Пепел Вавилона

Через несколько секунд, получив в ответ грязное ругательство, Марко хихикнул пережатым горлом.

Последняя передышка перед боем выдалась четыре часа назад: тормозную тягу на пятнадцать минут сбросили до трети g, дав людям время поесть и посетить гальюны. Более длительная задержка потребовала бы большей перегрузки сейчас, а они и так шли на пределе выносливости. Но военная история Земли пестрела победами после форсированных маршей. Земле с Марсом оставалось только глазеть, припав глазами к телескопам, и рвать на себе волосы. Земле с Марсом и Медине тоже.

А на Медине — Наоми с ее гребаным дружком–землянином. Холден пошел по стопам Фреда Джонсона, изображая героя–покровителя бедных беспомощных астеров. После его смерти никто не скажет, что Пояс нуждается в спасении от самодовольных, шибко просвещенных землян, и попробовали бы сказать! А Наоми…

Марко еще не решил, что делать с Наоми. Она оставалась для него загадкой. Сильна там, где он ожидал встретить слабость, и слаба в том, в чем должна бы быть сильной. Она как будто родилась вывернутой наизнанку.

Но что–то в ней цепляло. Даже спустя столько лет было в ней что–то, что звало укротить и приручить. Она дважды выскальзывала у него из рук. В любом случае третьего раза не будет. Марко заполучит ее, а Филип тогда возвратится сам. Не о чем беспокоиться.

Узнав, что Филип не вернулся к отлету с Каллисто, Марко не удивился. Мальчишка не первую неделю как отбился от рук. Это нормально. Даже запоздало. Марко, когда стал испытывать власть Рокку, был намного младше. Рокку велел ему прибыть к отлету, а Марко нарочно опоздал и явился к пустому причалу. Пришлось семь месяцев перебиваться на Палладе до возвращения корабля. Капитан встретил его в доках и избил в кровь, но позволил вернуться. Если Филипу требовался такой же опыт — пусть его.

Нет, Марко не собирался избивать сына. Лучше он посмеется и взъерошит мальчику волосы. Унижение всегда действеннее насилия. Избив человека — даже до смерти, — ты показываешь, что принимаешь его всерьез, как взрослого. Хотя, оглядываясь назад, Филип нарывался еще с тех пор, как пристрелил койо–безопасника на Церере. И, господи, как болят челюсти.

Марко шевельнул пальцем, вывел на экран таймер. До врат кольца оставались минуты. «Пелла» с каждой секундой теряла разгон — надо было удостовериться, что, влетев в кольцо, они не попадут в ловушку. Холден наверняка ждет. Следит за пламенем их дюз. Они еще далеко, на безопасном расстоянии. Сейчас, даже выстрели Холден из рельсовой, у «Пеллы» будет время уклониться. Но эта безопасность ненадолго. Придавленное сердце забилось чуть быстрее. Стиснутые губы дернулись в слабой улыбке.

Лишения — родной дом воина ныне, как и прежде. Марко убеждал себя, что готов к ним. Рад им. И все же лучше бы это скорее кончилось.

Он отдал приказ всему соединению, собрал всех так тесно, что огни дюз перекрылись, пряча корабли за огромным облаком энергии. Вместе с наведенными кольцом помехами оно ослепит Холдена. Во всяком случае, Марко на это надеялся. В худшем случае Холден подстрелит два или три его корабля до прохождения через кольцо. А когда они подберутся достаточно близко, чтобы взять «Росинант» на прицел, подбить его будет проще простого. Нет, уничтожать не стоит, разве что случайно. Куда лучше привести прославленный корабль Холдена на цепочке, в составе обновленного Свободного флота. Санджрани с Доузом — и прочим — только этого и не хватает. Секрет лидерства в том, чтобы выглядеть как надо. В чувстве стиля.

Пятнадцать минут. Сейчас на него смотрят миллиарды глаз. Каждое движение «Пеллы» и остальных четырнадцати со скоростью полета фотонов попадает на каждый новостной канал, на каждый ручной терминал и монитор в системе. Осталось пятнадцать минут до крутого поворота истории. Четырнадцать.

Он проверил общий вектор. Вступая на вражескую территорию, важно не сбиться слишком тесно, иначе удачный выстрел Холдена может подбить несколько кораблей разом, — и не растянуться, давая ему время для второго выстрела. Они шли как надо. Все будет хорошо.

