Страница 21 из 28
В декабре 1902 года в Асхабад поступила телеграмма из Петербурга от военного министра: "На поездку на свой страх Янчевецкого согласен..."
Таким образом, еще в конце 1902 года вопрос о моей поездке к Индии решился положительно и можно было приступать к реализации замысла. Однако без малого лишь через год сложившиеся обстоятельства позволили воплотить мечту в жизнь.
Своими планами я делился с Хентингтоном, и осенью 1903 года мы вместе приняли сложное решение: совершить научное путешествие в Персию и оттуда (это облегчало бы нашу задачу) попытаться вблизи Сеистана проникнуть в Афганистан и проехать к Индии...
Поэтому в августе 1903 года я подал одновременно два рапорта, один о поездке в Персию, другой - конфиденциальный - о поездке в Афганистан и в Индию.
Вследствие отсутствия дипломатических отношений России с Афганистаном, с целью избежать излишней огласки нашей экспедиции и ее маршрута, в приказе и документах о моей командировке указывалась только Персия. Остальное, то есть Афганистан и Индия, относилось на мой "страх и риск"...
Было известно, что я сотрудничаю в петербургских газетах, и Уссаковский отпустил меня в эту поездку как журналиста - "без расходов от казны, с сохранением содержания"; поэтому для меня снаряжение в экспедицию было очень затруднительно - денег у меня было в обрез.
Я получил триста рублей командировочных и свое содержание за три месяца вперед - триста рублей (позже командировку продлили еще на месяц) и должен был рассчитывать только на эту сумму, а все расходы с Хентингтоном, получавшим крупные денежные переводы из-за океана, мы делили пополам.
3. НАШ КАРАВАН
В нашей экспедиции было шесть человек. Три верблюда несли бурдюки с водой, вьюки с провиантом и походным снаряжением, складную палатку и войлоки, на которых мы спали. У Эльсворса еще были с собою привезенные из Америки складные кровать, стул, стол и ванна, какими он пользовался при каждом удобном случае, бывавшем весьма редко, и это сердило моего американца.
Меня сопровождали два джигита, прикомандированные Маргания: молодой веселый туркмен Хива-Клыч и мрачный старый беглый афганец Мердан.
Живший раньше в Герате, Мердан застал свою жену с любовником и зарезал обоих. Поэтому постоянные думы о волосяной петле, ожидавшей его в Афганистане, делали Мердана молчаливым и хмурым спутником. А Хива-Клыч, наоборот, сбежал от четырех надоевших ему жен и был постоянно весел.
Хентингтон нанял себе в помощники туркмена-переводчика Курбана и русского молоканина* Михаила, хорошо знавшего персидский и туркменский языки, отличного охотника, постоянно снабжавшего нас в пути подстреленной дичью и учившего Эльсворса русскому языку.
_______________
* М о л о к а н е - русская христианская секта, возникшая в
XVIII веке, отрицавшая весь церемониал официальной церкви, обряды,
иконы, храмы и т. п., преследовавшаяся и высылавшаяся на окраины
России. В Туркмении молоканские селения были на персидской границе.
Михаил сам напросился в нашу экспедицию, сказав мне по секрету, что он очень страдает в своем молоканском селении из-за того, что его жена объявлена "богородицей", и потому какой-то молоканский проповедник, считавшийся у них "святым апостолом", жалует ее своим вниманием...
Экспедицию сопровождал еще пес Трезорка, долгое время живший у меня маленький белый фокстерьер, бежавший впереди, а иногда отдыхавший в пути, лежа между горбами вьючного верблюда, и усердно охранявший спящий караван по ночам, будя путников отчаянным лаем при чьем-либо приближении.
Хентингтон, вздыхавший в пути о "прекрасной Елене", всегда очень тщательно вел дневник в специальных тетрадях с копировальной бумагой. Копии записей он при первой возможности посылал в Бостон, своему отцу, так что потеря дневника в пути не была непоправимым несчастьем. Вернувшись в Америку, он опубликовал подробный отчет о нашем путешествии со множеством фотографий и чертежей в книге "Исследование Туркестана"*.
_______________
* Э л. Х е н т и н г т о н. Исследование Туркестана. Экспедиция
1903 г. Вашингтон, 1905 (на англ. языке).
Много лет спустя, в советскую эпоху, работая в московской Ленинской библиотеке, я встретил эту книгу, а также обнаружил другую работу Хентингтона - "Пульс Азии"; в приложении к ней были указаны все его научные работы, в том числе и "Исследование Туркестана" ("Соленые озера Персии"), и сообщалось, что Эльсворс Хентингтон - профессор естественной истории Гарвардского университета. Там же были приведены имена его жены (не Елены!) и семи детей.
Отец Хентингтона, известный бостонский пастор, воспитал сына своим верным последователем, и Эльсворс был высоконравственен и очень религиозен, никогда не расставался с Библией, напечатанной мелким шрифтом в одном томе карманного формата, и каждый день ее перечитывал.
Насколько я успел разгадать его характер, Хентингтон относился к русским, за редким исключением, презрительно, тщательно скрывая такое отношение под напускной вежливостью. По его убеждению, все русские были развратны, нечестны, безбожны, и потому дружить с ними не следовало.
Вообще мы, русские, были для него нацией "второго сорта", а "первоклассными людьми" являлись сперва американцы, а затем англичане. Достоинства русских Хентингтон предпочитал не замечать, говоря, что "русские - азиаты, обладающие всеми недостатками, характерными для азиатских народов".
Меня Эльсворс считал недостаточно и религиозным, и серьезным.
Его отношение к "азиатам" особенно проявлялось, когда он сердился. Тогда выдержка изменяла Хентингтону, и он начинал кричать, что "в Америке все лучше!", а всех "восточных" людей называл "хэмбог" (обманщик).
Для моих отношений с Хентингтоном характерен такой эпизод. Однажды, в середине пути, еще в Сеистане, когда выяснилось, что мои средства кончаются, а новых денежных поступлений в скором времени не будет, я объяснил это печальное обстоятельство Хентингтону и, так как мы продолжали делить все расходы пополам, спросил, как будем действовать дальше.