Глаша 2

Игнат молчал, хмуро глядя в окно.

– Ну, еще ты меня своим молчанием казнить, что ли станешь?

– Не стану. На все здесь твоя воля…

– Ну и женился бы сам тогда на ней.

– Я бы женился, только ты бы разве дал?

– Правильно мыслишь. Не дал бы, – осклабился Владимир.

– Вот то-то же. Сам не гам…

– Не продолжай. Захотел жениться? Я женю тебя вмиг.

– Ничего я не хочу. Поехали, твоё благородие, нас купец Белоглазов ждет.

– Не поеду сегодня никуда. Не до дел мне нынче. Принеси лучше водки из погреба и пожрать. Да, и девок к вечеру приведи пару. Или трех.

Всю неделю Махнев пил и кутил в своей бане, пытаясь унять неожиданную тоску по своей кузине.

Но, ничто не вечно в этом мире – унялись, притупились, внезапно вспыхнувшие чувства к Глафире Сергеевне, посетившие сердце нашего ветреного героя. А когда, совсем не к месту, возникал её образ в услужливой памяти Махнева, он тут же гнал его, словно старый сторож навязчивую, бездомную собачонку с барского двора.

К ночи третьего дня беглянки остановились на постоялом дворе, последнем на пути к Нижнему Новгороду. Они оплатили отдельную комнату, куда хозяйка принесла им горячего чаю, теплой воды в кувшинах и нехитрой еды – пирога с капустой и простоквашу.

– Поешь еще, – уговаривала Татьяна Глашу.

– Я не хочу, Танечка…

– Не будешь есть, как следует, быстро захвораешь. Нам надо быть сильными. Чего ты горюешь? От супостата твоего сбежали. И то – радость.

– Да…

– Я же знаю, что ты по Володечке, демону, тоскуешь.

Глаша в ответ молчала, низко опустив русую голову, по щекам предательски катились слезы.

– Таня, неужто, это навсегда? – всхлипывая, спрашивала Глаша, глядя на подругу заплаканными глазами.

– Что?

– Что мы уехали из Махнево?

– А что мы там забыли-то?

– И ты не будешь тосковать?

– А кому я там нужна? Мои родичи не опечалились, когда барыня меня с тобой отправила. А вольной даже обрадовались. Отец так и сказал: «замуж, тебе, дылда, все одно здесь не выйти. А кормить тебя я более не стану. Кормись возле господ своих». На этом и расстались. Так что, Глашенька, по мне там никто горевать не станет: была Танька, да вся вышла. Хорошо еще, что барыня слово свое сдержала и дала мне вольную. Честно сказать, уж и не ждала я милости такой от Махневых. Теперь хоть бумаги у меня все исправны, не то на первой же заставе замуровали бы Таньку твою в кутузку и били бы батогами. Ехала бы ты сейчас одна по России-матушке.

Глаша протяжно вздохнула.

В дверь их маленькой комнатки, на втором этаже постоялого дома, кто-то постучался. Глаша и Таня испуганно переглянулись.

– Может, это хозяйка? – тихо проговорила Таня, с тревогой глядя на Глашу.

Стук усилился.

Таня подошла к двери и строго спросила:

– Кто там?

– Дамы, откройте, пожалуйста, – раздался приятный женский голосок.

Таня открыла дверь, не изменив хмурого и недоброжелательного выражения лица. На пороге стояла молодая, дорого и модно одетая женщина. На ней было темно синее платье, отороченное рюшами и кружевом. Молодое лицо казалось миловидным, почти хорошеньким. Таких барышень можно было увидеть только в столице, в богатых кварталах.

– Прошу прощения, дамы, – проворковала незнакомка, улыбаясь широкой, приветливой улыбкой. – Я совершенно случайно услышала, что вы путешествуете вдвоем. Мне, конечно, крайне неловко вас беспокоить. Но видите ли, какой казус. Я зацепилась подолом за гвоздь на лестнице, будь он неладен, и распорола свое дорожное платье.

Женщина грациозно шагнула на порог и, изогнувшись в тонкой талии, показала порванный подол.

– Дамы, не найдется ли у вас с собой иголки и моточка синих ниток? Представьте, я забыла дома свою шкатулку с наперстками и нитками.

Глаша вытерла слезы, уставившись на говорящую, и на время даже позабыла о своих печалях. От гостьи исходило какое-то необъяснимое свечение. Казалось, что вместе с ее приходом, в комнату ворвался аромат праздника и ничем необъяснимого покоя. А может, это был заморский аромат ее тонких духов.

