Страница 4 из 16
Мебель сообща занесли быстро, хорошо, что на месте появилась еще пара крепких хлопцев. И я, попрощавшись с артельными и Николаем персонально, выдвинулся на Владимирскую. На перекрестке Большой Житомирской и Владимирской посмотрел налево, автоматически проверив на месте ли изящная красавица Андреевская церковь, и повернул направо, в сторону оперного театра. София Киевская как всегда восхищала. Бронзовый Богдан был огорожен металлической оградой, по периметру которой росли деревья и кусты. Создавалось впечатление, что Гетман во главе войска остановился на каменном пригорке, в окружении растительности, и показывает войску куда двигаться. А Михайловский Златоверхий был еще настоящим, не взорванным и восстановленным. Из-за того, что вокруг этой огромной площади не было высоток, казалось, что простора гораздо больше, чем в мое время. Вместо них площадь окружали храмы. Одновременно можно видеть и купола Десятинной, и Михайловский Златоверхий, и Софиевский Собор. А там, в сторону Подола, видны кресты Андреевской церкви. Теперь понятно, почему основным местом проведения торжественных мероприятий Киева была именно эта площадь. Это место – душа Киева.
Довольно многочисленная публика направлялась по своим делам, а я шел и наслаждался городом. Я не ожидал, что на улицах будет так много людей, явным отличием которых от киевлян моего времени было то, что они жили в более медленном темпе. Интернета и мобильной связи не было, поэтому все нужно было выходить, а ноги свои, не казенные. Шагали по своим делам гимназисты и военные, группами и поодиночке, каждый в своей униформе. Плыли в длинных платьях женщины и было очень жаль, что свободные одежды скрывают их фигуры. Дворники в серых фартуках перегоняли с места на место кучи желтых листьев. А голуби, как и у нас, летали и крутились под ногами. Вот слева здание теперешнего СБУ, как новая копейка, видно даже еще не заселено. Спрашиваю у проходящей на встречу тетки:
— Простите, а что это за здание не подскажете?
— Так це ж городська земуправа повинна була бути. А зараз вже не знаю.
Зато я знаю. Что было и что будет. И если все нормально сложится, то очень скоро это здание заработает на полную катушку, и станет нагонять ужас на разных там красных, белых и остальных цветных.
Поблагодарив женщину за информацию топаю дальше. Я перестал комплексовать по-поводу своего внешнего вида, прохожие, скорее всего, принимали меня за бродягу. Да и многие из простых местных были одеты во что попало. Чувствовалась дыхание затяжной войны. А мне наплевать, лишь бы не мешали. В первых этажах всех фасадных домов - магазины. Съедобное содержимое их витрин выглядит довольно аппетитно. Я поймал себя на мысли, что народ реально торгует будущим антиквариатом. А еще полное отсутствие пластика! Совсем нет никаких пакетов и одноразовых стаканчиков. Все натуральное. Свои покупки люди переносят в холщевых сумках, торбах, мешках и корзинах. Или просто, как вот дядя несет окорок, завернутый в бумагу, прямо под мышкой. А вот справа и Золотые Ворота, такие, какими я их помню с детства, до реставрации - просто две каменных, полуразрушенных стены с подпорками. В этой части города за сто лет практически ничего не поменялось. А вместо выхлопа миллионов автомобилей пахло дымком, осенью и навозом, как в селе. Вот гостиница «Прага» - красота этого здания всегда притягивала взгляды неравнодушных. И везде развешены плакаты и листовки - сразу видно, что здесь, как и у нас, в двухтысячных, идет напряженная политическая борьба. Вижу, что я здесь появился очень кстати.
Городской театр, как раньше называлась национальная опера, поражал своей монументальностью. Только перед центральным входом высились две каменные колонны в форме маленьких колоколен. И все выложено брусчаткой. А мне вспомнились наши с друзьями культпоходы на «Жизель» и «Набукко», с предварительной алкогольной заправкой, и даже немного взгрустнулось. Зато напротив театра не было этого чудовищного совдеповского многоэтажного монстра, который портил весь вид на этом прекрасном перекрестке. А стояли обычные двухэтажные дома с лавками в первом этаже. Вообще я просто балдел от этого давно забытого киевского шарма, из-за которого Киев любили все, кто хотя бы раз здесь побывал. Все испортили высотки в центре города и миллионы машин и жлобов. А я вижу все это настоящим, и душа поет от любви к родному городу. Несколько раз я останавливался и аккуратно фотографировал увиденное на свой смартфон.