Марко пожалел, что не додумался вести запись для эфира. Момент был идеальным. Даже лучше, чем его первый призыв к оружию. Он заботился обо всех астерах: тех, что встали за Свободный флот, и тех, что трусливо уклонились, и даже о тех изменниках АВП, что с оружием в руках поддержали Па во вред собственным интересам. Наверняка все они им гордятся. До него все они были рабами, хоть и назывались иначе, а теперь они сила, равная и превосходящая самые могущественные из порожденных человечеством держав. Могут ли они не трепетать при этой мысли? Не испытать восторга?

Кольцо уже видно было без увеличения. Широкое, как станция Церера, и все же крошечное в великой тьме, в которой само Солнце представлялось лишь особенно яркой звездой. Перед проходом его корабли начнут маневр уклонения. Поменяют места в строю, как наперстки на столике портового жулика. Марко вновь проверил векторы, отбил сердитую команду отставшему кораблю. Кольцо медленно вырастало. Он добавил увеличение и искусственные цвета. Материал, составлявший кольцо, до сих пор отбивал атаки лучших умов человечества. Конечно, на самом деле Марко его не видел. Монитор отфильтровывал из изображения сияние дюзового выхлопа. На самом деле корабль падал в кольцо хвостом вперед, лицом к слабому, незначительному Солнцу. Амортизатор поддерживал тело, словно Марко лежал на ладони Бога.

На мониторе появилось сообщение Карала: «ПРОВЕРКА ВСЕХ СИСТЕМ, БОНА КАСАДА».

Марко ответил — не одному Каралу, а всей команде «Пеллы»: «ДОБРОЙ ОХОТЫ».

Пять минут до прохождения кольца и начала битвы за Медину. Короткий, решительный, жестокий бой придаст Свободному флоту новый смысл. Марко напряжением воли подгонял корабли, толкал их вперед усилием мысли. Чуял победу. Ощущал ее в крови. Минуты тянулись, как часы, и все же пролетали слишком быстро. Две минуты. Одна.

Еще одно сообщение от Карала: «ВИР ХАТ ШАНС».

Рядом с сообщением висел на экране отфильтрованный корабельной системой вид сквозь кольцо. Крошечная голубая точка там, где раньше стояли рельсовые пушки, а рядом, почти невидимый, тусклый проблеск в темноте — зависший в невесомости корабль. «Росинант».

Марко ощутил, как его сознание сходится к этой крошечной серой точке. Наоми. Эта точка была Наоми. Она сбежала от него на край Солнечной системы, а он — вот он. Он мысленно видел ее лицо. Пустой взгляд, которым она прикрывалась, пытаясь сдержать чувства. Ухмылка была болезненной. Все тело болело. Но эта точка извиняла все. Если…

Что–то случилось с монитором. В первый момент ему показалось, что изображение стало зернистым, упало разрешение. Нет, случилось иное. Размер остался прежним, но теперь Марко видел, как оно устроено. Видел не «Росинант», а фотоны, летящие с плоскости возбужденного электронами пластика. Полимерные цепи освещались, темнели и освещались снова. Это было как видеть на полотне женское тело, а потом вдруг различить составляющие его мазки краски. Наоми во всем этом не было.

Вскрикнув, он ощутил волны давления, пробегающие по гортани. Скопления молекул, составлявшие его пальцы, зашлепали по другим скоплениям — панели управления. Марко набирал приказ открыть огонь, убить, пока еще есть шанс, но во вспышках фотонов, брызгавших с экрана, не различал букв. Слишком много подробностей.

Он уже не различал, где воздух переходит в покрытие амортизатора. Он с незапамятной юности помнил, что в атомах больше пустоты, чем материи, и что на низших уровнях все, состоящее из атомов, может пропадать из реальности и появляться снова. Но видел он это впервые. Никогда еще он не ощущал себя облачком энергии. Вибрацией несуществующей гитарной струны.

Сквозь облако к нему метнулось что–то темное.

Для «Росинанта» врата пылали яркими тормозным огнями, негативным образом глаза: черная звездчатая радужка и раскаленный добела пылающий зрачок. Таймер показал «ноль». Свет усилился. А потом мигнул и погас.