Так или иначе, на лицах наших старых знакомых – Глаши и Тани – расцвели внезапные улыбки. Куда-то улетучились, словно испарились, все тяжелые мысли последних дней. Глафира перестала шмыгать носом, а только украдкой высморкалась в платочек и смотрела на гостью, приоткрыв от удивления свой прекрасный рот.

– Танечка, у тебя, кажется, были синие нитки? – спросила Глаша у подруги.

– Были, а как же! Я запасливая, – рассмеялась Татьяна и полезла в одну из своих котомок.

– Вы разрешите, я присяду? – приятным голосом осведомилась гостья.

– Конечно! – хозяйки засуетились, освобождая незнакомке свободный стул.

Красавица приподняла юбки и грациозно присела.

– Мерси, мамзели! Давайте познакомимся, если вы не против?

Глаша и Татьяна кивнули, продолжая таращиться на даму.

– Меня зовут Глафирой, а мою подругу Татьяной, – ответила за двоих Глаша.

– Ой, как приятно! – широкая улыбка открыла ровные, ослепительной белизны зубы прелестницы. – А меня зовут… – женщина склонила на бок изящную головку, будто на минуту задумавшись. Потом хитро посмотрела на обеих девушек. Подмигнула им весело. – А зовите меня Викторией.

– Какое редкое имя для здешних мест. Вы случайно не англичанка?

– Я? – гостья хохотнула. – Пожалуй, что и англичанка. Во мне намешано столько кровей.

Глаша и Таня недоуменно переглянулись.

– Ой, месдамочки, не смотрите на меня так. Я девушка веселая и часто шучу. На самом деле, меня моя матушка так назвала после чтения одного английского романа, – и вновь комнату наполнил серебристый смех. – Роман был дрянной, а вот имя мне нравится.

Теперь Глаша смогла лучше рассмотреть гостью. Её роскошные русые волосы, с рыжиной, были уложены в красивую прическу. Девушка была довольно высока – выше Глафиры и Тани. Стройная фигура приковывала взоры. Самым красивым в ее облике был пышный бюст, поднятый кверху тугим корсетом. Кисти тонких рук увивали золотые браслеты, на длинных пальцах переливались дорогие перстни. От макушки до носок изящных ботиков эта молодая дама смотрелась настолько роскошно, что Глаша и Татьяна не могли отвести от нее любопытных глаз.

– Вот они, синие нитки! – тощая Танина ладошка выудила моточек шелковых ниток.

Таня проворно приложила их к подолу гостьи. Они были почти одного тона.

– Из меня, по правде говоря, портниха-то не очень, – гостья беспомощно и очаровательно улыбнулась. – Я, видите ли, нынче путешествую одна, без прислуги. Навещала больную подругу и вот возвращаюсь домой. По дороге, правда, ненадолго остановлюсь в Москве, а потом сразу в столицу.

– Вы из Петербурга? – с придыханием спросила Глафира.

– Да, дорогая Глашенька, вот уже несколько лет, как я живу в столице.

– Простите, Виктория, а вы какого роду, звания будете? Замужем, наверное? – спросила Глафира Сергеевна и тут же смутилась.

– Формально я замужем, – весело рассмеялась гостья. – Но живу свободно, без надзора и опеки супруга. И от супружеских обязанностей сама себя освободила.

– Как так? – удивленно встряла Татьяна.

– А если мне и без мужа живется вольно и весело? И средств у меня хватает.

– Да… уж. Вы, барышня, платье-то снимите, я вам за разговором его заштопаю, – предложила бесхитростная Татьяна.

– Ой, правда? Вы умеете?

– Уж чего-чего, а шью-то я лет с пяти, – похвалилась Таня, – за всю жизнь столько белья уштопала, что этим бельем можно дорогу уложить до самого Нижнего.

– Как это замечательно! Мне, право, неловко…

– Снимайте, снимайте. Я аккуратно сделаю – даже шва не увидите.

Рыжеволосую Викторию не пришлось долго уламывать. Она проворно расстегнула крючки и в один миг скинула с себя шуршащее, пахнущее духами платье. А сама осталась в белоснежном кружевном белье и корсете. Виктория присела на стул и вытянула вперед стройные ножки в кремовых чулках. Взгляд красотки опустился на собственные ноги и задержался чуть дольше положенного. Казалось, что девушка любуется собственными ногами или видит их впервые. Налюбовавшись, она изящно закинула одну ногу на другую и с улыбкой посмотрела на Глашу и Татьяну.