Страница 50 из 52
Он поразился совпадению: она думала вчера, а он сегодня, несколько часов назад; но признаться не решился, пожал плечами.
— И к какому же выводу вы пришли?
— Я согласна с теми, кто самым прекрасным считает любовь. Все, что есть в мире лучшее, создано благодаря любви. Значит, любовь и обладает самой большой силой.
Он молчал, догадываясь, что это только преамбула какого-то большого и важного разговора, отхлебнул кофе.
— Видите, какая я непостоянная, — продолжила грустно и иронично Вита. — Приехала сюда две недели назад с Батуровым… Поморочила ему и еще кое-кому головы и уезжаю. Так ведь вы думаете?
— Вы сами говорили, что приехали сюда ради дела, будущей книги.
— Знаете, говорят, если люди сидят за столом, они должны говорить друг другу «ты». Не возражаете?
— Предложение охотно принимаю, — согласился Веденин. — Но вы, вернее, ты чем-то расстроена?
Она пожала плечами.
— Как сказать… — Но по лицу еще заметнее пробежало темное облачко. — Я рада, что ты пришел, и очень рада, что мы встретились, познакомились.
— И все-таки, что случилось?
— Ничего. Просто я многое передумала. Зачем я приехала сюда? Написать книгу. И не только. Я взбалмошная, впечатлительная женщина. Когда познакомилась с Батуровым, он столько рассказывал о тебе, что захотелось увидеть… В жизни ты оказался еще интереснее. Даже когда ты пригрозил мне, что в двадцать четыре часа можешь выдворить из городка, я смотрела на тебя с восторгом. И решила: нет, не испытатели будут главными героями книги, а ты, изобретатель. Мой идеал — одержимый важным делом человек, волевой, умный, добрый…
— Я далек от твоего идеала, — вставил Веденин.
— Не надо с женщиной спорить. Мне лучше знать, — улыбнулась Вита. — Батуров — хороший товарищ, бесхитростный человек. Смогу ли я его полюбить, я не знала. Теперь знаю — нет. Сегодня я ему позвоню и скажу, что испытательный срок наша дружба не выдержала, в любовь не переросла, и я уезжаю. Он просил подождать хотя бы месяца три. Не могу больше. Догадываешься, почему?
Да, он догадывался. Чего хотел и боялся, боится и она. А как бы они были счастливы! После женитьбы ему даже мысли в голову не приходило, что встретится такая женщина, которую он сможет полюбить. Он завидовал Батурову, а оказывается, его надо жалеть. Да, такие женщины, как Вита, встречаются нечасто, еще реже — отвечают взаимностью. Так чего же тебе еще надо? Вот оно, счастье, бери и радуйся, наслаждайся. Вита права: любовь — самое прекрасное в жизни человека. А как он жил все эти годы? Не жил, работал, работал. Иногда ему не хотелось идти домой, потому что знал: его равнодушие доставляет Тае муки. Каждый раз, когда он возвращался, она встречала его такими влюбленными глазами, что заставляла страдать: на ласку надо было отвечать тем же, а он не мог кривить душой, целовал холодными губами либо в щеку, либо в лоб и проходил в рабочий кабинет, куда она в присутствии мужа не заходила, чтобы не мешать ему. Тая нисколько его не волновала, и это мучило, но он ничего не мог поделать с собой… А Вита — совсем другое…
— Я думал об этом. Да, Вита, ты из тех женщин, которых нельзя не любить. Но…
— Не надо, — перебила она. — Не продолжай, я знаю: дело, семья, Батуров. Поэтому я и решила уехать, пока мы не наделали глупостей. И все равно я благодарна судьбе, что она подарила мне прекрасные мгновения, заставила волноваться, разобраться в себе, в своих чувствах.
«ТРУС. ТЫ БОИШЬСЯ ВЕДЕНИНА»
Москва. 14 октября 1988 г.
Андрей услышал, как заверещал будильник — пора вставать на занятия, — но не в силах был не только поднять голову, пошевелить ею. «Уйти всегда легко, а вот вернуться…» — прозвучал в ушах сквозь шум и звон чей-то знакомый голос. Чей? Где и когда он слышал его?..
