Вспышки

Она родилась в 1933 году в Ленинграде, прожила войну и блокаду, все эти страшные девятьсот дней в Ленинграде, помогала тушить песком фугасные бомбы. Как-то один раз в преддверии девятого мая я у нее решил узнать более подробно о блокадном детстве. Люди, пережившие этот ужас и страх, не очень охотно рассказывают о том времени. Но мне это было действительно интересно узнать из первых уст и от живых свидетелей того ада на земле. Учась уже в школе в пятом классе, я написал сочинение по литературе, по воспоминаниям того, что услышал от моей бабушки. Моя работа получилась, без преувеличения, выше всяческих похвал, и сочинение отправили на выставку. В 2013 году бабушки не стало, она уходила быстро и трагично, похудев практически на 30 кг за месяц – это была одна из разновидностей рака крови. Препараты и лечение не давали должных результатов: сказывались возраст и не очень хорошее состояние здоровья. Перед последней круглой датой, а точнее, юбилеем, я, мой папа и бабушка втроём скромно выпили по рюмке коньяка, таким образом отметив восемьдесят лет. Через десять дней её не стало. Ещё одним моим школьным достижением было участие в олимпиаде по природоведению, где я не занял никакого призового места, но сам факт участия запомнился.

Восьмидесятые… Что можно сказать? После горбачёвской перестройки и гласности всё начало вести к распаду СССР, война в Афганистане шла полным ходом и завершилась лишь в 1989 году. Но двумя годами ранее моего отца забирают на сборы в армию, хотя на тот момент он уже отслужил в ракетных войсках в Карпатах. Но всё равно, страх и неуверенность всё же были – лишь бы не на войну. Всё в итоге обошлось.

Ещё одно из ярких воспоминаний – это наша дача, а точнее, участок на 103-м километре, по московскому направлению, на границе с новгородской областью. Участок в шесть соток, лес и болото. Чтобы туда добраться, нужно идти пешком несколько километров от шоссе по бездорожью. Я помню, как огромные пни, оставшиеся от раскорчёвки участка, мои дедушка и папа связывали тросами и с помощью лебедки выковыривали эти гигантские деревяхи с корневищами, похожими на паутину. Облагородив участок, начали строить дом, что заняло достаточно много времени. Если сам сруб и крышу нам помогала строить бригада наёмных рабочих, то позже всё достраивал мой отец практически в одиночку – лишь, когда я уже сильно подрос, то стал помогать ему. Да и стройка проходила только весной и летом, потому что зимой было ничего не сделать.

В 1988 году приходят печальные известия: умирает мой дедушка по отцовской линии. Сердечный приступ, инфаркт и мгновенная смерть. Спустя почти тридцать лет ночью от обширного инсульта умрёт мой отец. Один и тот же возраст, одни и те же обстоятельства, одна и та же судьба: не дожить неделю до своего дня рождения – рок вновь повторил злую шутку с нашей семьёй.

Возвращаясь к дачной теме – позже мы стали ездить на электричке на нашу «фазенду», из-за того, что автомобиль был разбит и пришёл негодность после очень крупной аварии, которая произошла с моим отцом. В автомобиль, в котором он был за рулем, врезались сразу две машины, что очень сильно пошатнуло здоровье отца. Было сломано несколько рёбер, разорваны сухожилия на левой руке. Если рёбра позже срослись, то с рукой остались необратимые потери в здоровье – до конца своей жизни отец не чувствовал трёх пальцев на левой руке и не мог их до конца сгибать.

После аварии у нас ещё долго не было своего автомобиля – вплоть до середины девяностых годов. А пока приходилось идти пешком от станции до дачи порядка семи километров, через лес и грунтовые дороги, и мне было тогда около шести лет. Самое главное, что меня сейчас поражает – я не капризничал и не устраивал истерик и шёл вместе со всеми. И ещё несколько слов о советском автопроме: у нашей семьи в то время была тринадцатая модель «Жигулей», и эта копия итальянского «Фиата» по тем временам была достаточно престижной. «Волги» тех времен – это аналоги современных «Мерседесов» представительского класса. Для тех, кто победнее, автопром предлагал «Москвича» или «Запорожец». Ну, а для любителей более экстремальной езды был «УАЗ»

