Страница 97 из 136
А когда он накрыл моей рукой член Амора и легонько сжал ее сверху – у меня на миг потемнело в глазах и закончилось дыхание. Пусть эти двое и потомки богов, но демоны они еще те – да разве ж можно творить такое с женщиной?… Амор вздрогнул, застонал сквозь зубы, одновременно – беспомощный и способный на все. Мой. Действительно мой. Наши глаза с Альдаром встретились, и я уловила в них всего одну мысль: «Ни о чем не беспокойся – я за вами присмотрю».
Амор в меня не вошел – он ринулся в меня, как самоубийца в бездну. Весь. Целиком. Упал и замер, насквозь пронзив молнией удовольствия. Я инстинктивно сжалась вокруг него – невыразимо сладко для нас обоих… И эта сладость сполна отразилась в его сумасшедших, колдовских глазах: «Сладко… как же сладко в тебе»… Ответная мысль рванулась, как птица в небо: «Хочу тебя… хочу всего… хочу так – как это нужно тебе»…
…В этом не было ни принадлежности, ни обладания – мы оказались с ним равны в своем сумасшествии. Это был даже не секс – это была потребность, восставшая из мертвых, из самых глубин, с какого-то первичного уровня. Потребность, которая возникла раньше, чем желание есть, пить и жить, возникла – до всего… Бездумно и безоглядно мы вжимались, вламывались друг в друга так, словно хотели просочиться под кожу… Захлебываясь, задыхаясь, мы цеплялись, мы хватались друг за друга, как – утопающие за соломинку… Мы взламывали все пароли и отменяли все границы – как будто в том, другом, находится важная, недостающая часть тебя. Часть – без которой тебя нет, и не будет. И дотянуться до нее, соединиться с ней – вопрос жизни и смерти… По сравнению с этим даже невероятная сила альфара отошла на второй план – как что-то несущественное. И когда я вслепую нашарила в нем то, что искала, а он – во мне, мир не выдержал, сдался, взорвался ослепительным фейерверком, и потом оказалось – он умер. Чтобы родиться заново – уже нашим…
А после того, как мы с Амором пришли в себя, меня ждало очередное потрясение. Любовь – безграничная, всемогущая, вездесущая, была во всем: в его глазах, губах, каждой черточке, сердцебиении, дыхании. Она слепила лучами, рвалась наружу, выплескивалась через край, пока я не начала задыхаться от нее – в себе…
В следующий момент собственный голос показался мне чужим, настолько осипшим он был – неужели кричала так, что сорвала?
- Знаешь, что означает твое имя на одном из языков Земли?
- И что же? – улыбнулась любовь, словно обняла.
- Оно означает – любовь…
Любовь лизнула меня в кончик носа, на секунду остановив сердце:
- Ну… судя по тому, что творится у меня внутри – имя это мне вполне подходит. А я тут кое-что еще про себя узнал, сладкая. Оказывается – я лгал другим женщинам, до тебя.
- И в чем же ты им лгал?
- Я лгал, когда говорил им: я – твой.
Ну, да, лгал, потому что ты – мой. И вовсе не из-за того, что мне так хочется – просто это данность какая-то…
- Я тоже кое-что узнала. Узнала сейчас не понаслышке – что такое страсть Сатаны. А про себя узнала, что я безбашенная ведьма – вполне этому Сатане под стать…
- И кто такой этот Са-та-на?
- Не важно, забудь…
Вот как объяснить жителю мира, в котором нет таких понятий, как добро и зло, кто такой Сатана? Альфаиру были знакомы понятия вреда и блага, а что касается добра и зла – ни в одном из местных языков и слов-то этих не было. Скажете – это плохо? Не знаю – не уверена.
Амор повернул голову в сторону лежащего на боку Альдара:
- Теперь твоя очередь, Владыка – снимать меня с нее.
Альдар смотрел на нас совершено шальными, затягивающими, словно омуты, глазами. А учитывая, что в предрассветных сумерках они еще и светились…
- И не подумаю – мне слишком нравится то, что я вижу… А знаете, что больше всего удивляет меня? Что я жив до сих пор. Был такой момент, когда мне показалось: еще немного – и меня разорвет на куски от этой вашей страсти…
И вдруг я заметила, что тело Альдара едва ли не до подбородка покрывают перламутровые капельки семени. Ничего себе – отдача. И после такого – ему еще чего-то хочется?… Совершенно неосознанно протянула руку, подцепила пальцем одну из этих капелек и слизнула языком. М-м-м… как вкусно! На какой-то сливочный йогурт похоже. Как бы это не стало моим любимым блюдом…
В глазах Амора надо мной сияла улыбка:
«Я же тебе говорил, что он вкусный».
