был понять ещё там, в школе. Она никогда не смеётся и не кричит просто так. У неё всегда есть причины. У всего есть причины – и у зла, и у безумия. У каждого вопроса есть ответ, просто иногда нет того, кто бы мог его дать. Лай сжался, обхватил колени руками, уткнулся в них лбом. Мало кому удаётся заглянуть в бездну и устоять на краю. У него не вышло. Доктор Милевич была права – если кого-то выпускали из школы, это вовсе не значило, что он вылечился, это значило, что в диагнозе ошибка.

Теперь Лай понимал, как чувствуется себя загнанный зверь. Он сам был этим зверем, попавшим в западню, в расставленный капкан. Ответ слишком прост, чтобы его не заметить. Но увидел его только один человек. Самый умный, самый наблюдательный. Лай едва не завыл в голос. Хотелось просто отдаться инстинктам, сбежать, сбросить с себя ответственность, необходимость, гору правил и формальностей. Какое это вообще уже имеет значение?

Лай не знал, сколько он просидел на полу. Сердце перестало колотиться в горле, желудок развязался из тугого узла. Он снова мог говорить, дышать, видеть и думать. Медленно встать, развернуться и открыть дверь. Хотя бы с третьего раза. Подойти к раковине и открыть воду. Умыться. Лай не смотрел в зеркало, сейчас он не был уверен в том, кого или что там увидит.

Мик успел начать волноваться, Хэрли объявил, что следить будут постоянно, кто – неизвестно, но незнакомые. Значит, последняя игра уже началась. Ничего не остановить и не изменить. Паника сменилась тупой покорностью. Лай даже не слушал, что ему говорили. В итоге Мик просто махнул на него рукой. Лай именно этого хотел сейчас больше всего – остаться наедине с самим собой, хотя бы ещё на несколько часов отгородиться от всего мира. Ответ был прост, но как же тяжело было задать вопрос!

Судья Кларенс недовольно поджала губы. Ещё сегодня утром она должна была закончить все дела и уйти в долгожданный и, вне всяких сомнений, заслуженный отпуск. Но её коллега умудрилась простудиться, промокнув под дождём, и попросила заменить её хотя бы на один день. И вот теперь Кларенс вынуждена была вести заседание по делу о непредумышленном убийстве.

– Дело о непредумышленном убийстве гражданки Эвы Хопкинс её сожителем Жаном Женьеном. Сторона защиты – адвокат Виорел Мэрроу. Сторона обвинения – Клавдий Ланг. – Судья Кларенс поморщилась, услышав шепотки в зале суда. Конечно же, сам непобедимый Клавдий Ланг, который и апостола Петра засадит на пожизненный срок. – Тишина в зале! Слушание по делу объявляю открытым. Секретарь, прошу, зачитайте суть дела.

Кларенс перевела взгляд на высокого стройного мужчину с возмутительно длинными светлыми волосами, завязанными в хвост, и в весьма элегантных очках. Клавдий Ланг, известная и опасная личность. Кое-кто его просто боготворил, особенно из молодых. Кое-кто не переносил на дух, но эти предпочитали молчать. Кларенс не могла одобрить то, что Клавдий пользовался личными связями для работы. Нет, он ни на кого не давил, не подкупал и никого не принуждал – это было ниже его достоинства. Победить в честной игре – вот чего он и его брат всегда хотели. Но он мог получить понравившееся дело или добыть нужные сведения, к тому же, те, кто знал его лучше, обычно откровенно его боялись. Сама Кларенс старалась держаться от семьи Лангов подальше.