Тысяча слов (ЛП)

Я бросила Дотс в рот, раскатывая конфеты на языке.

– Некоторые люди не согласятся с этим заявлением. По их версии, я навсегда испортила их детей. И он позволил этому случиться. Или что-то типа того.

– Это тупо, – сказал он.

– Я знаю.

Несмотря на то, что миссис Моузли еще не вернулась, и все по-прежнему околачивались возле уборных, болтая и хихикая, мы с Маком потихоньку возвращались в класс, за наши компьютеры, жуя конфеты.

Когда Мак повернулся ко мне, я перемещала текстовый блок в своей брошюре.

– Я не наказан, – произнес он.

– А?

– Суд не обязал меня быть здесь. Вот так вот. – Он пожал плечами.

– Я не понимаю. Что ты имеешь в виду, что ты здесь не по решению суда?

Его взгляд скользнул к двери, будто он боялся, что кто-то зайдет и услышит его. Затем он опустил глаза и тихо сказал:

– Моя мама ушла от нас, когда мне было восемь. А три месяца назад мой отец убил себя.

– Ох, – выдавила я, моя рука всё еще сжимала мышку. Я не знала, что еще сказать. Я даже не была уверена, переварила ли я его слова в этот момент. Если его мама ушла, и он потерял отца, значит, он стал сиротой?

– Как бы то ни было. Я не пошел в приемную семью, потому что мне семнадцать. Вот почему я бросил школу. У меня нет жилья. Я постоянно опаздывал на уроки, потому что у меня не было будильника, и они собирались исключить меня или ещё какое-то дерьмо, поэтому я ушел. Так было проще для всех. Плюс я ненавидел школу, так что это была небольшая потеря.

– Что значит, у тебя нет дома? Где ты живешь?

Он пожал плечами.

– Всюду, где могу. Несколько раз я останавливался у Моузли. Дома у друзей. Иногда, если погода хорошая, я сплю на улице. В скейт-парке, у ручья – пофиг. В местах, где бывал мой папа.

У меня в голове сразу же возникла картинка, как лунный луч освещает слово «СОЛО». Соло, в смысле один. Всё это время я чувствовала себя ужасно одинокой, пока мои родители сражались за меня, и Вонни проведывала меня. Я понятия не имела, что такое «одинокий».

– Это ужасно, – сказала я.

– Сначала Моузли хотела, чтобы я пришел сюда написать кое-что о самоубийстве, потому что я не понаслышке знаю, что это может сделать с семьёй. И когда я закончил с этим, она разрешила мне и дальше заходить. Так что у меня есть место, куда можно прийти днем. Особенно, когда холодно. Снаружи отстойно, когда холодно. Поэтому, отвечу на твой вопрос, да, Моузли знает об игре. Она не против.

– Ох, – повторила я, полностью осознавая, что выгляжу как дура. Но я как бы поняла, что заслуживаю быть дурой, после того, как плакалась ему и грузила его своими проблемами, не представляя, какова была его жизнь. – Ладно.

Остальная группа начала заходить.

– Посмотрите на это. Два круглых отличника зарабатывают дополнительные баллы, пока нет учительницы, – сказала Кензи, увидев нас.

– Заткнись, – ответила я.

– Прости, что ты сказала, Супермодель? Думаю, что с этим коричневым дерьмом на носу ты звучишь смешно (под фразой «коричневый нос», brown nose, в американском английском подразумевают человека, которого хотят обозвать подхалимом, любимчиком учителя или жополизом – поцеловал в задницу и на носу остался след – ред.). − Возможно, тебе стоит сфотографироваться и разослать это всем.

Мак повернулся к ней.

– Она сказала, заткнись. У тебя проблемы со слухом?

Кензи закатила глаза.

– Пфф! А ты кто, ее папочка? Подожди. Нет, ее отец наверху скоро будет уволен, потому что его дочь – шлюха.

Я развернулась на сиденье, но Кензи уже успела усадить свой большой живот в кресло, отвернувшись к нам задом, и зашла миссис Моузли. Мое лицо горело, я была так зла. И смущена. Я только что разузнала, что Мак не был преступником, но Кензи напомнила ему, что я была такой.

Через несколько минут Мак стукнул меня в плечо.

– Просто, чтобы ты знала, я тоже получил сообщение.

Конечно, он получил. Почему бы и нет? Он больше не ученик Честертона? И что с того? Куча людей не из нашей школы получили сообщение. Вероятно, все в этой комнате получили его. Кого я обманываю? Пройдет много времени, прежде чем я окажусь среди людей, которые еще не видели меня обнаженной. Мне хотелось плакать. Я обманывала себя, думая, что он был кем-то другим.

Он еще раз наклонился.

– Раньше, когда у меня еще был телефон. Но я не открыл его, – добавил он.

Я посмотрела на него.

– Я никогда не видел фотографии, – сказал он.

Искреннее выражение его лица подсказало, что он говорит правду. И это дало мне маленький, крошечный проблеск надежды. Возможно, были люди, которые получили сообщение, но не разослали его своим друзьям, не сплетничали об этом со всеми знакомыми, не загружали это в компьютер, не обзывали меня и не разносили слухи обо мне... И вообще не смотрели на него.

Возможно, такие люди существовали. Или, может быть, Мак был единственным. Но полагаю, это тоже хорошо. Потому что от простого факта, что есть один человек, я чувствовала себя намного лучше, я почти ощущала легкость, как после бега.

Как только я закончила с конфетами, мама зашла в класс. Она прибыла на пять минут раньше, но миссис Моузли сказала, что поняла и не сократит мне время на моем листе.

Мак вынул свои наушники, когда я вышла из системы и собрала вещи.