Вот снизу, по Фундуклеевской, поднимается старинный трамвай, периодически разгоняя своим звоном не пуганых прохожих. Группа военных, верхом, пропустила шумный и угловатый вагончик, и, прибавив ходу, повернула налево, к Крещатику. Многочисленные пролетки стоят на краю проезжей части поджидая клиентов. Как говорят наши таксисты – стоят на фильтре. Чудеса да и только. Сбылась мечта жизни – я вижу и ощущаю свой любимый Киев таким, каким даже и не мечтал увидеть. И еще подумал, что как было бы хорошо, что бы в будущем главного архитектора города выбирали бы сами киевляне, а он, в свою очередь, должен быть киевлянином хотя бы в третьем колене, что бы его коренная принадлежность сдерживала порывы жажды мгновенного обогащения за счет родного города.
А вот и Дом Учителя, сейчас Центральная Рада, еще с двуглавым орлом на фасаде, но зато уже с желто-голубым флагом над прозрачным куполом. У входа без конца снуют штатские и люди в военной форме, но форма эта у всех разная, как на маскараде, есть и морская, и обычная серая разных оттенков. Возле дверей стоит боец в шинели и папахе и, главное, в шароварах с винтовкой с примкнутым штыком, а справа строй солдат в полувзвод в таких же серых шинелях внимательно слушают, судя по замашкам, унтер-офицера. Наверное помощник начальника караула или разводящий. Очень хорошо, что у входа есть люди, не так будет бросаться в глаза одинокий мужчина в не совсем обычной одежде. Занимайтесь ребята, вам сейчас не до меня. Оно и к лучшему. Идя по противоположной, от нужного мне здания стороне, я лихорадочно искал подходящее для наблюдения место. И как раз напротив, где в мое время во дворах высится стеклянная офисная многоэтажка, нашлась нужная мне подворотня.
Когда я в очередной раз, услышав звук мотора, выглянул из своего укрытия, то наконец-то увидел Михаила Сергеевича. Вот он, сидит за водителем в компании с каким-то молодым чернявым хлыщом , который не умолкал ни на миг, не давая своему собеседнику вставить хоть слово. Не узнать Грушевского было не возможно. Его характерная внешность сразу напомнила мне купюру в пятьдесят гривен. Автомобиль остановился напротив крыльца и пассажиры, не прерывая беседы, медленно пошли к входу. А я, перелетев через дорогу, уже почти подбегал к ним, срезая угол по правому пандусу. Внутри меня, как перед прыжком с парашютом, все напряженно замерло и телом управляло только подсознание. Но тут вдруг строй солдат резко вытянулся с равнением на право, прозвучала команда «Струнко!», а из здания буквально выскочил, видимо начальник караула, с саблей на боку и перейдя на строевой шаг вдруг замер в двух метрах от Грушевского, и на украинском языке четко отдал рапорт. Все окружающие, и я в том числе, застыли по команде, наслаждаясь выучкой и рефлексами молодого офицера. После доклада Грушевский с попутчиком стали заходить во внутрь здания, и я прибавил скорость и протеревшись между двумя застывшими солдатами, скинул капюшон, уже в холле, с простецким, улыбающимся лицом, как будто встретил наилучшего друга, с каким–то дурацким прибалтийским акцентом произнес:
— Здравствуйте, уважаемый Михаил Сергеевич.
Сказал я и начал движение прямо на него, с главной целью отсечь сопровождающих, которые уже оказались за моей спиной. Наглость – второе счастье. Мы медленно проходим в глубину помещения а напряжение возрастает.
— У меня для вас такие новости, что я даже боюсь за ваше здоровье. У вас крепкое сердце? - Спросил я доверительным тоном.
Грушевский медленно отступал в холл, сняв свои круглые очки и готовясь их протереть близоруко щурился, но в руках ничего подходящего не было.