Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 37

Примечательно, что довольно часто Париж в качестве аргумента проведения жесткой линии в отношении Берлина вспоминал события полувековой давности, а именно Франко-прусскую войну 1870–1871 годов и унизительный для Франции Франкфуртский мирный договор 1871 года. Во французской ноте от 30 июля 1923 года отмечалось: «В 1871 году никто на свете не интересовался, считает ли Франция Франкфуртский договор справедливым и осуществимым. Никто не воспрепятствовал тогда Германии занять значительную часть французской территории до полной уплаты возмещения в пять миллиардов, которых потребовала страна-победительница, не подвергавшаяся вторжению, не испытавшая никаких разрушений от войны и, однако, отнявшая у побежденных две провинции»[151].

В новой французской ноте от 20 августа 1923 года Пуанкаре перечислял систематические нарушения Германией версальских обязательств. «Репарационная комиссия, – гласила нота, – посвятила двадцать три заседания добросовестному выслушиванию тридцати двух экспертов, назначенных Германией. Лишь после этой долгой работы, 27 апреля 1921 года, она определила репарационный долг Германии. К 1 мая 1921 года он исчислялся в размере 132 млрд золотых марок»[152]. Французский президент пытался обличить Германию в лукавстве и стремлении ускоренными по сравнению с Францией темпами восстанавливать свою экономику за счет тех самых денег, которые надо выплачивать Парижу. В частности, как отмечалось в ноте, Германия «вновь соорудила огромный торговый флот, в настоящий момент конкурирующий в водах Америки с флотом Англии и с нашим флотом; она прорыла каналы, развила телефонную сеть; короче говоря, она предприняла всевозможные работы, которые Франция ныне должна откладывать»[153]. По подсчетам экономиста Маультона, Германия внесла к началу 1923 года всего 25–26 млрд золотых марок, т. е. менее 1/5 той суммы, которая была зафиксирована Репарационной комиссией на 1 мая 1921 г. Из них 16 млрд составляла стоимость германской собственности за границей и только 9,5 млрд были изъяты из национального богатства страны. В эту сумму входили и натуральные поставки стоимостью 1,6 млрд марок. Наличными деньгами Германия внесла только 1,8 млрд.[154] Умышленное расстройство бюджета, изъятие крупной промышленности из налогового обложения, злостное уклонение от платежей – все это характеризовало нарушения со стороны Германии репарационных обязательств. Вместе с тем, как отметил и Ллойд-Джордж (который в 1923 г. уже был в оппозиции по отношению к официальному Лондону) в своей книге «Мир ли это?», Германия сознательно стремилась нанести материальный ущерб союзникам и, в частности, воспрепятствовать восстановлению французской и бельгийской промышленности после войны. Лавируя, маскируясь и обманывая общественное мнение Европы, как полагал бывший английский премьер, империалистическая Германия накапливала силы, чтобы вновь стать угрозой миру. Что ж, в данном случае Ллойд-Джордж проявил незаурядное политическое чутье.

Восьмимесячное пассивное противостояние Германии франко-бельгийской оккупации Рура закончилось тем, что официальный Берлин опубликовал 26 сентября 1923 года декларацию, в которой призвал население страны прекратить сопротивление. Это была капитуляция Берлина. Ситуация в Германии осенью 1923 года продолжала накаляться, забастовки стали перерастать в революционные восстания под флагами социализма (особенно в Саксонии и Тюрингии). С большим трудом правительству удалось подавить революционные выступления.

Париж ликовал после сентябрьской капитуляции Германии. Однако репарации так и не начали поступать союзникам. Это была пиррова победа Парижа. Брожение в Германии полностью преодолеть не удалось. Франция вносила в это свою немалую лепту.

