Исполнение желаний

Лорканн улыбнулся, отчетливо благодарный страшилкам: непобедимым он был весьма условно, однако ужастики распространялись как огонь по сухой траве, отчего репутация росла просто неимоверно еще при жизни грифона.

— Я так крепко сплю, потому что проклял, вернее, заклял себя сам! А бабушка, потому что мне пришлось ее заколдовать, Шайлих могла бы и пережить Искажение, но тот фоморов гребень… — Лорканн тяжко вздохнул припоминая обстоятельства. Успел, предвосхищая вопрос: — На момент падения Искажения я был совсем без сил, Бранн, и если бы не нашел защиту в камне парка, меня бы размазало по родным пескам тонким слоем. У Шайлих истощения не было первые полдня…

Лорканн прервался: нести мальчишку было легко, рассказывать — тяжело.

— Эй, эй, Лорканн, это было давно, — голосочек рядом почти повторял давние слова Шайлих. — Теперь что-то обязано измениться! — и озвучивал одновременно суеверные приметы самого грифона.

В довершение всего, мальчишка погладил памятник по голове.

— Ты очень смелый наверное, а? — Лорканн с трудом упрятал переживание подальше. Когда ему сочувствовали, это было трудно. Кто бы мог подумать!

— Я обычный, — и гладить по голове не перестаставал. — Это ты, дед, очень смелый, устроить такое заклятье! Теперь понятно, почему у памятника нет проекта!

Тут грифон немного смутился:

— Знаешь, Бранн, когда мы разбивали этот парк вместе со Счастливчиком, проектов тут тоже, считай, не было… — грифон поймал себя на желании оправдаться перед малолетним внуком и сменил тему. — Одним словом, Бранн, Шайлих уснула первой, оттого, что укололась заговоренной иглой гребня. Проклятье было мне знакомо, но момент уходил, магии нужно было много, чтобы вытянуть обе жизни, и я спрятал ее до тех пор, пока Искажение не падет, а я смогу ее вылечить.

— Обе жизни? — воронёнок схватил самую суть и уставился изумрудными круглыми глазами в упор. — Ты не себя имеешь в виду! — и требовательно нахмурился.

— Какой-то ты прямо проницательный, Бранн, а может я стал болтливым к старости, — грифон говорил без радости, но почему-то от проговаривания тяжких воспоминаний было легче. — Да, две жизни. Видишь, как вышло, от беременной королевы волков моей королеве пришел подарок, тот самый костяной гребень. Никто не знал, что она беременна, никто! Никто бы и не узнал, если бы проклятье не стало погружать ее в вечный сон постепенно. Шайлих, твоя бабушка, укололась, там было синее сияние, как она мне сказала, но она до последнего мгновения в сознании оправдывала волков.

— А почему? — теперь Бранн легко и сочувственно похлопывал памятник по спине.

— Потому, что это была действительно не их вина, мальчишка. Волки заносчивы и самонадеянны, непредсказуемы и неукротимы, но в спину не бьют, Мидир бы точно не стал! Тем более — Шайлих! Тем более, после того, как он сам вкусил истинной любви! Нет, тут был виноват не благой волчара, Бранн, тут дело было в друидах!

— Но если они напали на нас, значит, были очень сильны? — десятилетний мальчишка рассуждал очень ясно. — И что было потом?

Лорканн вздохнул, завидев свой постамент.

— Потом, мальчишка, я укрыл Шайлих, отдал все силы благому, передал корону Терри, твоему отцу, и спрятался в парке. А потом на нас полностью упало Искажение.

— Ох, бедный вы, то есть ты, дед, ты… — еще и обнял. — Но это значит, когда бабушка проснется, у нас будет дядя или тетя?!

Лорканн кивнул, размышляя, как иногда легко кого-нибудь порадовать. Например, Бранна — вниманием. Или самого Лорканна — всего одним словом. «Когда Шайлих проснется».

«Когда»!

***

Проснулся он от легкого потрясывания за плечо не в такт лошадиному шагу.

— Король-грифон, вокруг ваших рук вьется ветер, не могли бы вы его разогнать или успокоить, пока никто не заметил? — Шайлих наклонилась, шептала ему в спину и загораживала свесившейся полой плаща руки.

Неблагой король с трудом разлепил глаза, посмотрел перед собой, ожидая увидеть прозрачные порывы, ну самое большее — лезвия ветра, а вместо этого узрел в своих ладонях, зафиксированных лодочкой, черную точку сердца бури. Стихия предупреждала и сама стекалась в руки.