Ещё одним из самых важных событий 1988 года стало рождение моего брата Николая, которого назвали в честь деда по отцовской линии. Дедушка не дожил всего несколько месяцев до рождения второго внука, ну, а осенью всё того же года, я пошел в школу – первый раз в первый класс. Наша школа, как я писал выше, находилась прямо во дворе, и все мои знакомые и друзья по детскому садику тоже пошли вместе со мной в первый класс. С парочкой ребят я поддерживаю отношения до сих пор. Ещё одним из важных и интересных моментов было то, что некоторые учителя, например, по истории и рисованию, преподавали ещё моему отцу, который тоже учился в этой школе. Можете себе представить, сколько им было лет и какой закалки они были. Буквально совсем недавно, весной 2018 года, я встретил нашего учителя физкультуры, Георгия Ивановича.

Летом мы частенько на все каникулы и отпуск родителей ездили на малую родину моей мамы, в деревню в Ярославской области. Чудесный, живописный край на берегу Рыбинского водохранилища – курорт. Солнце, вода, парное молоко, да и просто хорошая погода – что еще нужно растущему организму? Помню, как мы с отцом поехали в город Углич, что тоже находится в Ярославской области, катались на лодке по озеру, где на водной глади красовались большие лилии.

В деревне у меня было два приятеля: это Серёга Свинороев (не правда ли очень необычная фамилия?) и Александр Шурыгин. Сергей был отвязным хулиганом и баламутом, но очень умным парнем – постоянно что-то конструировал и изобретал. Вместе с Александром они были, не разлей вода, да и как не быть, когда в самой деревне, откуда родом моя мама молодёжи практически не было, все разъехались по городам и весям в поиске лучшей жизни. Деревня оживала только летом, когда все приезжали погостить к своим дальним родственникам. В начале двухтысячных годов я узнал от своей двоюродной сестры, которая вместе училась в одном классе с Сергеем, что тот попал в автомобильную катастрофу и погиб. Что стало с Александром, мне неизвестно.

Ещё всплывает в памяти один эпизод, связанный с летом в деревне – это когда я играл в так называемые «ножички». Для тех, кто не знает, поясню. Это когда ты берёшь ножик и кидаешь его в землю так, чтобы тот с первого раза воткнулся. На дворе было лето, да и заняться было нечем, и, коротая время, я иногда играл в эту игру. Ну, и на свою беду, доигрался – воткнул себе ножик в большой палец ноги, так как играл босиком. Крови было на удивление мало, и рана достаточно быстро зажила.

Ну и, конечно же, стоит ещё упомянуть о нашей поездке на машине к родственникам в Таллинн. Это тоже очень сильно отложилось в памяти – саму дорогу я не очень помню, а вот старый город и смотровую площадку я запомнил надолго. Несмотря на то, что Эстония тогда входила в состав СССР, это всё равно была совсем другая страна: одежда, манера разговаривать, еда, да и многие другие факторы, которые различались даже в больших столицах, таких, как Ленинград и Москва, не говоря уже о провинции. Это был другой, красочный мир и глоток свежего воздуха для нас.

И, собственно, о школе: наверное, это было сродни шоку. Когда всё в первый раз, много людей, непонятные учителя пытаются тебе что-то донести – настоящий стресс. Я, если честно, практически не помню, как учился с первый по третий класс. В моей памяти сразу всплывает только четвертый, когда мы учились во вторую смену и приходили на занятия к часу дня. Перед школой я смотрел разные фильмы на видеомагнитофоне: трилогию «Индиана Джонс», «Универсальный солдат», «Монашки в бегах» и другие. И, конечно, запомнилась школьная форма, одинаковая для всех, чтобы никто не выделялся своей индивидуальностью. Хотя я уже тогда на свой школьный пиджак навешивал разные значки и булавки, что-то писал шариковой ручкой на портфеле, который терпеть не мог, поэтому позже заменил его на рюкзак, с которым ходил вплоть до техникума. Кроме того, в школе я посещал группу продлённого дня – это когда после занятий, ты остаешься в школе в специальном классе и ждешь, когда родители придут и заберут тебя. Всё то же самое, что в детском саду.