В частности, Парижем негласно поддерживались сепаратистские настроения в Руре, Баварии и Рейнской области. Сепаратистам Рейнской области удалось даже провозгласить «независимую Рейнскую республику»[155]. Что касается сепаратистов Баварии, то они рассчитывали на то, что выход из Германии либо позволит им уйти из-под бремени репарационных обязательств, либо получить международный заем для их погашения (подобно тому, как такой заем сумела получить Австрия). В середине октября 1923 года Бавария фактически отделилась от Германии. Кстати, именно в Баварии 8 ноября 1923 года произошел так называемый «пивной путч» (попытка захвата власти штурмовыми фашистскими отрядами), который был тогда быстро подавлен. Пуанкаре заявил, что французское правительство не считает себя обязанным охранять германскую конституцию и единство Германии. Пуанкаре напомнил о «священном принципе» самоопределения наций, которому он следует, не имея оснований «противодействовать очевидному желанию населения учредить автономное государство»[156].

Лондон был сильно раздражен таким поведением Парижа, которое могло сделать дальнейшее развитие событий в Германии и во всей Европе неконтролируемым. Раскол Германии на отдельные автономии не входил в планы Лондона, так как нарушал баланс сил на континенте в пользу Франции. «Развал Германии, – говорил Керзон, это исчезновение должника. Франция заверяла нас, что по окончании пассивного сопротивления начнутся переговоры между союзниками. Их нет. Англия поступилась бы частью своих требований, если бы это обеспечило возможность соглашения; но так как соглашение невозможно, то требования Англии остаются в силе»[157].

Подготовка «плана Дауэса»

Осенью 1923 года решение проблемы репараций вышло на новый уровень. Лондон усмотрел в усиливавшемся хаосе в Германии угрозу всей Европе, в том числе Великобритании. 12 октября Лондон сделал официальное обращение к своему заокеанскому партнеру – США – с предложением провести международную встречу по репарациям при обязательном участии Вашингтона. В обращении отмечалось, что следует вернуться к ноте государственного секретаря США Юза (декабрь 1922 г.), где предлагалось посредничество Вашингтона в урегулировании репарационного вопроса. В обращении Лондона также акцентировалось внимание на том, что решение репарационной проблемы окажет самое непосредственное влияние на способность европейских союзников погашать перед США свои обязательства по военным займам и кредитам.

Между тем положение Франции после введения оккупационных войск на территорию Рура продолжало ухудшаться. Репараций не было, Германия находилась в полной разрухе, гиперинфляция полностью парализовала немецкую экономику. В то же время французские расходы на оккупацию оказались весьма ощутимыми. К осени 1923 года они достигли 1 миллиарда франков. Началось падение курса франка, которое не удалось остановить увеличением налогов, предложенным Пуанкаре. К тому же осенью английские банки выбросили на рынок большое количество франков, что еще более опустило курс французской валюты.

Пуанкаре в этой ситуации пришлось согласиться с англо-американской инициативой созыва международного комитета по репарациям. Комитет – компромиссное решение между двумя крайними вариантами: отказом от каких-либо совместных поисков решения репарационного вопроса и проведением полномасштабной международной конференции. Последнего Пуанкаре боялся. А вот комитет экспертов его устраивал. Тем более, что была договоренность с союзниками, что комитет будет подчиняться Репарационной комиссии, которая находилась под полным контролем французов (на тот момент времени комиссию возглавлял Луи Барту).

Первоначально предполагалось, что будет один комитет экспертов, который будет заниматься оценкой платежеспособности Германии. Однако в первоначальные планы были внесены коррективы. В конце ноября 1923 года Репарационная комиссия постановила образовать два комитета (фактически – подкомитета) экспертов: 1) по стабилизации германской марки и уравновешиванию государственного бюджета Германии; 2) по возвращению в Германию эмигрировавших капиталов.

151

История дипломатии. Т. 3. С. 255.



152

«Германские репарации и доклад комитета экспертов». Собр. документов. Гиз, 1925. С. 17.

153

Там же.

154

Маультон Т. Т. Платежеспособность Германии. – М.-Л., 1925.

155

Многие предприятия Рейнской области и раньше имели более тесные отношения с Францией, чем с Германией. После оккупации Рура они оказались изолированными от германского рынка и стремились адаптироваться к новым условиям. На сближение с Францией рейнских промышленников толкал также страх перед революционным движением в Германии. 21 октября 1923 г. сепаратисты провозгласили «независимую Рейнскую республику». Париж немедленно уведомил верховного комиссара Рейнской области о признании временного правительства Рейнской республики.

156

История дипломатии. Т. 3. С. 265–266.

157

Там же. С. 262.