Я подцепила еще одну капельку, отправила на язык и приоткрыла рот, приглашая Амора присоединиться к этому пиршеству. Он вздрогнул всем телом и с тихим рыком припал к моим губам… А когда мы с ним разорвали поцелуй, глаза Альдара уже не были шальными – в них бушевала стихия. Стихия – без начала и конца, от мощи которой вышибало дух… В его же тихом голосе звучало что-то невероятное, чуть ли не змеиное:
- Вы ш-ш-то такое вытворяете, мои дорогие-е-е?
Самым удивительным было то, что ни эта стихия, ни змеиные нотки в голосе меня совершенно не испугали. На какое-то мгновение замерло все: дыхание, сердцебиение, кровь в венах, мир этот наш новорожденный… и первой ожила в моей пустой голове мысль – вот Оно. Мое. Воистину – Мое. Я смотрела Альдару в глаза и откуда-то знала: мне не придется ломиться к нему под кожу, чтобы найти в нем еще одну часть себя. Потому что он весь – эта часть. А точнее, это я – Его часть. Недостающая часть бытия…
На теле у него уже не было следов семени – видимо, он их развеял, пока мы с Амором пробовали его на вкус. Моя рука словно зажила собственной жизнью –заскользила по этому совершенному телу: шее, ключице, плечу, атласной коже груди с напрягшимся соском, едва различимым кубикам пресса, пока не сомкнулась на самой моей любимой его части. Горячей, твердой, шелковистой. И от того, что делала собственная рука, внутри почему-то разгоралось первобытное, ненасытное, не знающее преград пламя…
Амор глухо застонал, напрягся и, скрипнув зубами, скатился с меня – на другую сторону. Ощущение от нашего с ним разрыва тоже было неприятным, но все же, не таким болезненным, как в первый раз. Я продолжала ласкать Альдара рукой, заворожено ловя короткие вспышки молний в бушующей стихии его глаз и медленно превращаясь в пытающий факел изнутри. И тут пришло знание – последнее знание. Если он сейчас, сию минуту, в меня не войдет – я умру. Умру без этого – сгорю заживо. А если войдет – тоже умру. Умру – от этого… Выбор, в общем-то, невеликий, больше похожий на капкан, но выбор ли это – для меня?…
И вдруг… я выпала куда-то из реальности. Это был не сон, и не явь – где-то между. А потом появился голос – тот самый голос за кадром из моих снов, не женский и не мужской…
«Остановись, дитя! Близость сейчас вас погубит – и тебя, и его. И не потому, что он тот, кто он есть. А потому что вы с ним – суть одно и то же. Не станет тебя, не станет его – вы станете чем-то одним. И то, что получится – не будет чем-то нормальным».
«Какая разница, если выхода все равно нет?»
«Он есть. Тебе нужно сейчас принять их обоих – двоих сразу. Третий не даст вам пропасть, не даст раствориться друг в друге».
Кажется, до меня начало что-то такое доходить.
«Нас поэтому трое?»
«И поэтому – тоже. Но не только. Изначальной любви слишком много – слишком много для двоих. Что же касается троих… Когда любящих трое, каждый раз – словно первый. Это значит, что трое – равны бесконечности. Математика простая, дитя».
«Но почему так – почему двое мужчин и одна женщина? Почему не наоборот?»
«По той же причине, по которой нельзя посадить одно семя на двух полях».
«И мы что же, обречены всегда … быть втроем?»
«Нет. Потом – вы сможете быть… как угодно. Если, конечно, захотите что-то менять – в самом совершенстве»…
В реальность меня выдернуло как-то резко, рывком, чуть ли не за шкирку. Тихо, тихо, крыша моя – я тебя держу. Ну, подумаешь, померещилось что-то непонятное – с кем не бывает? Вот только проверять – померещилось или нет, почему-то совершенно не хотелось. От слова – совсем. Одно было хорошо – безудержный пожар внутри догорел до стадии тлеющих углей, хоть шашлыки жарь. Блин, и что за хрень лезет в голову? Раньше я считала, что даже сифилис – это слишком большая плата за удовольствие. Но то, что свалилось на нас Альдаром – вообще, ни в какие ворота не лезло. Нет слов – одни междометия, полный беспредел, наглый произвол… В следующий момент руки Альдара мягко привлекли меня к нему на грудь: