Страница 2 из 6
Надя подняла голову. Прямо перед ней возвышался столб, поддерживающий свод палатки. В столб были вбиты гвозди и на них висели куртки, плащи, полевые сумки.
Раскладные парусиновые койки стояли тесно одна к одной по смешному растопырив тонкие деревянные ножки. На кой-ках лежали спальные мешки, где свернутые в рулон, где сложенные пополам, а где и разостланные, но аккуратно расправленные и застегнутые – чувствовалось, что палатка женская. И только койка, на которой сидела Надя, была неприятно голая – Надя еще не успела получить спальный мешок.
В палатку вошел человек и остановился, загородив свет. Это был парень среднего роста, остриженный наголо и одетый очень небрежно. Его мешковатые хлопчато-бумажные брюки были перепачканы мукой, а выцветшая майка-безрукавка не скрывала татуировки на груди – большого синего орла. Голова и плечи парня тоже были припорошены мукой и даже на кончике носа сидело смешное белое пятнышко.
– Вы Стрешнева? – безошибочно определил он.
– Я.
– Будем знакомы. Векшин Илья.
Он крепко тряхнул Надину руку и сказал:
– Меня Викентий Петрович к Вам послал. Пойдемте, получите спальный мешок, да, заодно, поможете мне. Завтра выезжаем, а еще почти ничего не получено. «Спальный мешок – это человек!» – добавил он непонятное…
Вторжение Векшина в ее мысли было столь неожиданно и бесцеремонно, что Настя даже оторопела. Она смотрела на него, не зная, что ответить. Лишь мгновенно проскользнула в сознании одна мысль: «Значит, Инокентьев не забыл ее. Распорядился».
Илья не понял ее молчания. Он решил, что пауза относится к его костюму.
– Вы не смотрите на меня, – сказал он. – Я, когда выезжаю в поле, всякую связь с цивилизацией порываю. Галстук «по боку», костюм тоже. Люблю старое донашивать… Одеваю вот эту хламиду – он хлопнул себя по брюкам, брею голову…
Надя вспомнила бородатых парней, ходивших по двору, и улыбнулась.
– А бороду не отпускаете?
– Нет, бороду не отпускаю…
Илья говорил весело и бесцеремонно, и Надя смотрела на него и не могла поверить, что он говорит правду. Ей, молоденькой девушке, студентке четвертого курса все женатые люди казались стариками, казались категорией людей, до которой Наде так далеко, как до звезд, до луны. А Илья не укладывался в это представление. Он был молодой, веселый, общительный… и женатый! Сомневаться в правдивости его слов, пожалуй, не приходилось, и все же Надя спросила:
– А Вы женаты?
– Факт, женат. И даже имею сына. Показать?
Не дожидаясь, пока Надя выразит согласие, Илья тут же полез в полевую сумку и, среди всяких накладных и всяких бумажек, вытащил конверт, а из него фотографию.
– Во, парень! Гвардеец.
На карточке был заснят бутуз в возрасте около годика. Он стоял, смешно растопырив ручки и было видно, что ходить он научился только-только.
Надя, улыбаясь, рассматривала фотографию, потом посмотрела на Илью. Человек этот был новым для нее, неожиданным и интересным. И главное, она чувствовала, что может понять его, узнать поближе. Он был весь как на свету: ни малейшей тени, ни утайки – подходи и бери, что тебе надо. Только будь так же честен и открыт, как он.
В палатку вошла молодая женщина, взглянула через плечо Ильи и засмеялась.
– Уже хвастаешься?
– Ну и хвастаюсь, – сказал Илья, пряча фотографию. – Заводи такого, тоже будешь хвастаться.
Женщина пропустила мимо замечание Ильи и сказала явно поддразнивая его.
– Все равно ты его не любишь.
– Еще как люблю.
– Любишь, а уезжаешь на полгода?
– Все равно люблю, – убежденно сказал Илья и вдруг улыбнулся. – А ты-то своего мужа любишь? Тоже уезжаешь на полгода.
– Ну, мы другое дело, – сказала она. – Я его люблю, он меня…
– И они меня любят, – сказал Илья.
– Да кто тебя полюбит такого чумазого? Дай-ка я за тобой поухаживаю.
Она вынула тонкий батистовый платочек и аккуратно, как маленькому, вытерла ему нос.