— Прошу прощения, сейчас это не в моих силах, успокоить стихию, я могу лишь сделать ее менее заметной, — вперился в темную точку, размазывая ее по своей левой ладони, будто просто запачкал.

Воздух взвыл на мгновение невероятно громко, кони остановились как по команде, а потом к ним подъехал Онгхус, и Лорканн понял — правда по команде.

— Что еще ты тут устроил, побежденный король? — прошипел, все еще немного гнусавя и гораздо осторожнее склоняясь к лицу грифона. — Что за свист? Зовешь стражу? Так передай им, что мы убьем тебя, если они вознамерятся напасть!

— Боюсь тебя разочаровать, бунтовщик, это не стража и не я, это стихия, которая советует нам спешиться и встать лагерем, Золотой город уже близко, но опасность гораздо-гораздо ближе.

Лорканн не старался напугать, говорил так, как понимал, не желая смешивать свои развлечения со своими же делами.

Шайлих ойкнула сверху, и грифона посетило разочарование: развлечения с делами и личной жизнью он уже успешно смешал! А в таком деле стоит только начать, как под откос тут же стремится улететь все, даже то, что, условно говоря, посажено на гвозди!

— И отчего же стихия вдруг решила с тобой пообщаться? — переспросил нарочно дурашливо. — То все не хотела, а тут пожалуйста! Не пытайся меня обмануть и задержать наше триумфальное восхождение к трону!

Лорканн задрал сразу обе брови, понимая, что глупости некоторых пределов нет.

— Кто тебе сказал, что стихия когда-нибудь не хотела со мной общаться? — стал растолковывать, как маленькому. — К твоему сведению, милый бунтовщик, я король-грифон, тот самый, который черный! Тот самый, который со Счастливчиком и Семиглавым! Тот самый, который из сказок!

— И где теперь твои сказочные силы? Сказочное везение? А? — Онгхус, видимо, думал, что он так тонко издевается. — Ты никто! Ты больше никто!..

Выкрикнутая в запале фраза вдруг прокатилась по барханам эхом, а из шелеста песка тоже сложился голос, третий, еще более неприятный, чем у бунтовщика.

— О, как давно я мечтал услышать эти слова… Молящий, молящий Лорканн! И дерзкий преемник, что диктует ослабевшему грифону свою волю! — песчинки взвились в воздух, как будто из них соткался силуэт высокого ши, раздетого по пояс, зато в тяжелом тюрбане и ярких шароварах.

Пришелец вдобавок был бос.

Лорканн завистливо вздохнул — такой рабочей одежды король Неблагого Двора позволить себе не мог, ибо его вечно заносило в какие-то… дебри, назовем это «дебри».

Грифон с трудом сдержался, чтобы не высказать позеру все и сразу, но тут опять в беседу несвоевременно встрял Онгхус.

— Вы кто? Чего вам надо? Грифон — наш пленник, мы его схватили, нас больше! — видимо, подумал, что кто-то собирается увести у него корону.

Вообще-то да, собирается. Но не у Онгхуса.

Змей удостоил бунтовщика лишь одного взгляда, уронил равнодушно:

— Я пришел побеседовать с королем.

— Ну так и беседуй! Со мной! — бунтовщик кипятился все отчетливее.

Долго терпеть Хлисст не станет, а потому Лорканн самостоятельно сполз с седла, посмотрел в глаза ошалевшей Шайлих.

— Я жду от вас ответа, примерно как тот ползучий гад — ждет от меня, — улыбнулся напоследок волшебным, обеспокоенным синим глазам и отвернулся к змею с бунтовщиком. — Не надрывайся так, Онгхус, это он со мной поговорить хочет.

— Вижу, ты и впрямь пленник, раз вынужден согласовывать свои действия, — бунтовщику достался более продолжительный и еще более змеиный взгляд, — с Онгхусом. Тем более, связан и едва бредешь! По пескам! Это по пескам!

Лорканн скорее почувствовал, чем услышал обеспокоенный шепот Шайлих «будьте осторожны». Она волновалась! Она волновалась за него! Перспектива боя вновь, как прежде, стала рисоваться в ярких и радостных тонах — сколь бы ни был силен змей, грифону стоит выжить, хотя бы чтобы узнать ответ!