Альбинос

- Вот в таком ключе! - говорил Марат. Он как никто другой подходил к санаторной жизни своей полнокровной корпуленцией, бессмысленной жизнерадостностью, высокопарной бездеятельностью своей натуры. Кварц он называл "Под солнцем Мексики", стоя под горячим душем, распевал: "Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех" - и ранним утром ходил по коридору, стучал во все комнаты: "Аврора! Вставайте на поток взвешивания". Переимчив он был, как скворец, и любознателен удивительно. В санаторий приехала интеллигентная седая дама - доктор биологических наук. Через час Марат отвел меня в сторону и шепотом, давясь от смеха, рассказал, что черепахи сходятся на трое суток.

- Вот это да! Сизифов труд. - Он никак не мог успокоиться. Вечером он сообщил мне, что предельный возраст льва 35 лет.

- Лев не идиот, знает, когда скинуть копытца. А одноклеточные организмы - кошмар! - практически бессмертны, разделились на две клетки, и уже новый паспорт. Прохиндеи! Он рассуждал о животном царстве, как о публичном доме.

- Побаловалась день, и хватит, - сказал он про бабочку. - Безнадежна! В санатории обитал в то время крохотный, допотопный старичок эллинист, с седыми, до плеч, волосами и жадно постными глазами, устремленными в неведомую дал". Марат пытался выжать из него сведения, какие отношения были у Венеры с Марсом: они жили или не жили? Утром после зарядки с гантелями он кричал с балкона на балкон:

- По сравнению с вами, профессор, я варвар.

- Молодой человек, вам до варварства тысяча лет.

- Десять с фунтиком! - отвечал Марат. - Снимаю перед вами шляпу, профессор, вы виртуоз. А скажите, какие отношения был" у Фаэтона с Юноной, они жили или не жили? К концу срока Марат получил телеграмму: "Множество лет счастья тебе желаем Эдем земной и море наслаждений". Внизу от телеграфистки стояло: "Эдем, верно?" Так узнали, что у Марата день рождения. Вечером на санаторском микроавтобусе поехали в знаменитый кавказский ресторан, тем более что в столовой висело объявление: "Сегодня ужина не будет, будет лекция о долголетии". По дороге наскочили на автомобильную аварию - в кювете лежал "Москвичок", хозяин растерянно стоял на шоссе. Шофер хотел остановиться, но Марат авторитетно сказал:

--Меня не интересуют неудачники, я подсчитываю людей, которые преуспевают. И автобус легко покатил дальше. Мест, как обычно, в ресотране не было, но Марат куда-то исчез, и вскоре официанты стали под его руководством приносить соломенные стулья и устанавливать в саду под китайскими фонариками. Кто-то из пришедших ранее запротестовал. Марат сказал ему:

- Тише, тише, вы измеряли давление? В это время прибежал метр, стал раскланиваться. Марат равнодушно протянул ему руку.

- Сделайте там шампанское и "табака". Скоро целая делегация белых официантов во главе с черным метром стали приносить вулканические блюда "табака" в кратерах из зелени. Поднялся пиршественный гам. Все потянулись чокаться с Маратом. И, гладя на эту сияющую во главе стола роскошную, словно обесцвеченную в растворе физиономию, странно было слышать, что все его, как мальчика, окликали - Марат, и как-то даже забывалось, что это фамилия великого французского революционера. Марат поднял бокал.

- За тех, кто в море, на вахте и гауптвахте! Интеллектуальная девица, за которой он в последнее время красиво ухаживая и которой было немного стыдно за него, игриво сказала:

- Ах, боюсь, с меня будут снимать оттиски пальцев. Шепотом ей разъяснили:

- С вас будут снимать оттиски е г о пальцев. Много лет после этого я не видел Марата, и вдруг в метро кто-то рядом громко произнес:

- С категорическим приветом! Из суетливой городской толпы отделился Марат. Был он в шубе с бобровым воротником, боярской шапке с бархатным лиловым верхом, какую носили академики, архиереи, лауреаты живописи и разбогатевшие молодые пробойныее поэты, с толстой самшитовой палкой с серебряным набалдашником, придававшей ему особую вальяжность.

- В вашем лице я приветствую ваши щеки, - сказал он придурковатым голосом.

- Как здоровье, Марат?

- Вскрытие покажет, - и он громко захохотал, рот его был избит золотом, как ломбард. Ни о чем не спрашивая, Марат бесцеремонно вынул; у меня изо рта трубку и прочитал на ней: "Главтабак".

- Как пишут в газетах - комментарии излишни, - сказал он. И показал свою массивную, благородно-коричневую, обугленную:

- Бритиш! Дали боцману прокурить в кругосветке, слышишь, пахнет Сингапуром. Он внимательно оглядел меня, пальто, шляпу, шарф, особенно мокасины.

- Суоми? - осведомился он.

- Нет, в ГУМе.

- В переходный период надо иметь своего портного, своего цирюльника, своего дантиста, - сказал Марат. - Между прочим, закройщик-еврей из Варшавы, Гидеон Михайлович,- Могу презентовать. У меня двенадцать костюмов. А что? Я открываю шкаф и спрашиваю: "Костюмы, вы просите кушать? Нет? Висите!" Марат поиграл ключиком зажигания.

- У тебя кара все нет?

- Такси.

- Я вот выпил, оставил машину в гостях, - сообщил он. Потом завистливо взглянул:

- Не женился?. А я вот уже третьей парашют привязываю,

- Что так?

- В каждой семье бывают опусы; - отвлеченно сказал Марат. - Правда, парторг говорит: "Девку имеешь - имей! А семью цементируй. Философ... - Он засмеялся,- Живу пока на орбите, бокс оборудовал, зеркало, античное кресло, открыточки-люкс, принимаю свою солистку в авто, - Марат хохотнул. Калорийная фигура. Мужу семьдесят пять лет, семьдесят пять, повторяю. И он умирает по ней. Умирает - не то слово, посылает хризантемы, шоколадные наборы. Моя любовь! Она красивая - это не то слово. Корифейка! Это явление! Моя болевая точка.- Лицо его затуманилось. - О, рассказать мою жизнь, это роман "тысяча и одна ночь" и "тайны парижских трущоб" Эжена Сю. Я прошел огонь и воду и медные трубы, медные трубы, между прочим, фигурально

- А где ты сейчас работаешь?

- По музыкальной части, - небрежно ответил он.- Мельпомена. Слыхал? Но есть идея перейти в юридическую практику. С точки зрения мирового пульверизатора. Холодильник, между орочим, могу устроить - "Ока". Справку врачебную можешь сделать, что нужен холодильник для лекарства?