Илья покорно позволил произвести над собой эту операцию, потом познакомил их:
– Маша, это наш новый коллектор – Стрешнева. А это – оборатился он к Наде, представляя ей ту, которую только что назвал Машей, Мария Михайловна Новикова, наш геолог.
– Зовите меня просто Машей, – сказала Новикова, задорно тряхнув головой. – Меня все так зовут.
Маша была худенькая женщина лет двадцати семи, невысокого роста, подвижная и экспансивная. Она понравилась Наде с первого взгляда. Понравилось сочетание простоты и изящества, – Маша была в черных сатиновых шароварах и шелковой блузке под «ковбойку», – понравились простота и непринужденность в обращении, даже как она поддразнивала Илью и то понравилось Наде.
– Как хорошо, что ты в нашей партии, – сказала она. – А то я уже боялась, что у нас все мужчины.
Маша улыбнулась.
– Чего же их бояться? Вот, скажем, Илья. Он совсем не страшный.
– Да, а Викентий Петрович?
– Тю! – воскликнул Илья. – да я против Викентия Петровича все равно, что ноль без палочки. Викентий Петрович – голова! Радоваться надо, что к нему в партию попали. У нас тут многие хотели бы с ним поехать.
– Не слушайте его, – сказала Маша. – Викентий Петрович, конечно, интересный и знающий геолог, но Илья, как и во всем, преувеличивает.
– Ха, преувеличиваю! А саму, когда спросили, с кем она хочет поехать, сказала: «К Инокентьеву».
Илья так хорошо скопировал интонацию Маши, что все невольно рассмеялись.
– Ладно, – сказала Маша, – а ты чего к Наде прицепился. Тебя имущество там ждет.
– Я за этим и пришел. Меня Викентий Петрович к ней послал…
– За имуществом?
– Не за имуществом, а за ней. Чтобы мешок спальный себе выбрала, да и помогла мне…
– Иди, иди, сам справишься.
– А мешок?
– После получит. Да иди ты, – прикрикнула она. – Дай нам немного посплетничать…
Когда Илья ушел, Надя спросила Машу:
– Вы давно его знаете?
– Илью? – Маша скорчила веселую гримасу. – Недели три.
– Вот как? И Вы так… запросто.
Надя даже руками повертела не находя нужного слова.
– А что же мне ему реверансы делать? Нам весь сезон надо прожить и проработать. И лучше в дружбе, чем в ссоре. А чтобы подружиться с человеком достаточно одного дня. В поле люди всегда становятся проще и доступней. И веселей, – подумав, добавила Маша.
Надя сомнительно покачала головой.
– Нет, я так сразу не могу.
– Бывает, что у человека и червоточинка какая обнаружится, так ведь все мы не идеальны. Да и это сразу видно. А если человек не симпатичный, его хоть год разглядывай, все равно он симпатичней не станет. Да и времени нет его разглядывать. Работа, вот она, с первого дня начинается.
Во взглядах Машеньки на человеческие отношения была та же бесцеремонность, что и в поведении Ильи и Надя почувствовала это, хотя и не уловила полного сходства. Бесцеремонность эта еще была чужда ей и Надя в смущении повторила:
– Нет, я все-таки так быстро не могу.
Маша улыбнулась.
– Поживете – научитесь.
– А что Викентий Петрович, очень строгий?
Интерес Нади к Викентию Петровичу был законным: он был начальником партии, с которым, по выражению самой же Машеньки, предстояло проработать весь сезон. Но только Надя личным наблюдениям предпочитала вопросы.
Машенька ответила неопределенно:
– Человек, не строгий к себе, не может быть строгим к другим.
Надя не поняла ее.
– А что, он разве к себе не строг?
– Я не сказала этого. Я сказала вообще.
Надя не заметила, что Маша уклонилась от ответа.
– Мне он показался строгим, – призналась она.
– Это только показалось, – поспешила заверить ее Машенька, но тут же добавила, – правда, Викентий Петрович не любит нерадивых. С ними он не только строг – беспощаден.
– Я буду стараться, – сказала Надя и, помимо воли, это получилось у нее жалобно.
Машенька засмеялась.
– Ну, мы вас в обиду не дадим. Вы не смотрите, что я маленькая. Меня тут все боятся. Да и Илья парень зубастый, хотя и обритый наголо.