Ах как трещит голова! Гудит как пивной котел, по которому лупят со всех сторон чем-то тяжелым и тупым. И тело все разбитое, уставшее — спал плохо, мучили кошмары. Снова приснилось, что он прыгал с Игорем на установление мирового рекорда с высоты 15 тысяч метров с мгновенным раскрытием парашюта. Едва отделились от самолета, как их закружило, завертело, опутало по рукам и ногам стропами. Андрей потянулся к карману с ножом. Стропы не пускали, глубоко впились в тело. Он задыхался, сильно стучало сердце, не хватало воздуха. Хотел крикнуть: «Помогите!» — не мог, слова застревали в горле комом. И все-таки ему удалось дотянуться до спасательного ножа, раскрыл его и полоснул по опоясавшим стропам. Парашют распустился, однако купол пропускал воздух, как решето, и Андрей падал все быстрее и быстрее. А рядом кружил Игорь, выкрикивая: «Ты предал меня, ты предал нашу дружбу!» Андрей хотел возразить: «Неправда!» — спазмы сдавили горло.
Потом он увидел, как Игорь стал опережать его. Земля стремительно неслась навстречу, и до нее оставалось около сотни метров, а Игорь все не открывал парашют. Андрей хотел предупредить друга, крикнуть, и снова не смог.
Он проснулся от страха и в холодном поту… Болело сердце, гудела голова, мучила жажда. С трудом дотянулся до стола, где стоял графин с водою, налил стакан и, расплескивая по подушке, стал пить.
Немного полегчало, и он снова уснул. Даже не уснул, а задремал, как сон повторился…
Надо вставать. А надо ли? Зачем все это он затеял? Какой из него будет инженер, если он терпеть не может ключи и плоскогубцы, болты и гайки. Нет, не стоит мучить себя и других, надо заниматься тем, к чему лежит душа. Вернуться, упасть на колени перед Ведениным…
«Уйти всегда легко, а вот вернуться…» И он вспомнил, кто сказал! Лев Владимиров, заслуженный летчик-испытатель с фирмы Миля. К сожалению, тоже бывший. С ним Андрей случайно встретился в ресторане. Они, в сущности, были едва знакомы: еще в студенческие годы Андрей прыгал на соревнованиях на точность приземления, а Владимиров готовился на побитие мирового рекорда на Ми-4 с максимальным грузом и на максимальную высоту, — а обрадовались как старые приятели, не видевшиеся вечность.
Владимиров тоже забрел в ресторан один и тоже был расстроен. Когда выпили, он поведал Андрею свою не менее печальную историю.
Летал, испытывал новую технику. Дважды посылали его во Францию, в Ля Бурже, на мировую выставку авиационной техники, где он демонстрировал полеты на В-12, могучей и многообещающей винтокрылой машине. Два года назад назначили старшим группы летчиков-испытателей. А месяц назад и авторитет, и прежние заслуги — коту под хвост: подсидел друг Веня Сыроежкин, которого в свое время Владимиров с трудом протащил на фирму: очень уж подмоченная репутация была у прежнего сокурсника, за что и был уволен из военной авиации. Подсидел самым подлейшим образом: на фирме произошла поломка по вине летчика — нарушил инструкцию. Прибыла комиссия. Стали разбираться, беседовать с летчиками. И Веня такого наговорил, что у Владимирова глаза вошли во флюгер: какие ранее были происшествия, когда и с кем старший летчик выпивал, с кем и когда переспал. В общем, были и небыли, которые, конечно же, не украшали руководителя группы. А Вене это место очень нравилось — в начальниках, считал он, ходить всегда легче и почетнее.
Старшим летчиком Веню не назначили, но Владимирова сняли. Вот он и пришел залить обиду вином.
Андрей тоже поделился своим горем: сглупил, ушел из испытателей парашютов и катапульт по собственному желанию. И пообещал: «Но я все равно вернусь». Вот тогда-то Владимиров и сказал: «Уйти всегда легко, а вернуться…»
Неужели Веденин не возьмет?..
А как с учебой? Академия не колхоз, хочу работаю, хочу в город поеду, не так-то просто будет уйти…
Если бы Веденин простил, согласился взять… Написал бы в академию… Одно дело — сам просишь, совсем другое — организация, да еще такая авторитетная…
Он так размечтался, что забыл про боль в голове.
А пить он бросит. Можно сказать, уже бросил. Вчера не в счет: просто решил от простуды граммов сто пятьдесят принять. А тут Владимиров со своей обидой. Вот вместе и наклюкались. Зря, конечно. Обиду вином не зальешь. Левино дело, похоже, кончено, а Андрею можно еще начать все сначала. Надо сегодня же позвонить Веденину… Нет, вначале Вите. Как она отнесется к его решению? Посчитает несерьезным, мальчишеством? Должна понять — инженерное дело не его стихия и прошло время сидеть за партой… А вчерашнюю попойку придется скрыть — этого она не поймет. А для него вчерашняя встряска помогла окончательно определить свое кредо и принять верное решение; теперь ничто и никто не остановит его — он снова будет прыгать и испытывать парашюты и катапульты. А страх — его уже нет, и он готов хоть сегодня подняться на любую высоту.